Осень бедствий

Глава 4

***

Военно-полевая хирургия в экстремальных условиях.

Это – о ней.

Яна приготовила операционное поле.

Кае-как распихала сестру… чтобы влить в нее бутылку крепкого вина.

 - Аннетт?

 - Пей, давай!

 - Это…

 - Пей!

Нини давилась и кашляла, но выпила и отключилась. Яне того и надо было.

Опий? То есть лауданум? Что-то Яну сомнения давили… и страшновато. Лучше она потом на ком другом поэкспериментирует. Кого не жалко.

Не на родной сестре….

Оххххх…..

Память Анны, видимо! Родная сестра?

Да Яна отродясь никого, кроме отца и Гошки в родных не числила! А вот Анна…

Слабый отец, авторитарная мать, и сестры. Которые находились под тем же прессом, что и она. И с которыми Анна сильно дружила.

Которых любила…

Ладно. О любви потом, потом… Яна стиснула зубы.

Солнце едва ползло по небосводу. Кажется, сегодня ему тоже хотелось спать.

Яна срезала с девчонки бинты и принялась промывать рану. Спиртным, конечно.

Эх, сюда бы хоть что из аптечки!

Двухстороннее зеркало, крючок…

Ничего нет!

Хоть пинцет нашелся, и то слава Богу.

Яна вытащила кусочки одежды, и кое-как, матерясь, подцепила пулю.

Девчонка даже сквозь сон дергалась.

Еще бы… а пуля, с-собака, скользкая! А пинцет, с-собака, неудобный…

Подцеплять пришлось еще три раза.

Справилась.

И рану промыла еще несколько раз, и повязку наложила. Но умоталась – собакой!

Так, что закончив все процедуры, Яна плюхнулась рядом с сестричкой на сиденье машины, и уснула. И плевать, что солнце на небе…

СПАТЬ!!!

Убью, если кто разбудит!

И пустой угрозой это не было.

Усталость там, озверелость, неудобства – п******т удобно пригрелся под правой рукой девушки. Сначала стреляем, а уж потом разговаривать будем.

***

Сон…

Во сне Яна видела жизнь Анны.

Не отрывками, урывками и огрызками, как раньше. Она видела всю картину, и была та печальна.

Аделина Шеллес-Альденская и Петер Воронов породили на свет пятерых дочерей.

Пятерых.

Анна – старшая, потом Мария, или Мими, Лидия - Диди, Александра - Эсси и Зинаида – Нини, для домашних.

Анна и Лидия копии отца.

Мария, Александра и Зинаида – матери. Очаровашки. Было на что повестись Петеру. Белокурые волосы, с каким-то инфернальным серебристым отливом, серебристые глаза, словно ртуть… добавьте точеный профиль и хрупкую фигурку.

Мало?

Ах да, еще титул и приданое. И мужчин можно бы штабелями складывать.

Да и у Анны с Лидией внешность была не так, чтобы плохой. Лично к своей Яна претензий никогда не имела, а ведь копии, господа, копии!

Каштановые волосы красивого оттенка, карие глаза, ближе к шоколадному тону, этакий горький шоколад, улыбка – и Яна неотразима. А румяные щеки не нуждаются в косметике.

Рядом с Аделиной ее фигура кажется слишком грубой?

Ну, так посмотри на остальных!

Ты нормальная живая женщина, а не эльф! Толку-то в той хрупкости? У тебя все пропорционально, есть грудь, есть попа, есть талия… да-да, и искать их не приходится, все четко обозначено.

Чуть больше огня в глазах, чуть больше самоуверенности – и Анна была бы неотразима.

Но…

Аделина Шеллес-Альденская…

Ей бы мужиком родиться. Вот уж у кого яиц на целое гнездо хватало! Петер рядом с ней терялся, тушевался и выглядел законченным подкаблучником. Ему бы с таким талантом в лавке работать, так нет! На трон пристроили!

Жена быстро уселась на спинку трона, поставила свой каблучок на макушку мужа, и больше он оттуда так и не вылез.

А семья…

Аделины и на семью хватило! С избытком…

Постоянно повторяемое: «дочь моя, вам, конечно, не повезло с внешностью…» могло загнать в депрессию и кого поумнее Анны.

И внешностью.

И умом, и обаянием, и ловкостью, и грациозностью… Аделина не давала девчонкам спуску, умело воспитывая в них все возможные комплексы и добавляя парочку неизвестных даже психологам. Еще бы!

