Осень бедствий

Глава 3 - продолжение/1

***

Прасковья Ивановна смотрела на лучину.

Руки сам собой вытягивали шерстяную нить, пряли кудель, горела лучина, а мысли были темные, печальные…

Солдатка ни вдова, ни мужняя жена, оно и верно. Не судьба, а слезы горькие. Ни денег, ни счастья, ни мужика в доме…

Шесть лет прошло, как забрали Ванечку в солдаты.

Шесть долгих лет.

Только три раза на побывку и приезжал, вот, на печи Вася да Ванечка спят…

По губам женщины скользнула горькая улыбка.

Говорят же, солдаткиным ребятам вся деревня – отец. Если бы…

Нет у них отца. Мать одна, а много ли она сделает? В том году прибрала лихоманка свекра со свекровкой, а матушки у нее и до того не было. Отец после ее смерти еще раз женился, так мачеха падчерицу невзлюбила. И то – где ж вы другое видели?

Может, оно и бывает, что чужих детей, как своих принимают, но редко. Очень редко…

Братья-сестры помогали, да чем тут поможешь? И лихоманка село проредила, и свои семьи у всех, да и небогаты они…

Чтобы на земле разбогатеть, надо пахать, не разгибаясь. Земля потом поливается, тогда на ней все и растет. Да и вырастет…

Мало за землей ходить, мало скотину кормить, ты еще поди, продай все, да налоги заплати, да выкупные, да…

Надрываются крестьяне, а только долг на долг растет и растет… и конца-края ему не видно. А чем детей кормить?

Прасковья и так никакой работой не брезговала, и за скотиной ходила, и стирку брала, и в поле пахала-сеяла… да только много ли наработаешь, когда даже лошади нет? У соседа брать приходится, а тот еще и намекает…

Чуяло Прасковьино сердце, придется ей и на последнее унижение пойти.

Ради детей…

А узнает кто?

Ворота дегтем вымажут! По селу не пройдешь…

А дети у нее на руках от голода пухнуть станут? И так уж какими муками их растит….

Да и Ванечка, муж любимый…

Надолго ли та любовь сохранится, когда детей кормить нечем?

Оно понятно, что мужикам тоже тяжко, а женщинам?

Да вдвое!

Им не воевать, им детей растить, сохранять и сберегать. Они не только за свою жизнь отвечают…

И капают медленно слезы на кудель. Одна за одной, одна за одной…

Когда в окошко тихо постучали, Прасковья не сразу поняла, что происходит. Встала, приоткрыла ставню…

Стекла?

Были бы! Дорого это, не по карману, окно бумагой затянуто…

 - Кто там?

 - Я одна. Пустите, люди добрые, я вам добром отплачу.

И под бумагу проскользнула серебряная монета.

Прасковья поглядела на нее дикими глазами, а потом…

Потом схватила монету, сунула в самый надежный дамский сейф – и кинулась к двери.

Таких гостей отваживать не надо. На эту монету она столько всего детям купит… и муки на зиму запасти можно будет, и овощей прикупить…

Засов приподнялся, дверь скрипнула, приоткрываясь, и в дом вошла… женщина.

Но какая!

Прасковья в шоке уставилась на гостью.

Та была невысокой, худощавой, темноволосой, а еще…

Она была одета в брюки и рубашку. И куртку поверх… да разве ж бабы так ходят?!

Яна, а это была именно она, огляделась.

 - Хозяюшка, скажи, лекарь какой в селе есть?

И в ладони Яны сверкнул рубль, лишая бедную женщину всякого соображения.

***

 - Мамань? – вякнул с печи Ванечка-младшенький.

Яна прищурилась.

 - Сын?

 - Сыновья, - кивнула Прасковья.

 - А еще кто?

 - Простите, тора?

Прасковья не поняла, о чем ее спрашивают, и Яне пришлось разъяснять.

 - Ты и ребенок – вся семья?

 - Н-нет, тора. Еще сын есть.

 - А муж?

 - В солдаты забрали.

 - Другая родня?

 - Одни мы живем, тора.

Яна хмыкнула. А кажется, жизнь налаживается?

 - Держи. Деньги тебе, в любом случае пригодятся.

И в ладонь женщины лег еще один полновесный рубль.

 - Благодарствую, тора…

 - Яна.

 - Тора Яна?

 - Зови просто Яна, тор сейчас не любят.

Это Прасковья поняла. Нет, никак не любят… Но…

 - Как же я так…

Сомнения женщины разрешил еще один рубль, положенный в мозолистую, корявую от постоянного труда, ладонь.

 - Яна….

Яна улыбнулась.

Деньги творят чудеса, кто бы сомневался? Что ж… за то, что убийцы снабдили ее деньгами, она тоже оказала им милость – они умерли безболезненно. И даже получили огненное погребение.

