Печенье Тёмной Стороны

Особняк. Спектакль на четверых

~~~ ЧАСТЬ 1 - АГНЕЦ БОЖИЙ ~~~

VIII

Ненавижу их, блядь. Напугали до отключки. Ненавижу и хочу... того, второго. Бля, до чего же он хорош, тварь с лицом как у суперзвезды. Джим Моррисон нервно курит в переулке. В зал славы рок-н-ролла такого спиздить и...

Но хотя бы трусы сухие. Сзади и спереди. Куда мы едем? Долго что-то. Нет, не долго, просто скучно уже пыриться в окошко. Ворота, сука, и года не прошло.

Красивая домина! И сад! И огород, наверное! Зашибись! Бассейн огромный, размером с море, хочу туда бомбочкой, хочу, хочу! Ну куда в гараж тёмный, хны...

Так, морду попроще. Он вышел из тачки, сейчас меня вытряхнет. Он или брательник противный? Блядь, да почему у всех классных типов отстойные братья?! У меня, у него...

- Выходи? - а голосом спросил, будто хоронить меня уже собрался, на этом самом месте. У-ух... ну до чего же, до чего... ты... Я сам к тебе тянусь всеми граблями, как ебанутый приставала, с горячим шевелением в штанах, а ты... ты мрачняковый до усрачки, как долбаный истукан острова Пасхи. И такой же непонятный, хуй разберешь, что у тебя на уме, мокрушник. Крутой, крутецкий, я сейчас задохнусь в твоем запахе и сдохну-у-у...

* * *

Мышонок. Нет, цыпленочек. На цыпленочка похож сильнее. Желтенький. Уткнулся в меня, въехав головой в грудь, и ещё в бедро лапками вцепился намертво. Едва сдерживаю улыбку, чтобы Энджи не бесился и не думал, что это я его таким сделал. Не я. Он сам.

Душа моя, ты не хочешь понять. Смирись. Не ребенок он. Колбасит его не по-детски.

Повел, точнее, потащил трапезничать. Жерар обрадуется, заполучив ещё одного дистрофика. Но этот хоть будет есть за четверых, за сладости земные мать продаст и малую красную родину.

Ксавьер спиной сидит, отлично. Мне не нужно говорить тебе, цыпленок, что делать, не правда ли? Ты не выносишь брата, ты устроишь ему театральный выход из-под стола, в одеянии из серебристо-фиолетовой скатерти. Напугаешь его, как напугал тебя я.

Я незаметно отойду из партера в ложу. Возьму бинокль. Ведь с высоты сцену видно лучше, сразу всю.

* * *

- Ещё какао, месье? - чопорно вопросил Жерар, с готовностью наклонив кувшин к полупустой чашке оборотня.

- Нет, что ты, я же лопну, - ответил Ксавьер на автомате, полностью сосредоточенный на группе недостроенных символов, крутившихся в центре зеленоватого дисплея. Минибук не толще крыла стрекозы привычно крепился на его левом предплечье. Работал он всюду, и дома, и в дороге, в Хайер-билдинг, казалось, что круглосуточно. Трудоголик? Или поехавший гений?

Ману, наблюдавший под столом в основном за его неподвижно скрещенными ногами, обутыми в мягкие черно-розовые тапочки-сердечки, испытывал стойкое желание пихнуть его, отдавить ступни и наговорить что-нибудь из тех гадостей, которыми они потчевали друг друга всё детство. Почему он не может просто задушить его и остаться... вместо довольно-таки унизительной просьбы об убежище.

Он не придумал ни слова. И просто отогнул угол скатерти, выбираясь наружу.

- Ксавьер...

Брат не услышал, поглощенный своим супер-ботанским заданием.

- Ксавьер! - он постарался не крикнуть это. Не допустить в голосе злых визгливых ноток. И спрятать руки за спину, чтоб не было искушения со всей силы потянуть братца за волосы. Ещё раз правильно поставил голос. Громкие, но мирные и просительные интонации... от которых зависит вся его дальнейшая жизнь. - Ксавьер, я хочу остаться с тобой! Забери меня к себе, пожалуйста!

* * *

Похороны состоятся через три дня. Клан де Вриз принял мои сухие соболезнования не без ненависти, скрытой под вежливым молчанием, но и без желания мстить. Это воинствующая скорбь, как Энджи объяснил мне, которая потом уляжется в тихую и слёзную. А пока пусть внутренне потрясают копьями и желают мне самых страшных мук в аду Изменчивых. Он отличается от ада, придуманного людьми, даже стало любопытно, как он выглядит. Заглянул в библиотеку. Похож на Йотунхейм скандинавов, мертвый, холодный и пустынный. Мне нравится.

