ПОМОГАЙКА

ТИБЕТСКАЯ МЕДИЦИНА

Туристов повезли в центр тибетской медицины, где, как пообещал Рома, тибетский лама по пульсу определит все болезни и порекомендует лекарства от них. Везли их долго, центр находился где-то на задворках города. Когда их ввели в зал, оказалось, что там уже сидят туристы двух или трех групп. Солидный китаец сделал небольшой доклад о последних достижениях китайской медицины. Потом миловидные китаянки в белых халатиках разнесли туристам лечебный чай. Чай напомнил Калине раствор фурацилина, которым мама заставляла полоскать ее горло в детстве. Он был такого же насыщенно-желтого цвета, соседу справа при взгляде на чай показалось, что по цвету он не отличим от мочи. Миловидная китаянка стояла рядом и с милой улыбкой предлагала Калине отведать чая. Калина зажмурилась и… выпила чай. На вкус чай оказался ничего, даже довольно приятным. Сосед справа тоже распробовал чай и даже попросил добавки, на что миловидная сестричка ответила отказом, строго покачав головой. После того как все присутствующие в зале выпили чаю, в зал вбежали молодые люди в фартуках. В руках они держали тазики с горячей водой. Поставив перед каждым туристом по тазику, молодые люди стали убеждать не готовых к такому повороту дела людей снять обувь и опустить в тазик натруженные ноги. Калина сразу же согласилась. По сравнению с подозрительным чаем, парка ног в тазике не казалась женщине чем-то из ряда вон выходящим. Таня сердито отпихивала руки совсем молодого, почти мальчика, китайца, а Калина не сопротивлялась. Ее молодой человек подождал несколько минут, пока ноги у Калины распарятся, а потом начал их массировать. Калина чуть не застонала от блаженства, но вовремя сдержалась. После столь энергичного омовения ног, туристов одного за другим стали уводить в маленькие кабинетики, которые находились рядом с залом. Калину увели одной из первых. Пожилой китаец в национальной одежде долго высчитывал что-то по пульсу женщины, потом попросил показать язык, вывернул веки и через переводчицу перечислил болезни, которыми предположительно болела Калина. Порекомендовав от этих болезней чудо-лекарства, он велел переводчице дать список этих лекарств Калине. В кабинете повисла напряженная тишина. Калина прочитала и задумалась! Однако цены на лекарства кусались! Калина уже хотела достать деньги, но остановилась, решив посоветоваться с Таней. Последний случай, когда Калина решила что-то сделать самостоятельно, дорого ей обошелся! Пробормотав, что она, Калина, подумает, женщина выскользнула из кабинета и вернулась в зал. Таня сидела в сторонке, сердито нахохлившись.

— Ну что он тебе сказал? — глядя с подозрением, спросила она.

— То, что я и так знаю! Сердце пошаливает, сосуды плохие, печень жирная.

— Что? — удивилась Таня. — Так и сказал?

— Да, — невозмутимо повторила Калина, — так и сказал: жирная печень.

— А что это значит?

— Не знаю, я задала доктору тот же вопрос, он долго что-то объяснял, в конце концов, все свелось к тому, что надо купить лекарство от жирной печени.

— И ты купила? — снова впадая в подозрительность, спросила Таня.

— Нет, — ответила Калина.

В зал стали возвращаться туристы, бережно прижимая к груди разноцветные коробочки с лекарствами, цена которых для какого-нибудь среднего китайца стоила бы целое состояние.

Так как в руках у Калины ничего не было, комментарии оказались излишними. Увидев это, Таня оттаяла и сказала:

— И я ничего не купила. Тибетский лама почти правильно назвал все мои болезни, я уже полезла за кошельком, но вдруг поняла, что главного заболевания он не назвал.

— Какого?

— Он не сказал про искривленную носовую перегородку!

— А что, у тебя есть такое заболевание?

— А ты думала! Это очень серьезное заболевание. Посерьезнее твоей аллергии. Кстати, про аллергию врач тебе что-то сказал?

— Нет.