Она, такая очаровательная – и рядом девушки. Мало того, что три из них не хуже матери, так ведь моложе! А разве такое может быть?

Дочери – у молодой и очаровательной Аделины? Которую в юности звали «Ледяной фиалкой»?

Невыносимо!

Просто – невыносимо!!!

Вот и прессовала маменька дочек до такой степени, что те сами себя не помнили. Разве что строем не ходили. Но сидели тихо, лишний раз никуда не вылезали, и от мужчин шарахались.

Да, тяжелый случай…

Анна помнила, как за ней попытался ухаживать кузен Мишель. Ага…

Да девчонка так растерялась (ЗА НЕЙ!? УХАЖИВАЮТ!!!?) что даже мяукнуть не могла. Стояла колодой, глазами хлопала, какой там слово сказать? Не упасть бы! А там и маменька почуяла неладное. И налетела бодрым крокодилом.

Кузену чуть уши не отгрызли, Анну пилили вдоль и поперек….

Яна, которая видела это во сне, только тихо шипела.

Ее б туда!

Мигом бы проверили, идет ли к нежному образу Аделины сломанный нос!

Дура, дважды и трижды дура! У тебя девки на выданье, их еще с пяти лет сговаривать надо бы! Мужиков-то титулованных на всех не хватает! А ты что?

Занята? Эго чешешь?

Вот и чеши отсюдова!

Хотя… ладно! Не так уж много было желающих породниться. Аделина и ее семейка… сыновей-то у девчонок не будет! Или помрут в младенчестве….

Оригиналов, типа Петера, еще поискать надо – и то днем с фонарем. Вторые-третьи сыновья, а какие они бывают? Ох, не всегда умные…

Русские сказки слышали?

Старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак. Это ж не просто так! Первенцу всегда больше внимания и заботы достается, а к младшему ребенку отношение больше утилитарное. Спокойное даже…

По-разному бывает, но часто такое случается.

На лето Анну вообще сослали в деревню. Ну, это так называлось… миленький дворец на взморье, в глуши, в Эрляндии, вдали от света и балов… там как раз жила мать Петера, вдовствующая императрица Мария. Жила очень скромно и уединенно, потому как впала в глубокий старческий маразм. Поэтому двора при ней не было, только несколько придворных дам и лекари. До Анны никому дела не было.

Тишина, тоска, скука…

Оттого Аделина дочь в Эрляндию и отправила.

Не умеешь себя в строгости держать?

Сиди, пока не научишься!

Маменька так и приговорила.

И – зря.

Там-то Анна свою любовь и встретила.

Молодой поручик, высокий блондин, голубые глаза, умение говорить комплименты и великолепно танцевать – что еще нужно для счастья?

Тор Алексеев. Илья Иванович.

Илюшенька…

Дальше – по классике о поручике Ржевском и Наташе Ростовой.

Мадам, разрешите поцеловать вашу ручку… ах, это уже не ручка? Пардон, промахнулся. Исправлюсь.

Так душевно исправился, что к концу лета Анна поняла – она в тягости. И едва не взвыла.

А что делать-то?

Рожать, вестимо…

И тут у поручика поперла карьера. С помощью Анны, конечно, там слово, здесь письмо – и вот мужчина уже не поручик, а штабс-капитан. И капитана вскорости обещали.

Алексеев резко пошел в рост. И беременная великая княжна…

М-да.

Рост?

Разве что под землю. И расти будет трава. Из него.

Молодые люди крепко задумались. Отказываться от княжны мужчина не хотел, но… что с ним сделает Петер? Да и Аделина не останется в стороне…

Сожрут!

Они-то хотели сначала дорастить Илью хотя бы до штабъ-офицеров, хотя бы до майора, лучше до подполковника, а как тут?

Ребенка обратно не запихнешь. Он наружу вылезет.

А еще Анну могли со дня на день призвать обратно во дворец. И вскорости раскрыть. Ладно – первые пара месяцев. Там могут и не заметить ничего.

А месяца с третьего становится уже опасно.

Срочно надо было выкинуть что-то, чтобы Анну оставили в Эрляндии. И влюбленные придумали элементарную схему.

Анна написала трогательное письмо отцу, умоляя забрать ее из Эрляндии. Дескать, надоело, умирает от тоски, погибает во цвете лет, вся в слезах, вся в печали…

Петер снизошел и разрешил дочери приехать.