Тайно вычеркнул де Вризов из списка возможных будущих кандидатов в ELSSAD. Приемная комиссия, как всегда, не задавала вопросов. Хорошо вышколенные оборотни. Повестки по-прежнему будут слаться всем без исключения особям мужского пола, не вызывая подозрений, а «Вампирелла» пусть злобно пишет, что правила отбора ужесточились ещё больше. И забавно обвиняет меня в нечеловеческой жестокости и пристрастности, пусть. В списке осталось всего девять кланов. На нашу жизнь хватит. Нам не нужен сотенный отряд. Ещё максимум дюжина бойцов. Таких, как Бэл. Не хуже, чем Бэл.

Крики, эмоциональные колодцы, пища. О... Ксавьер очнулся и вступил в свою роль в разыгравшейся трагикомичной сценке.

- Да как ты вообще здесь оказался?! Странно, что ма с ума не сошла, обрывая телефон!

- Не звони, не звони ей! Кси, я серьезно, я из дому сбежал, херово мне там, я тут жить хочу!

- Мелкий, у меня в печенках твои фантазии, прогулы и неизлечимое желание подгадить мне! Из школы, значит, тоже сбежал? Бросить её на х**н решил?!

- Я не нарочно! Ничего я портить не хотел, Кси, клянусь! Оставишь меня, оставишь, оставишь? Обещаю, ты даже не заметишь, что я тут есть! Ну... под столом же не заметил... - он противно хихикнул. За живое задел. Умелец.

- Я ничего здесь не решаю, олух! Я живу в доме своего мужа, ты соображаешь, о чем просишь? Приютить тебя?!

- Ты же крутой-прекрутой ботан! А я-то думал... и что, тебя в любой момент могут пенделем выставить за дверь?

- Нет! - судя по секундному промедлению с ответом и растерянному тембру выкрика, Ксюне такое никогда в голову не приходило. Похоже, что Руфуса – юриста, оформлявшего ему права владения несколькими комнатами на четвертом этаже, – помню только я. Забавно.

- Ну ты и лох бездомный. Бомжара и лошара, - решив, что ловить тут больше нечего, Мануэль выпал из образа паиньки и адресовал брату самую пренебрежительную гримасу, которую только смогло нарисовать его круглое детское лицо. - Ну и куда мне теперь идти? Подскажешь, умник недоделанный? Под забором ночевать?

Цыпленочек, ты бесишься. Обнажаешь зубы, злобновато скалясь, а у меня внутри в ответ голодно шевелится Тьма. Выходит из берегов и вытягивается в тонкие изваяния, на много метров возвышающиеся над сухой землей и медленно наступающей на нее – всё ближе к тебе. У них нет лиц, но есть уродливые, похожие на мертвые ветви, руки. Они подняты от любопытства, от предвкушения. Они тянутся к тебе, вырастая и удлиняясь ещё больше. Что ты за существо, какое нежное мясо под пленкой кожи ты прячешь. Я попробую очень скоро.

Инстинкт самосохранения требует, чтоб я недвижно остался на месте, на посту наблюдателя, презирающего и брезгующего вмешиваться. Меня не должно заподозрить в ровно никаком соучастии, сейчас его проявит Ангел. Не так ли, мой разъяренный и великолепный? Я неизящно загнал тебя в эту ловушку, и тебе некуда деваться от сочувствия маленькой зеленоглазой змейке, которая ничем особо не отличается от твоей собственной. Твоя просто постарше и поядовитей.

- Тихо, - Ангел не смотрит на них. Меня буравит взглядом. Ну-ну. - Не скандальте. Хозяин особняка – не я и не Ди. А наш отец. Как рассудит он, так всё и будет. Ману, пройдешь со мной.

- Но так нельзя, Энджи! - возмутился Ксавьер.

- Жерар предлагал какао, дорогой? Допей? Пока не остыло.

- Какого черта ты игнорируешь меня?! Это мой брат, а не твой! За своим братом присматривал бы лучше, а этой мелкой обнаглевшей жопе с ручками не помешает хорошая трепка и порка!

Милая семейная идиллия. Ману выбирает не ту дверь и вместо спасительных глубин дома убегает в сад. Кси – следом. Грохот катящихся в разные стороны пустых ведерок из-под удобрений усиливается забавными воплями-угрозами: «Куда бежишь сломя голову, ну осторожнее же, бллин, дурак, я сам тебе синяков наделать должен!». Обожаю разборки в еврейском стиле.