— Ну вот видишь, а еще я ему сказала… — что и кому сказала Таня, Калина не услышала, потому что одна из руководителей группы громовым голосом скомандовала своим туристам строиться на выход. Именно так и сказала: «На выход!», и самое интересное, что туристы из этой группы восприняли эти слова на полном серьезе и двинулись строиться. Никто не засмеялся, все сохраняли серьезные лица. «Это надо же так выдрессировать людей, — удивилась Калина, — никаких попыток к сопротивлению!»

Тем временем Наташа подошла к подругам и раздраженно сказала, что ждет их в автобусе.

Калина задумчиво посмотрела вслед женщине. Странно, она первый раз видела всегда выдержанную Наталью в таком состоянии.

Когда сели в автобус, стало понятно, из-за чего у Наташи испортилось настроение. Она поругалась с Ромой. Молодой китаец-экскурсовод отлично говорил по-русски. Он закончил в Хабаровске какой-то техникум и теперь учился во Владивостоке, в университете. Но знание русского языка не изменило загадочную восточную душу молодого человека.

— Я на твоей группе ничего не заработал, — выговаривал Рома Наташе, — на шелковой фабрике только одна туристка купила кимоно, на фабрике жемчуга вообще никто ничего не купил.

— Зато с чайной церемонии мы вышли с покупкой!

— Ага, две маленькие пачки чая!

— Ничего себе, — начиная закипать, закричала Наташа, — две пачки! Каждая по цене четыреста юаней! Это же не простой чай, а чай для похудания!

— У нас не бывает простых чаев, — парировал Рома, — они все для какой-то цели!

— А сегодня, — начала было Наташа, но Рома ее перебил:

— Сегодня, — обиженно надув губы, проговорил он, — я услышал, как ты советовала своим туристам быть настороже и не торопиться брать лекарства!

— Да, — согласилась Наташа, — и не вижу здесь ничего плохого! Я никому не запрещала, просто посоветовала перед тем как купить что-то, хорошенько подумать! В конце концов, — примирительно проговорила она, — они всегда могут заказать это лекарство у тебя! И если это случится, ты получишь свой процент! Ведь ты же не просто так притащил нас сюда, хотя в программе не было посещения этого центра.

Ужинали в ресторане «Пекинская утка». Было много жирного и спиртного. Официант приносил нанизанные на вертел, все новые и новые сорта мяса. Пиво, как всегда прилагалось, бесплатно. Таня углядела своим зорким глазом в общем зале несколько контейнеров с соком. Вооружившись двумя стаканами, Калина двинулась к вожделенной жидкости. Наливая сок, она чуть не наступила на махонькую китайскую девочку. Русские сидели в кабинке, а китайцы пировали прямо в зале. Вероятно, было какое-то торжество, потому что за столом собралось очень много довольных друг другом китайцев. Наверное, торжество было особенным, потому что китайцы привели с собой детей. До этого Калина никогда не видела, чтобы в ресторан брали с собой детей. Дети бегали между столиками, шалили, кричали, но никто их не одергивал и не шипел родителям: «Уймите своих детей!». В общем, во всем царила гармония и согласие. Настроение у Калины резко подскочило. Она улыбнулась детям. Медленно наливая сок, она с удовольствием наблюдала за детьми. Увидев, что за ними наблюдают, дети начали еще больше шалить, выкрикивать какие-то слова, корчить рожицы. К сожалению, Калине нельзя было сесть в зале, а из кабинки детей было не видно. Еще раз улыбнувшись детям, Калина поплелась в кабинку, к взрослым разговорам и проблемам. Несколько озорников побежали за Калиной следом, но, увидев столько русских, они испугались и кинулись назад. Чтобы продлить удовольствие, Калина еще несколько раз ходила за соком. Дети уже перестали обращать на нее внимание, зато обратили внимание взрослые. Один особенно предупредительный официант предложил Калине сесть прямо в зале, поставив стул в нише, где не было столиков, но зато был виден весь зал. Это пришлось очень кстати, потому что началась концертная программа. Двое юношей, сменяя поочередно друг друга, начали концертную программу. Песни были медленными и лиричными. Голоса парней звучали так чисто и звонко, что у Калины на глазах выступили слезы. Первое отделение длилось полчаса, потом мальчики пошли отдохнуть. Через десять минут песни зазвучали снова. В общем, вечер удался. Калина забыла предупредить Таню, что сидит в зале, и группа чуть не уехала без нее. Но конечно, этого не могло произойти, ведь верная Таня всегда была на страже.