И на первом же балу та произвела фурор.

Ради себя Анна не дернулась бы. Так дальше мать бы ее и топтала.

Но ради ребенка?

С которым неизвестно что сделают?

Могли и отнять, и отдать на воспитание, и… да, и удавить в том числе. Разные слухи ходили. Младенцы – существа хрупкие, вот так, не досмотрят за малышком, а тот и задохнется в колыбельке. И позора нет, ребенка-то нет…

ЕЕ ребенка!

И Анна блистала. Она была великолепна, она сделала все, чтобы затмить Аделину, и ей это удалось. Илюшка во многом поспособствовал. Подговорил своих друзей, знакомых – и Анна ни единого танца не стояла на месте, к ней постоянно подходили, ей говорили комплименты, ей улыбались, ей льстили – и Анна отвечала там же. Светилась от счастья…

Результат?

Гнев матери.

«Вы не умеете вести себя в обществе, дочь моя. До лета вы останетесь в Эрляндии, а дальше будет видно!».

Отец впервые попробовал отстоять дочь – к немалому ужасу последней. Еще бы!

Она беременна, и останься Анна при дворе…

Девушка бросилась в ноги Петеру.

Хотела рассказать все – Илья отговорил. Пришлось отцу преподнести другую версию событий. О своей симпатии Анна рассказала, не скрывая. Умолчала о ее последствиях.

Петер задумался.

Дочку он любил, но спорить с женой? Страшновато…

Анна предложила сама альтернативный вариант. Она уедет в Эрлянлдию, а любимый папенька поможет Илюше с карьерой. Может, тогда маменька посмотрит на него более благосклонно?

Отец подумал и согласился.

Анне было восемнадцать лет.

Туда, в Эрляндию, приехала сестра Ильи. Вдовая и бездетная. Старшая сестра.

Лебедева, Ирина Ивановна.

Она быстро стала любимой компаньонкой великой княжны, благо, штат слуг был невелик, всего восемь человек, не считая приходящих, она принимала роды, и ей же отдали ребенка.

Правда, записали его на Анну.

Воронова Анна Петровна – мать.

Кто догадается, что это та самая Анна?

Обошлось это в несколько украшений, которые Анна (будем называть вещи своими словами) украла у матери. И не жалела. Все равно мать, дорвавшись до короны, обвешивалась побрякушками, как сорока-м****к. Она и не помнила всего, что у нее есть, просто ей нравилось, что в гардеробной стоят несколько шкатулок с драгоценностями, ее это радовало. Анна и улучшила момент, и взяла пару колец и заколок попроще.

Малыш, получивший имя Георгий Ильич Воронов, отправился с любящей тетушкой в столицу. Вскоре туда приехала и сама Анна.

Видеться почти не получалось. Разве что мельком, мимоходом, Ирина Ивановна узнавала, куда отправлялась императорская семья, и держалась на пути следования.

Пару раз Анне удалось подержать на руках своего сыночка, всего пару раз.

Карьера Ильи шла вверх, он был уже майором, еще немного, и влюбленные могли разговаривать с родителями Анны.

Или – не могли?

Яна видела память Анны. Да, для нее Илья был и оставался благородным героем. А для Яны?

Было у девушки подозрение, что предприимчивый тор воспользовался случаем. Понятно, что хлопот с императорской дочкой не оберешься, но он сделал выбор. И получил свой выигрыш.

Ребенок?

Ребенок пристроен, да и не болит у мужчин так душа, как у женщин. Сколько раз бабы на этом попадались?

Ах, я беременна, ах, я положу ему на колени дитятко, ах, его сердце обязательно растает…

Ага, надейся и жди.

При виде красного орущего червячка в пеленках (еще и гадящего с завидной регулярностью) у мужчины просыпается не любовь, а желание сбежать куда подальше.

К примеру – охотиться на мамонта на крайнем Севере. Или на носорога на крайнем Юге. Это уж потом, как с ребенком можно будет разговаривать, играть, как он начнет выдавать что-то осмысленное…

Там возможно пробуждение инстинкта. А пока это личинка человека?

Нет!

Вот и у Ильи таких восторгов не возникало. Видели-то девушки одними и теми же глазами, а вот истолковывали все по-разному. И Яна не видела у Ильи в своих воспоминаниях дикого восторга от отцовства. Скорее радость, что все так разрешилось.