А теперь надо договариваться.

 - Хочешь еще денег? Рублей пятьдесят?

Прасковья всхлипнула – и осела на пол. Ноги не держали.

Пятьдесят рублей, это ж… это ж на коровку сторговаться можно! На телочку, молочную…

Яна поспешила поднять ее.

 - Мамка? – высунулся с печи и Васятка.

 - Все хорошо, - успокоила их Прасковья. – Обеспамятела я чуток, уж простите, то… Яна.

 - Бывает, - Яна пристроила женщину за стол. – Но деньги не просто так тебе достанутся. Мне помощь нужна.

 - Чем я…

Яна пожала плечами.

Врать?

Лучше все говорить, как можно ближе к правде. Только чуток сместить акценты.

 - Мы с сестрой торы, тут ты правильно поняла. На наше поместье налетели, матушку с батюшкой убили, нас хотели ссильничать, мне удалось п******т схватить…

 - Ох ты ж…

Прасковья поверила безоговорочно. Бывало такое, она слышала. Еще как бывало… страшные времена настали, ох, страшные…

 - Мы смогли сбежать. Но сестру ранили.

 - Творец единый!

 - Сама понимаешь, лекарь нам нужен, а вот показываться людям не хотелось бы. Искать нас будут…

Прасковья прикусила губу. Дело оборачивалось другой стороной. Тора приехала, да и уедет, а ей тут жить.

 - Может, сможешь показать, где лекарь живет? Я с ним сама договорюсь.

 - Как не смочь, тора.

 - Еще мне кое-что прикупить понадобится. Сможешь купить и принести?

 - Смогу, Яна.

 - Так и договоримся.

Яна выложила на стол несколько бумажных купюр, при виде которых глаза Прасковья жадно блеснули. Жалко девушке не было.

Крестьянская изба…

Хибара, она же халупа, разделенная на две части большой русской печью.

Пара лавок, пара сундуков…

Занавеска между двумя частями, убогая утварь на столе, прялка, старая, Яна такую только в музеях видела.

Потолки низкие, головой задеваешь, а ведь она невысокого роста. И то – зимой высокие потолки поди, протопи! Нищета… гольная, кондовая и истовая. Страшная нищета.

Дети…

Глазенки с печи поблескивают… страшно им. И Яне было бы страшно.

Шанс выжить она им даст. Хоть и не слишком большой… Господи, если ты есть!? Тебе на это смотреть не совестно!?

Ладно еще взрослые – мы сами с собой такое делаем, что иной м****к от зависти заплачет. Но дети!?

Им-то это за что!? За грехи родителей?

Знаешь… а родителей спросить не хочется? Да любая нормальная мать пузом по колючей проволоке проползет, лишь бы ее ребенку хорошо было.

Ладно. Через год она в гостях у Хеллы окажется – вот и поинтересуется. А пока…

 - Проводишь к лекарю?

 - Да, конечно, Яна. Только…. Вот, ежели кто увидит…

Соображала Прасковья быстро. Действительно, баба в кожанке. Но и надевать платье, до которого дотронуться-то страшно было, такое оно ветхое…

Яна покачала головой.

 - Нет. А если так? Скажешь, мужик приходил из леса?

Она чуть ссутулилась, поменяла походку, заправила волосы под фуражку, которую взяла в качестве трофея… надо отрезать эти лохмы, только мешаются!

Прасковья пожала плечами.

 - Попробовать-то можно… скажу, молодой парень, лет шестнадцати, едва бриться начал.

 - Вот-вот, - кивнула Яна. – Пойдем? Только задворками как-нибудь… у вас кто лекарь-то?

 - У нас их двое. Фершал есть, только он во все дни пьяный, и травница есть, бабка Зюха. Вот, к ней, может…

Яна подумала пару минут, покачала головой.

 - Давай с фершала начнем. Если он пьяный, так может, и меня не вспомнит?

 - Ох, может и так быть, тора. Можно дойти, заглянуть…

Яна медленно кивнула.

Да, так лучше всего. Травница – это хорошо, но ей надо вынуть пулю, промыть рану, еще и антибиотиком хорошо бы… вы себе как это представляете?

Инструменты нужны и навыки. Ладно, навыки у Яны были, все же лесничество – это не женский монастырь. И пальба бывает, и зверей лечить доводилось, и пули вынимать.

Было, но дайте инструменты! Обезболивающее, хоть какое. А в идеале – и обеззараживающее. На антибиотик Яна не рассчитывала, но ведь справлялись же… плесень, паутина… чем там еще?

Эх, избаловали нас пенициллином.

Рука-то не дрогнет.

Но ведь мало пулю вынуть, надо еще и человека вылечить. А если в дороге, в пути… бестолку. Разве что измучает девчонку – перед смертью.

Ладно, об этом она еще подумает.