Следующий день был свободным. У тех, кто был в Харбине не первый раз, Таня уже разведала, где можно купить дешевые и качественные вещи. В центре Харбина был магазин, построенный до революции нашим предпринимателем Чуриным. Многое изменилось за эти годы в Харбине, но этот магазин стоял в первозданной красе. Рядом с магазином была сеть соединяющихся между собой подземок. Таня попала в свою стихию: она торговалась, хитрила, улыбалась, спорила с продавцами. Когда торговля заходила в тупик, Таня делала вид, что уходит. Продавцы кричали ей вслед: «Подожди, подлюка!», что значит: «Подожди, подруга!». Таня возвращалась, и торг начинался снова. Заканчивался торг всегда в пользу Тани. Калина тащилась за подругой, не смея пожаловаться на усталость. Наконец ей настолько надоели эти бесконечные ряды джинсов, пуховиков, обуви и прочего, что она решительно села в кресло, которое стояло посреди торгового зала, и дала себе честное слово, что не тронется с места, пока Таня не купит все, что запланировала. Да, кстати, администрация отеля со скрипом, но возместила ущерб, поэтому Тане было сейчас на что разгуляться! Женщина была почти счастлива, что так получилось! Сейчас она могла приобрести вещи в три раза дешевле, чем в Суньке, и в десять раз качественнее. Через зал гордо прошествовал малыш лет двух, мама с бабушкой шли чуть поодаль, гордые за свое сокровище. Заинтересовавшись, Калина взглядом проводила счастливую троицу, они свернули в ту часть подземки, которая давно притягивала взгляд Калины, переливаясь красно-сине-зелеными цветами. Калина подошла к Тане и сказала:

— Тань, ты пока здесь торгуешься, я посмотрю кое-что для себя! Я здесь недалеко, за углом!

Но Таня, увлеченная очередным торгом, лишь досадливо отмахнулась от Калины. Калина двинулась туда, где звенели, отдаваясь эхом от мраморных стен подземки, детские голоса. Эта подземка была раем для детей и их счастливых родителей. Вещи и игрушки, которые здесь были выставлены, были предназначены для детей в возрасте от года до четырнадцати лет. Быстренько выбрав вещи для Максима, Калина подошла к той стороне подземки, где продавали вещи для девочек семи-двенадцати лет. То есть, как раз для того возраста, в котором прибывали сейчас юные артистки, которые занимались в кружке Калины. Дети, занимавшиеся у Калины, были разного социального положения, была даже внучка бывшего мэра, но преобладали дети из малоимущих семей. Родители этих детей не могли себе позволить такую роскошь, как костюмы для концертов. Вот так и получалось, что на сцене дети стояли одетые кто во что горазд. А ведь пятьдесят процентов успеха всякого коллектива — это костюмы. Глядя на чудесные платья, юбочки и кофточки, Калина размечталась, как шикарно будут в них выглядеть ее дети. Всех детей, кто приходил к ней в кружок, она называла про себя своими. Продавцы окружили Калину со всех сторон и начали предлагать свой товар, выворачивая платья и кофточки наизнанку, с гордостью показывая качество товара. Шум стоял адский! К тому моменту как в зал ворвалась Таня, Калина успела купить десять блузок, десять юбок, десять одинаковых заколок-бантов. Платья она купить пока не смогла, мелкие деньги у нее кончились, а крупные были спрятаны, пардон, в интимном месте, и достать их здесь она никак не могла.

— Ты что, с ума сошла? — схватила ее за руку Таня. — Ты кому столько накупила? Катьке?

— Ну.…И ей, в общем, тоже! — согласилась Калина.

— Как это — в общем? Ты что — опять ученикам своим набрала? Да ты что? У них же свои родители есть!

— Родители есть, а денег у родителей нет! У Вали и Пети мама работает ночной нянечкой в саду, у Даши и Ксюши вообще сейчас не работает, а папы у них нет! А Аленушка, ты же знаешь Аленушку, она поет, как ангел, ты же слышала ее — вообще осталась без родителей, ее воспитывает бабушка!