Да и письма…

Много не напишешь, поэтому Илья писал их на адрес сестры. Ей же Анна отдавала и свои письма.

Страстные, горячие, искренние. А вот его…

«Душа моя тоскует в разлуке, как цветок без солнца…»

Сравнения затасканные, фразы избитые… так не пишут любимой. Так пишут лишь бы отписаться. Хотя Яна может быть и несправедлива. Может, там действительно любовь.

Но…

Стреляйте, убивайте… не верилось!

А потом все полетело кувырком.

Проигранная война с Ифороу сильно ударила по реноме Петера. Потом покушение, в результате которого погиб дядюшка Петера – великий князь Василий. Погиб не один, с супругой, великой княгиней Ольгой. Бомба не разбирает, кто там, где там…

Потом по стране прокатилась серия терактов, стачек, забастовок…

Следующим и последним пунктом стала война с Борхумом.

Для себя Яна перевела так.

Сначала Япония (Ифороу – тоже было островным государством), потом оживились революционеры, потом подключились немцы. Соседушки, чтоб их там!

Первую войну Петер проиграл с треском и блеском, потеряв Валенские острова. В результате, недовольны оказались моряки, рыбаки, да вообще – все население.

После возмущений стало ясно, что торы смертны так же, как и жомы, а поймают ли убийцу? Это еще вопрос!

Убийцу великого князя Василия не поймали, как не старались. Или – просто НЕ старались?

Потом активировался Борхум.

Яна видела это глазами Анны. Госпитали, в которых бывали Аделина с дочерьми, милосердная помощь раненым… и – отец.

Который устраивает балы, который ничем сильно не обеспокоен…

Мать твою так!!!

Собака страшная, ты царь – или погулять вышел?!

Чисто для справки – Вторая Мировая война. Вот Яна не могла представить товарища Сталина – на балу. Работающего по четырнадцать, восемнадцать, двадцать часов – могла. А вот танцующего, гуляющего, стреляющего по воронам в парке – да, было у Петера и такое развлечение, история повторялась, не могла!

Война – это промышленность!

Заводы, фабрики, бюджет, бумаги… это адова каторга руководителя.

Поесть и то некогда!

А уж все формальные обеды, и мероприятия…

Ах, организовали санитарный поезд, на паровозе которого расписались все великие княжны.

Ах, они бывали в госпитале…

Да толку-то!

Без них бы еще госпиталь и лучше работал! Это как президента на объект загнать, козе понятно, что работа встанет! Его ж принять надо, пыль в глаза пустить, начальству засветиться…

Людей лечить?

Смеетесь, что ли?

Очки надо зарабатывать, перед начальством прогибаться! А люди и так не подохнут, они у нас крепкие!

Тем более, ни к чему серьезному девиц и так не допускали, наверное, чтобы не угробили людей. Нет, Яна была решительно против таких мероприятий.

Что может сделать великая княжна во время войны?

Да что угодно!

Была и такая императрица – Елизавета, и Екатерина, а княгиня Ольга, если кто помнит, вообще лично на поле боя явилась. И не постеснялась.

Христианство там, всепрощение… древлянам расскажите, ага?

Ладно, ядом плеваться можно долго. И Яна с удовольствием бы это проделывала. Еще и мишень повесила.

Знаете - почему!?

Да потому, что о ситуации в стране Анна (ОВЦА!!!) не знала ничего!

Даже не так.

Попросту – НИЧЕГО!!!

Когда была война с Ифороу, ей было двенадцать лет. Тут понятно – гувернантки, хорошие манеры, да и родителям сильно не до детей. Как могла цветочно-гувернанточная барышня самостоятельно разобраться в политике? Газеты, что ли, читать? Так во-первых, они все врут, а во-вторых, девочке и того не давали.

То ли дело вышивка, музыка, хорошие манеры… да Анна на пяти – ПЯТИ – музыкальных инструментах играла, фортепиано, флейта, скрипка, арфа и немного могла на гитаре (не комильфо, но могла). Знала восемь языков… интересно, оно как-то передается при переходе?

Яна отлично знала русский родной, русский матерный (то есть разговорный), ну и английский. Разговаривала неплохо, читала-переводила со словарем. Учили с отцом итальянский, серьезной практики не было, но словарный запас был.

Яна прислушалась к себе.