***

Прасковья село знала. Яна шла за ней, стараясь сделать походку максимально приближенной к мужской. Но – тишина.

Оно и понятно, осень, вечера короткие, ночи темные, а работая на земле, не больно-то нагуляешься. Крестьяне сон ценить умеют, Яна знала.

Дом фельдшера был немногим лучше, чем в Прасковьи. Чувствовалось, что живущий здесь человек крепко выпивает. И давно.

Ни скотины, ничего…

И от дома сивухой несет….

Прасковья с Яной не пошла. Девушка толкнула дверь, сморщила нос от запаха сивухи – уже концентрированного.

Фу!

Несколько пустых бутылок на полу. Да не поллитровок, а таких…. Как бы не трех-пятилитровок. Эх, сюда бы фонарик. Ее любимый, налобный, а не эту дурацкую лучинку.

Но – выбора нет.

Яна сунула лучину в поставец, осмотрелась…

Так, ей нужны инструменты. Не пропил же этот гад свое добро?

Или…

Да нет, Прасковья бы сказала…

После недолгих раскопок, черная фельдшерская сумка нашлась в сундуке.

Тело фельдшера нашлось рядом с сундуком. Именно, что тело – человеком ЭТО назвать можно было с большой натяжкой. Яна сморщила нос и принялась проглядывать склянки, найденные в том же сундуке.

Лауданум…

Хорошая штука, только дозировку Яна не знает.

Берем.

Карболовая кислота!

Кажется… ага, что-то Яна помнила. Биолог, он ведь и химию сдавать должен. А химия… фенол, он же карболовая кислота, использовался для дезинфекции.

Карболка отправилась в мешок.

Мародерить – так по полной программе!

И вообще… она даже не мародерит. Фельдшеру честно были оставлены несколько банковских билетов крупного достоинства. Если не пропьет – новый инструмент купит.

Травница так и не нужна будет.

Яна довольно улыбнулась – и покинула гостеприимный дом фельдшера.

Глава 4

Топчут песок и глину

Страннические ноги,

Прасковья шла за девушкой и пыталась решить сложную моральную проблему.

Денег хочется.

У торы деньги есть.

А у нее – нет. Зато дети есть…

А вот если торе, к примеру, камнем по голове дать?

Искушение было очень большим. Очень…

Но…

Легко ли это? у***ь человека?

Да еще такого, который тебе в глаза смотрит, на равных разговаривает… не было в Яне ни высокомерия, ни наглости. А вот хорошее отношение…

А еще…

Прасковья подумала, что это будет не так-то легко. Судя по движениям, по оружию на поясе…

Ох, не просто так оно у торы завелось. И в ее истории все не так гладко…

Нет уж.

Лучше, от греха подальше, не трогать эту опасную женщину. И целее будешь. Деньги, это конечно, хорошо, а только вопросы у односельчан и так возникнут. И откуда, и чего…

Нет, не сможет она, да и ни к чему такое..

И Единый накажет…

Словно почувствовав взгляд и мысли спутницы, Яна оглянулась. Блеснули в улыбке белые зубы.

 - Спасибо тебе, жама. Может, мы больше и не увидимся. Но если останусь рядом – загляну завтра ночью.

 - Что вам нужно будет, тора?

Яна подумала пару минут.

 - Жаропонижающее. От горячки, от лихорадки… травы. Может, провизии на дорогу.

Яна подозревала, что пока у нее нет выбора. Можно бы попробовать ехать вперед, но…

Сейчас глубокая ночь. Пока она отоспится – утро, а то и день. Пока пулю вытащат, пока рану обработают… да, промедление – плохо! Но… ладно, даже если она с рассветом это сделает, все равно им с Нини надо прийти в себя и поспать. Поесть….

Яна кивнула своим мыслям. А потом вытащила еще несколько купюр. Кажется, там и больше получилось, чем пятьдесят рублей… ну да ладно!

 - Что-то поесть в дорогу и травы для лечения. Хорошо?

 - Да, тора.

 - И – молчание.

Прасковья медленно опустила глаза. Об этом тора могла и не говорить.

Она пришла, да и ушла, а Прасковье здесь жить. Если кто узнает…

Если узнает…

Страшно!

Да и деньги…

По деревенским меркам то, что ей дали… это много! Очень много. За такое…

Молчать надо!

Крепко молчать!

А травница…

А что ж не сходить? Сказать, что у нее что-то спину ломит, или….

Травница тоже молчать будет. Дуры травницами не бывают, они вообще долго не бывают.

 - Я ждать буду, тора.

 - Яна. Просто – Яна.

Кто кого провожал до околицы?

Яна – Прасковью? Прасковья – Яну?

Женщины старались не привлекать к себе внимания. Прасковья скользнула к себе в дом, прижала покрепче дверь, цыкнула на малышню, которая высунулась с печи, и сунула руку за пазуху.