— Ну хорошо, ладно, не дави на жалость! Помнишь, когда ты прошлый раз набрала в Суньке подарков на призы, я согласилась, даже свои деньги добавила! Я помогла тебе, когда ты за свой счет купила музыкальный центр в клуб, я согласилась, когда ты из Суньки везла самовыжимающуюся швабру для клуба — ну нет у вас уборщицы — куда деваться! Но сейчас ты уже превзошла сама себя! Тебе что — деньги девать некуда?

— Нет, Таня, — возразила Калина, — ты не понимаешь!

— Это ты не понимаешь, — ласково погладив подругу по голове, проговорила Таня, — нас с этим грузом не пропустят, подумают, что помогаечный! У тебя же все вещи одинаковые!

— Ну предположим, не все! Несколько кофточек разных размеров. Раскидаем вещи по разным сумкам, вот и вся проблема!

— Калинка-малинка, что же ты творишь, — покачала головой Таня, — тебя что, совсем нельзя одну оставить?

Калина злилась редко, но тут разозлилась всерьез.

— Нет, Таня, не надо со мной так говорить, — обиженно скривилась она, — я давно уже совершеннолетняя и деньги трачу свои! И не надо притворяться, что ты не такая же, как я! Вспомни, когда в Беслане произошло несчастье, ты всю свою зарплату за месяц, в фонд помощи отослала, опустошила свой гардероб и Ксюшкин и отправила все посылкой в Беслан.

Упомянув дочь Татьяны, Калина осеклась и виновато замолчала. Ксюша, дочь Татьяны, жила сейчас в Австралии с бывшим мужем Татьяны и его новой семьей. Измученная вечным альтруизмом матери, тем, что из ее, девичьего гардероба исчезают любимые вещи, которые мама, не задумываясь, отсылает в какие-то фонды помощи то детей, то взрослых, девушка неожиданно дала согласие на переезд отцу, который уже много лет жил в Австралии и настойчиво звал дочь к себе. Ксюша уехала на разведку, клятвенно пообещав матери не принимать чужого гражданства и остаться патриоткой и гражданкой России.