Нет, похоже, языки не передаются. Все же язык Ифороу, Борхума, Лионесса, Ламермура – и так далее, они местные. Анна будет знать те языки, что и Яна.

А Яна?

Однако!

Спасибо, Хелла!

Нельзя сказать, что языки возникали из ниоткуда и укладывались в памяти, но Яна ощущала, что при незначительном усилии – она заговорит. И неплохо.

Жаль, всего год отпущен. Не успеет она правильно этим багажом распорядиться.

Организовать ужин на сто пятьдесят человек за два дня?

Невероятно, но Анна была на это способна. А Яна?

Никогда. Лучше расстреляйте сразу.

И какая политика при таком воспитании? Девушке в голову вкладывалось, что это – мужское дело.

Когда была война с Ифороу – было рано. Когда было покушение – было очень страшно, но толком ничего сделать Анна не успела – влюбилась. И по уши…

И какая тут война с Борхумом?

Да девчонку только одно интересовало – чтобы любимый на нее не попал!

И ведь пристроила.

Илья Алексеев практически не воевал. Судя по воспоминаниям любимой – не должен был… Полком он командовал сейчас… Яна порылась в памяти.

Точно, полковником он стал, и влюбленные собирались, как только окончится война, так сразу же… война еще и окончиться не успела…

Это что – у меня еще и война!?

Яна едва во сне на полметра не подскочила.

 Собаки страшные, вы что творите!? У нас враг на рубежах, а в стране революция!? Да за такое стрелять надо, вешать и головы рубить! Ивана Грозного на вас нет!!! И Малюты Скуратова!

Так, а каким полком любимый-то командует?

Ой, ля-ля-ля… Да-да, проглатывая первую букву.

Гвардейский кавалерийский полк.

Яна нахмурилась. Но хоть это в Анну вдолбили, материться не пришлось.

Значит так.

Всего полков было шестьдесят. Четыре кирасирских, двадцать драгунских, девятнадцать уланских, двадцать гусарских. Казачья конница и пограничники не засчитываются, а зря. Что казаки на конях могли выделывать – уланы и драгуны тихо плакали в сторонке.

Но это уже мнение Яны.

Анна выбрала для любимого кирасирский полк – почему?

Да потому что расквартирован он был неподалеку от Звенигорода. И на войну не попадал. Оно и логично.

Вообще, вот это разделение на кирасир, драгун, улан, гусар – оно все было сбито в ноль, когда появился хороший огнестрел. С тех пор готовили гвардию примерно одинаково. Для чего?

Разведка, прикрытие, помощь, доставка… чему учили?

И действию холодняком, саблей, шашкой, чем там по форме полагалось, и стрельбе в строю…

В строю!!!

Яна едва не застонала. Ей это вообще даже думать было, как ножом по известному месту! В строю!!!

Да всю жизнь, лучшее место – окоп! Окоп выручит! А с изобретением пулеметов кавалерия становится просто пушечным мясом.

Но – нет!

Традиция, однако!

Единица – эскадрон. Шесть эскадронов – полк. Три полка – бригада, три бригады – дивизия. В одном эскадроне сто сорок три человека.

Выглядит, конечно, шикарно! Если кто гусар по телевизору разглядывал – да, именно так! Цветные мундиры, выпушки, галуны, лампасы, погоны…

Во всей этой амуниции на параде – самое место. А на войне?

А на войне лучше военно-полевой формы, стиль милитари еще не придумали.

Анна пристроила любимого в Кавалергардский Ее Величества Государыни Императрицы Анны полк.

Анна – бабушка. Вот, в ее честь и полк назван был, дедушка хотел сделать любимой приятное. Полк шикарно выглядел, имел свои знаки, свои галуны и так шикарно смотрелся на парадах, сопровождая повсюду свою повелительницу!

А вот Аделине он не нравился.

Наверное, потому, что бабка Петера к моменту свадьбы еще была жива. И когда внук ей невесту показал, рявкнула презрительно: «Ты ничего приличнее найти не мог?». В девяносто лет себе можно такое позволить, понятно, но Аделина сильно обиделась.

Анну так и назвали, кстати, чтобы прабабушку задобрить.

Не получилось.

Внучку та один раз в жизни видела, а ее мать и вовсе видеть не хотела. К старости вдовствующая императрица стала невыносима, в лицо называла сына Гаврюшу – Гов… так, она его ТАК – НЕ НАЗЫВАЛА!!!