А папа, кстати, не в розарии? Без разницы, он всегда со мной заодно.

Блистательный спектакль в столовой, так или иначе, окончен, мои аплодисменты. Спускаюсь в партер, обхожу оркестровую яму и взбираюсь на сцену, чтобы утешить последнего оставшегося актера. Краду талию Энджи себе. Силой лучше не пользоваться, но придвинуться теснее можно. Нравится? Присматривай за мной как следует, я весь твой. «Брат». Хотел бы сказать «люблю», но чувствую себя обвиненным во всех смертных грехах извращенцем. Ещё дополнительно придавлен чужой, противной и невероятно ханжеской моралью. Ты такой красивый, такой правильный и симметричный, потому что папа – законченный псих-эстет. И я влюблен во всё это ненормально. Но себя я красивым не вижу. То есть себя я вообще не вижу. Только тебя.

- Хэлл изучает мутацию? - произнес Ангел тихо и как будто безразлично. Не хочет говорить о моём обмане. Не хочет погружаться в мою Тьму. А вот придется.

- Отщипнул кусочки тканей и слюну, пока свежая была. Но много взять с трупа Калеба не мог. Чтоб родственники не зудели.

- А с людьми закончил?

- Да.

- Что там?

- Почему просто не вынешь последние донесения об операции из моей головы?

- Потому что ненавижу я тебя сейчас, - прошептал он ожесточенно и заразил клокотавшими чувствами. С ума сошел возбуждать меня так. Обрывком своего участившегося дыхания я смел с угла стола тарелки и бросил Энджи туда плашмя. Уложил, допустим, грубо. Его волосы великолепно оттенили скатерть. Осталось пристроиться сверху.

Ты боишься насилия, душа моя? Именем Матери я никогда его не повторю. Мы прилипли друг к другу через телесные и одежные барьеры, беспокойно дышим в унисон, наша мнимая плотская связь сейчас не делает нас уязвимыми, прошу, забудь. Да, в другое время голой и потной необузданности я понемногу терзаю тебя и поглощаю, но у нас нет выбора, мы переплетены самим Равновесием в сдобный эротический крендель, присыпанный крупными кристалликами соли. Ты чувствуешь его вкус во мне? Хлеб... Для тебя это – ароматный свежевыпеченный хлеб. А для меня – острый и манящий запах крови, брызжущего под пальцами сырого мяса. Кусай меня, пока я жру и выпиваю тебя, твой ненавидящий поцелуй, твой любящий рот. Только вместе мы высший идеал и венец всего. А по отдельности – праздно шатающиеся и скучающие в мире людей боги.

- Что ты сделаешь с мальчишкой? - спросил Ангел, напрягшись, пока я заново рисовал языком капилляры на его нежном ухе.

- Затащу в морг и трахну. Ничего особенного.

- Бросишь одного среди вонючих трупов?

- Ну хоть умирать он при этом не будет.

- Слабо верится...

- Не приезжай спасать его. Пусть сам разбирается с последствиями необдуманных желаний.

- Ты хочешь насолить Ксавьеру?

- Не ему, только самому Ману. Преподам жизненный урок. Поверь, это лучшее, что случится с ним.

- И худшее тоже.

- Одно другому не помешает.

- Когда?

- Не скажу. О мутациях тебе всё ещё интересно?

- Ты же не трахаешься ни с кем, кроме меня. Или меня и Кси.

- Кое-кто из наших бойцов другого мнения.

- Тише...

- Больше не любишь меня болтливым? Для тебя одного я такой.

- Юс, всё. Я понял. Погубишь мальчишку, а мне запретишь вмешиваться, триумф, реки слёз, новое клеймо ублюдка и сволочи. Давай о мутациях.

- Твой ублюдок и сволочь видел будущее. Оно неточно и размыто, но Мануэль ни в какой палисандровый гроб коней не двинет, а захочешь – так вообще занозой в твоей заднице станет.

- Мутации, Юлиус.

Я посмотрелся в холодную синюю воду его глаз. Искупаться бы в ней нагишом... и замерзнуть. Но не получается замерзнуть. В толще воды этого озера пылает чертова сверхновая.