Поймав такси, наши дамочки, нагруженные пакетами, пакетиками и пакетищами, погрузились в салон и отправились назад, в отель. Сегодня был последний день в Харбине. В двенадцать часов всем туристам предписывалось перейти в транзитные номера. Так как у Тани с Калиной был люкс, то есть огромнейший номер с окнами на набережную Сунгари, шестеро туристов переместились к ним в номер. Впереди был еще целый день, поэтому, упаковавшись, Калина и Таня со спокойной душой отправились гулять по «Парку Сталина» — такое гордое название носила набережная. Следующим номером программы была прогулка по Арбату, так в просторечье именовалась длиннейшая пешеходная улица, начинающаяся в нескольких метрах от площади около Сунгари. Вдоль улицы стояли различные кафешки и магазинчики с русскими матрешками, соболями, водкой и шоколадом «Альпен Гольд». Раньше в особнячках, где сейчас все это располагалась, жили русские. Китайцы любовно сохранили стиль этих домиков. Утомившись, подружки зашли в небольшую кафешку пообедать, а попали… в музей. Первое что бросалось в глаза при входе в кафе, это табличка «Музей русской жизни в Харбине». Комната была достаточно большой, но все равно ее не хватало, чтобы вместить все реликвии, которые китайцы напихали сюда. Все четыре стены были увешаны фотографиями. А в центре, над камином, висел большой портрет красивой дамы, вероятно, хозяйки этого особняка в прошлом. В комнате стояли два пианино, несколько застекленных шкафов, старинные часы с тремя гирьками. В одном из шкафов было много старых фотоаппаратов различных марок. В другом — старинная посуда, которой, вероятно, пользовались еще хозяева особнячка. Комната раньше служила гостиной. В открытом шкафу стояли бутылки от спиртного. Бутылкам, как и всему в этой гостиной, были не меньше пятидесяти лет, но, маловероятно, что, будь хозяева особнячка живы, они устроили бы такую выставку в комнате, где принимали гостей. Так же, как выставка фотоаппаратов, шкаф с бутылками был фантазией китайцев, владеющих сейчас этим домом. Все углы комнаты были плотно заставлены полочками для газет и журналов, торшерами, какими-то пуфиками и старинными стульчиками без спинки. Но, конечно, главной достопримечательностью кафе были фотографии. Их было множество. Стены были так плотно увешаны ими, что пустого пространства совсем не осталось. Таня листала меню, а Калина рассматривала фотографии. Было много фото, рассказывающих о страшном наводнении и людях, которые боролись с ним. Так как здание стояло недалеко от Сунгари, его стены, наверное, хорошо помнили это наводнение. Но главной достопримечательностью этих фотографий, конечно, были люди. Красивые женщины в белых платьях, с короткими вьющимися волосами, элегантные господа в шляпах, пенсне и без них. Различные застолья, семейные праздники. На одной из фотографии было снято свадебное застолье. Судя по всему, застолье проходило в этой самой гостиной. Гостей было человек тридцать, по крайней мере тех, кто попал в кадр. Фотография была на удивление четкой, лица гостей и новобрачных были видны очень хорошо. Вглядевшись еще раз в фотографию, Калина присвистнула. Она уже видела эту парочку, этих счастливых мужчину и женщину. Но на той фотографии, которую она видела, мужчина и женщина были уже с детьми и время оставило след на их лицах. Речь шла о той фотографии, которая осталась во Владивостоке, и из-за которой подруги оказались сейчас здесь, в самом сердце Китая. Калина подошла к подруге, чтобы поделиться своим открытием, но Тане как всегда было не до нее. Она выясняла у китаяночки, обслуживающей их столик, из чего сделан салат, указанный в меню. Китаянка плохо говорила по-русски, честно говоря, она вообще не понимала ни слова. Подошел хозяин кафе. Он знал несколько десятков слов по-русски. Таня задала и ему свой вопрос. Китайцы ушли в ту половину дома, которая раньше, вероятно, служила спальней и другими вспомогательными помещениями. Через несколько минут китаянка появилась с ворохом овощей в руках. Она показала Тане морковь, картофель, огурец, помидор, баклажан, несколько наборов перца и пантомимой изобразила, что все это нужно порезать и перемешать. Таня благосклонно кивнула. Официантка отправилась на кухню делать заказ. Когда Таня бросила вопросительный взгляд, готовая выслушать новость Калины, запал Калины уже иссяк, и она начала сомневаться, что на той фотографии, которая осталась во Владивостоке и на этой, изображены одни и те же люди. Посмотрев на Таню, она улыбнулась и ничего не сказала. День пролетел необычайно быстро. Настал вечер. Непонятно с чего подобревший Рома решил до ужина побаловать туристов еще одним красивым зрелищем. Показать Софийский собор вечером. В тот день, когда женщины были вынуждены пропустить экскурсии, туристов уже возили к Софийскому собору. Но тогда был день, шел дождь и никто не оценил величественные линии одного из немногих сохранившихся в Харбине соборов, а ведь до революции, да и после, до сороковых годов, церквей и соборов в Харбине было очень много, чуть ли не «сорок сороков». А теперь остался только один этот. Собор и площадь вокруг него были великолепно подсвечены. Это было волшебное зрелище! До закрытия собора оставалось двадцать минут, и Калина решила войти внутрь. Служитель направил ее к кассе. Уплатив двадцать юаней, Калина вошла с благоговением в душе. Ей захотелось перекреститься, но вокруг были одни китайцы, и она не решилась. Фрески на темы церковного писания соседствовали с разрушенными участками потолка. Это было вверху, а внизу все стены были завешаны фотографиями. Торопясь осмотреть как можно больше фотографий, Калина сделала несколько шагов к стене, наиболее густо завешанной фотографиями. Что-то зацепило ее внимание, она подошла ближе и не поверила своим глазам. На стенде было несколько фотографий, с надписью «Фотосалон Соболева». Люди улыбались в объектив неестественными улыбками, смотрели серьезно и хмурились, а Калина всматривалась в лица людей и размышляла, о чем же думали на самом деле эти люди, стоя и сидя перед объективом старинного фотоаппарата. Среди прочих была и фотография той семьи, которую Калина уже видела на другой фотографии. Только на этом фото кроме мужчины, женщины, двух девочек и мальчика была снята китаянка с дочерью на руках. Двадцать минут прошли как одно мгновенье, китаец подошел к Калине и, показав на часы, пригласил ее на выход. По дороге в гостиницу, Калина подумала, что мужчина и женщина, вероятно, оставили заметный след в жизни города, если в двух совершенно разных местах, она встретила изображения этих людей. Сумки и баулы были уже погружены в автобус, так как после ужина туристы должны были сразу отправиться на вокзал. Поезд отходил в двадцать один тридцать. Вокзал гудел, как улей. Вокруг кричали, пели, говорили по телефону, курили, пили пиво китайцы, готовые тронуться в путь. Людей было так много, и они так шумели, что команды Ромы тут же тонули в гуле и грохоте. Чтобы туристы не потеряли его в толпе, Рома держал над головой искусственный цветок, розу. Музыкальный голос дикторши что-то прочирикал по громкой связи, Рома обрадовался и вздохнул с облегчением, еще больше он обрадовался, когда на вокзальном табло замигала надпись, приглашающая к посадке пассажиров, следующих рейсом «Харбин — Суйфэньхэ». Калина с Таней замыкали колонну из русских туристов. Китайцы толпами двигались во всех направлениях одновременно, и было тяжело соблюдать какое-то подобие строя. Но русские туристы старались изо всех сил. Колонна под предводительством Ромы медленно двинулась мимо контролеров. Какой-то особенно ретивый китаец налетел на Калину и, якобы нечаянно, толкнул. Женщина чуть не упала. Изобразив смущение, он подал Калине руку, чтобы помочь подняться. Миг — и китайца уже рядом не было, зато в руке у Калины оказалась записка. В ней оказалась угроза: «Зря ты со мной так поступила! Но погоди, мы еще встретимся!». Но это было еще не все. В записку был вложен маленький сверточек, завернутый очень тщательно. Калина развернула его и попыталась закричать, но горло мгновенно отекло и отек перекрыл воздух. В сверточке лежал женский палец с запекшейся кровью. От этого зрелища у женщины помутилось в глазах, и она начала падать. Таня, которая всегда была настороже, успела подхватить Калину до того, как женщина опустилась на грязный пол вокзала.