Это – сплетни, и точка!

Анна так и думала, правда-правда.

Сына Алексиуса – тряпкой, а внучка Петера…

Такие слова дамам и вообще знать не положено. Хотя Яна знала. И сильно подозревала, что она бы с прабабкой сработалась. Жаль, что та умерла лет пятнадцать назад. А бабка ни на что годна не была. Сидела себе в Эрляндии в глубоком маразме и сидела.

Понятно, на войну этих романтических кавалергардов не отправили. И полк…

Полк!

Почти тысяча человек, стояла неподалеку от столицы, словно оловянные солдатики, которых позабыли вынуть из коробки.

Козлы, Бонапарта на вас нет!

Так вот, Анне было не до войн, надо было любимого пристраивать. Потом опять было не до войн, а потом и поздно было. Слишком поздно…

Как поняла из ее воспоминаний Яна, Наполеоны все же нашлись. Увы, по одному они даже на лошадь Бонапарта не тянули, так что действовать предпочли целым комплектом.

Итак, идет война.

Его величество танцует на балу в имении под Звенигородом.

В Звенигороде народ озверевает окончательно.

То ли само по себе раздолбайство, то ли помощь со стороны… в столице нет хлеба. Из-за какого-то сбоя (вот не сойти Яне с места, такие сбои хорошо проплачиваются!) не подвезли продовольствие.

Народ начинает бунтовать, а когда узнает, что император танцует на балу в имении у пригласившего его князя Иванова, окончательно срывается с цепи.

И начинается…

Толпы народа осаждают царский дворец, требуя хлеба, начинается шум, гам…

Стрелять в толпу?

Ага, один попробовал.

В ответ полетели не камни, нет.

Динамитные шашки.

Кого-то разорвало на части, кого-то…

А что – гвардейцы не люди?

У них так же есть семьи, дети, и они так же голодают…

Через два дня гарнизон Звенигорода перешел на сторону восставших – и события помчались галопом. Звенигород был захвачен полностью. Революционеры объявили Освобождение и создали Управляющий Комитет.

Временный, понятно.

Поскольку воевать Петер не годился ВООБЩЕ, ни боком, ни каком, к нему явились сразу несколько человек. Генерал Орловский, который (с-собака!) вообще разослал всем полкам телеграммы, чтобы не вздумали идти на столицу и отбивать ее.

Тор Земской, который был выбран председателем Комитета… так, а так он кем был?

А, понятно. Член Государственного Совета. Было и такое учреждение при императоре. Даже полезное… иногда.

Второй товарищ, тор Ройзен, был оттуда же. Вот, эти трое Буонапартиев и убедили Петера подписать отречение.

Дальше было почти по анекдоту.

Кто тут временный?

Кончилось ваше время!

В Звенигород явился некто жом Пламенный!

Память Анны могла подсказать немногое. Вроде как революционер, жил за границей, потому как в стране его посадят в три счета…

Посадили, ага.

В кресло диктатора.

Называлось это, конечно, не так, он создал Комитет Освобождения, провозгласил привычные лозунги для дураков: «либерте, эгалите, фратерните»* и был с восторгом принят дураками.

*_ Liberté, Égalité, Fraternité. Яна коверкает девиз Французской Республики, времен французской же революции, прим. авт.

М-да…

Уж сколько раз твердили миру, но ищет мышь дорогу к сыру…

Лично Яна точно знала – если тебе говорят о свободе, значит, собираются поиметь. А если еще о равенстве и братстве – то в особо циничной форме.

Что там у нас, у классика?

Я атаман идейный, и все мои ребята, как один, стоят за свободную личность. *

*- Свадьба в Малиновке. Очень демократический фильм, раскрывающий принципы демократии во всей полноте. Прим. авт.

Грициан: Ну, а как же можно без программы? Ну, что я вам, бандюга с большой дороги? Я же атаман идейный. И все мои ребята, как один…

Попандопуло: …Стоять за свободную личность.

Гапуся (в сторону, бабам): Значит, будут грабить.

Точно сказано.

Вот, жом Пламенный и стоял за свободную личность. И для начала (чтобы подчеркнуть все три пункта программы) объявил об аресте императорской семьи.

За преступления против Государства и Народа.

Народ с радостным визгом подхватил обвинения.