Купюры грели душу…

Сколько их?

Сколько дала тора?

Читать Прасковья не умела, но цифры знала, поди, не знай…

Десять, двадцать пять… еще десять и опять двадцать пять. И еще двадцать пять…

Почти сто рублей.

Прасковья пошатнулась, и почти упала на колени перед иконами.

Творец Единый, счастье-то какое!!!

ЖИЗНЬ!!!

Деньги? Нет, жизнь для ее детей. Коровку она не купит, а вот козИчек – может. За ними и ухаживать легче, и дешевле они, и козье молочко пожирнее будет, да и неприхотливые они, и чесать их можно…

Корова-то, почитай, рублей шестьдесят стоить будет, может, семьдесят! А козочек за ту же цену штук пять купить можно, если козлятами брать…

Так она и сделает.

Козы, несколько цыпляток на развод… и проживут они и зиму, и лето… а может, добрая тора и еще денег даст.

Прасковья не знала, что сорвало Яну с места. Подозревала, что история, рассказанная ей, далеко не полна, но уточнять – не хотела!

Она сходит к травнице.

Она купит молока и хлеба.

Она подождет к ночи добрую тору и отдаст ей все. И поможет.

И – помолится за нее.

Пусть Единый творец спасет девушку от беды, как она спасла сейчас семью Прасковьи. И грех на душу брать не пришлось…

Единый, спаси и сохрани дочь твою, Яну…

***

Не подозревая о душевных терзаниях Прасковьи, Яна шла по лесу. Быстро, уверенно, привычно… и как кто-то может заблудиться в лесу?

Яна точно знала, где оставила машину, и выходила к ней, словно по азимуту.

Лес…

Ее дом.

Ее родина.

Звери?

Вот уж кого Яна отродясь не боялась. Это в городе на вас могут напасть – просто так. В лесу – нет. Все подчинено жестким законам. Законам природы, выживания, продолжения рода…

А не так, чтобы два обдолбыша, которых в мусорное ведро надо было выкинуть ДО зачатия, нападали потому, что им на дозу не хватает!

Тьфу!

Яна только надеялась, что Анна не растеряется и души подонков отойдут Хелле. А она готова была пожелать богине приятного аппетита. От всей широкой души!

Звери…

Да зверям до людей, как крабом до Пекина!

Был в жизни Яны случай…

Ребенок же!

Вот и утянулась с заимки в лес. Мать не уследила, девочка за ограду и выбралась. Тем более, что одна малышка нигде не ходила, компанию ей составлял здоровущий кавказец Полкан. С ним ребенка отпускали хоть куда – и убережет, и обратно приведет…

Яна ягоду как раз собирала, Полкан отлучился по своим собачьим делам.

А там овраг. И щенки!!!

Ну как было не поиграть с малышами? Яне тогда самой-то лет пять было, даже меньше… конечно, она начала гладить щенят, тискать, потом поползла за ними…

Ну и собачку-маму потискала заодно. Красивую такую, пушистую…

Собачка так ошалела, что даже кусаться не стала. А уж когда малышка к соскам полезла…

Дети же!

Что такие, что сякие… щенки – они и есть щенки, хоть человеческие, хоть волчьи. Правда, угощать нахалку не стала, отпихнув лапой, но девочка не обиделась. Понятно же, ее дома покормят, а щенкам молочко нужнее!

Потом пришел папа-волк, и немножко ошалел от такого прибавления в семействе. Но в измене маму не заподозрил. А только вытащил малышку за платье из норы, причем ребенок весьма уходить не хотел, отпихивался лапами и собирался оставаться на ночь. Еще и чесал папу-собачку, и уверял, что они все замечательные…

Вздохнул папа-собачка почти по-человечески и потащил ребенка в сторону заимки, резонно предполагая, что от людей ничего хорошего не дождешься. Где-то на опушке и Полкану с лап на лапы передал, и тащил Яну домой уже Полкан.*

*- Данная история случилась на самом деле с одной из читательниц и была использована в романе с ее согласия. Прим. авт.

Когда Яна рассказала об этом дома, у мамы был шок. А отец орал…

Девочке крупно повезло.

Она попала в тот короткий период, когда волки кормили детей молоком. А вот парой-тройкой недель позже молодняк могли и поучить охотиться.

На ребенке.

Но сложилось так, как сложилось.

Что дало это Яне?

Отец не знал. Да и Яна не знала. Но лес она ощущала всем телом. Как себя. И заблудиться для нее было немыслимо.

Вот и машина.

Нини ей ничего, часом, не отстрелит?

Нет…

Девчонка лежала поперек сиденья.

Обморок.

И жар…

Да, откладывать нельзя. Яна посмотрела на небо.

Скоро рассветет.

Она попробует вытащить пулю, а потом поспит.