— Что, плохо, Калинушка? — заботливо поддерживая подругу, спросила она, — он тебя сильно толкнул? Погоди, я сейчас… Рома, иди сюда, — неожиданно громко закричала она, — что же это у вас делается, а?

— Нет, Таня, не кричи, пожалуйста, не поднимай шума, — испуганно прохрипела Калина, — будет только хуже! Надо уезжать отсюда быстрее!

— Он что, тебя ударил?

— Нет, нет, это все пустяки! Просто дай мне воды, таблетку запить!

— Что? Опять аллергия? Опять запах? А ты еще мне говорила, что это аллергия на плохих людей! Просто лечиться тебе давно надо, к врачам вовремя ходить!

— Танечка, — прошептала Калина, — мне бы только в поезд сесть! Таня, — вдруг закричала она, — где то, что было завернуто в записку?

— Какую записку? — удивилась Таня, — Я не видела никакой записки! Мерзкий прикол видела, а записки нет!

— Какой прикол?

— Ты отключилась на несколько секунд, и у тебя из рук выпал какой то маленький предмет! И где ты только такую гадость купила? Просто как настоящий!

— Что? О чем ты говоришь?

— Да о пальце резиновом! И когда ты только успела его купить? Видела я эти магазинчики для розыгрышей, но никогда не думала, что ты…

— Таня, — умоляюще просипела Калина, — поверь мне, ничего я не покупала! Человек, который толкнул меня, всунул мне в ладонь записку и этот палец! Я думала — он настоящий! От человека шел запах, понимаешь, запах!

— Да понимаю я, понимаю! — рассеянно проговорила Таня, — это уже наваждение какое-то, эти запахи! Может, тебе к невропатологу сходить?

— И невропатолог вылечит меня от тех, кто посылает мне записки?

— Да где она, эта записка? — машинально спросила Таня, располагаясь в плацкарте. Сегодня женщинам повезло, у них были нижние полки.

— Я думала ты ее подобрала.

— Нет, на полу лежал только палец. Записки не было. Ура, мы поехали! — засмеялась женщины, — так что там было написано?

— Там были угрозы и обещание, что мы еще встретимся!

— Все, Калина, мы едем домой! Выбрось все из головы и успокойся! Там уже ученики твои по тебе соскучились, и Максимка ждет подарков! Спокойной ночи, подруга!