- У человеческого мозга богатая и сложная начинка, но хлипкая допотопная структура шарниров и сочленений. Как карточный домик, держащийся на соплях и давно высохшем канцелярском клее, мозг уязвим и шатко покачивается на одной глиняной ноге. Хайер-билдинг не промах, быстро нащупывает слабые местечки, начинает растворять мосты и перешейки между мозговыми отделами и тормозить работу синапсов. Клетки белого вещества деградируют, отказываясь питаться через кровоток, и разрушаются первыми, серое вещество видит это, но крутит пальцем у виска, продолжая исправно обедать, поэтому никакого слабоумия, припадков и вспышек безумия у подопытных как бы не наблюдается – пока не завершится деструкция в других местах, например, в соединительных тканях. Организм, борясь с внезапным отмиранием, одновременно провоцируется на что-то вроде рака, чтобы восстановить потери. Псевдораковые клетки разнообразны, хаотичны и лезут из самых неожиданных мест. Очаги нестабильны, то исчезают, то перемещаются по телу. Поэтому облик мутировавшего человека вечно такой уродский. То на помесь козла с миногой похож, то на жабу бородатую. Ну а связь с душой... сам знаешь, не люблю я об этом. Но, да, Хэлл подтвердит, мутант становится отражением собственных отвратительных фантазий об идеале, антиидеале, мечте кого-то зарезать, обидеть, подсидеть, подчинить, потереться жопой или на лицо кончить. Все сокровенные грязные мыслишки выходят боком в виде веселых кочующих клеток. Умирает больной обычно от перелома шейных позвонков, великодушно подаренного мной. Естественных биологических причин для смерти нет: ни остановка дыхания, ни отказ сердца деграданту не грозит, видоизмененные ткани и тканевые наросты хоть и родственны раку, но не приводят ни к каким метастазам и служат раздражающе долго.

- А Перевертыши?

- У инженера непочатый край работы с ними. Я сам знаю только то, что уже вычеркнул с пометкой «некролог». На стадии улыбающегося стажера, к сожалению, мозговых маркеров нет. Но кое-что уже всё-таки есть: у некоторых кланов замечены архаичные гены, отвечающие за чисто животное поведение, выключенные, так сказать, пассивные. Время от времени они активируются во время зачатия нового хорошенького оборотня и выстраивания хромосом для репликации. Тогда и происходит хреновое. С мозгом человека при этом сходства не появляется, головы крепкие, шарниры надежные. Зато появляются дополнительные инстинкты, подпитываемые гормонами, подленькие желания, разный балласт. Там подгадить, тут поднасрать. Хайер-билдинг чувствительно реагирует на такого потенциального отброса, и его мутация – вопрос времени. При этом в группе риска у оборотней – единицы на каждый содержащий вредные гены клан. Можно выучить сто бойцов, и только сто первый повторит судьбу Калеба. Но ты прекрасно знаешь, что я никем не буду рисковать даже в доле процента, раз уж опасность засекли и взяли в рамочку. Работать на других менее экстремальных должностях в небоскребе запрета не появится, зато я хоть буду уверен, что если они озвереют, обезвреживать их прибегут надежные ребята. Шанс остаться здоровым высок даже у последнего засранца, если он торчит в Хайер-билдинг не круглые сутки. А вот у людей шансов нет и в помине: архаичные гены лежат в основе их хромосомного набора и составляют большую его часть. Поэтому их мутация неизбежна: всякий раз счет идет на недели или даже дни. Очень недолго их сомнительная внутренняя чистота будет защищать подступы к гнилому и плесневелому.

- Значит, мы никогда не сможем принять людей на работу?

- Сможем. Но не в Хайер-билдинг. Или мы заставим их пройти другую мутацию, уничтожая строго выделенные и разукрашенные фрагменты генов. Сложная ювелирная работа, на нее уйдут годы под наблюдения и тесты. В принципе, можно попробовать и начинать хоть сейчас, но на оборотнях я экспериментировать с этим категорически отказываюсь. Довольно и того, что мы испытываем на них новые лекарства, активные белки, электронные чипы, контролирующие сновидения, и экспериментальные наркотики. Впрочем, им почти всегда нравится и идет на пользу.

- Я слышал пару жалоб в больнице. Однако там с недовольными ловко разбирается Аморес, до письменных обращений в суд дело не доходило. Жерар не убирал вино? Налей мне...

И это всё? Довольный отчетом, ты как будто забыл о Ману, душа моя. Секс в знак примирения мне не нужен, но я хочу ещё немного твоего возбуждающего, пряного и острого тела. Просто не шевелись, побудь невинным украшением банкетного стола. А я аккуратно расстегну «молнию» твоих штанов, пока ты жадно утоляешь жажду... и тоже утолю жажду. Ртом заберу свою награду.