Яна, наблюдая воспоминания Анны, лишний раз подумала, что идиоты – неискоренимы. Нет бы подумать – а на какие, собственно, денежки гуляем? Вот у пана-атамана нема было золотого запасу, у батьки просить пришлось. А тут откуда?

Так заграница финансировала, вестимо.

И конечно, из добрых чувств!!!

Не рассчитывая ничем поживиться, не надеясь на выгоду, просто, чтобы все стали равны и свободны!! Аж умиление берет, на слезу прошибает…

Как люди о соседях-то заботятся! Вот она – дружба народов в действии!

А идиоты радостно орут: «СВОБОДА!!!» и бегут на площади. Нет бы подумать – если человека финансируют за границей… вы вот, много о соседях заботитесь?

Нет?

А то сходите к соседу по лестничной клетке, полы у него помойте, в магазин ему сходите… некогда? Своя семья есть?

А в большой  политике оно примерно так же. Никто вам, дуракам, помогать не обязан! И в чужой стране костер разжигают, чтобы кто-то на нем крупно нагрел руки! И не рассчитывайте, с вами этот загадочный кто-то и копейкой не поделится!

Яна это точно знала. И поэтому всякие митинги, демонстрации и прочие разводки ей были попросту непонятны. Ходить, тратить время и силы, чтобы кто-то себе очки записал, а кто-то бабло получил?

Ага, щас!

Ладно еще, когда она была студенткой – подрабатывала, подписи собирала на выборы! Так там платили! А все остальное, господа, не к ней!

В Звенигороде людей, прошедших перестройку, гласность и демократию попросту не было. Так что народ ломанулся на улицы. Требовать свободы.

Под это дело жом Пламенный начал брать под свою руку полки.

А Петера с семьей повезли за границу.

Как Анна поняла, Петер просил только об одном – уехать. И жить за границей, как обычный человек, с семьей. Никогда не претендуя на трон Русины.

Ага, кто ж ему поверит?

А куда хотел уехать Петер?

К кузине Элоизе… та-ак? Это у нас что за зверушка? И нельзя ли туда Нини или Гошку?

Яна покопалась в воспоминаниях реципиента. И скрипнула сквозь сон зубами.

Нет, нельзя. Никак нельзя.

Кузина Элоиза была правительницей островной страны с красивым названием Лионесс. А еще она была двоюродной теткой Аделины Шеллес-Альденской, отсюда и кузина. В паутину сложных родственных связей Яна даже не полезла, ну их к черту! Она весь год потратит, только чтобы в этом разобраться!

Петер вел с ней переговоры о переезде, перевел туда приличные средства, в банки, посол Лионесса, тор Дрейл, Слейд Дрейл, был согласен на переезд, обещал корабль, уверял, что ее величество готова предоставить эскорт и замок для проживания…

Но – потом передал письмо от кузины.

Анна не знала, что именно в нем написано. Так, догадалась.

Простите, дорогой кузен, я бы рада, но парламент не одобряет, да и народишко взбунтоваться может. К чему им такие плохие примеры?

Петер быстренько передумал на тему Лионесса и собрался в Ламермур. Направление то же, только до Лионесса плыть, а до Ламермура – дольше ехать.

Не доехали.

Императорский поезд перехватили, объяснили все поломкой путей – и отправили их в Зараево. Где и продержали, кормя «завтраками» почти два месяца. С печальным, но предсказуемым результатом.

Что в это время происходило в столице?

В стране?

В мире?

Анна – НЕ ЗНАЛА!!!

Мало того, ее это просто не волновало. Ее волновал только сын. Она несколько раз написала Ирине Ивановне, ответа не получила, но умоляла ту узнать, куда отправится императорская семья, и тоже уезжать. И побыстрее…

Но что-то Яна сейчас сомневалась, что Анну послушают.

Человек – такая зараза…всегда надеется на лучшее. Говорят, в газовые камеры люди шли – и то надеялись, что пронесет. Скорее всего, неведомая ей Ирина Ивановна будет сидеть на попе ровно и молиться, чтобы все обошлось. У нее тут родители, брат, еще по мужу родня, так куда бежать?

Зачем?

Император уезжает – так это его проблема! И Анны. Бери да оставайся, кто ж тебе мешает?

А где у нас Ирина Ивановна?

В Звенигороде она. В Звенигороде-колокольном….

То есть нравится, не нравится, а до столицы ей добираться надо. С этой мыслью Яна и проснулась.