Аншлаг на приёме у фрау рейхскомиссар

Параграф 13

§ 13

Кажется, я пошёл из управления ФСБ прямо к фрау Видриг и шёл по летнему городу негнущимися ногами, строевым шагом. Может быть, я и ошибаюсь, но мне помнится, что я держал приказ на вытянутых руках.

Бумага жгла руки.

Каким-то краем глаза мне казалось, что от каждой буквы этого приказа, словно от обуглившейся головёшки, исходит невидимый чёрный дым и окутывает меня всего. Интересно, пошутил Вячеслав Николаевич о том, что ему и руку мне подать противно? Может быть, и пошутил, но, как известно, в каждой шутке…

Гэтрой зайнэм динстайде, чёрт побери! Сохраняя верность присяге! Я не произносил этой присяги, но за шестьдесят лет до меня мой однофамилец произнёс её, и его истлевшие губы непонятно как стали моими губами. Прапорщик Феликс Эрнст, сложивший свою молодую голову где-нибудь на Восточном фронте, не оставил мне выбора. «Неужели вам никогда не хотелось побывать Штирлицем, Феликс?» А ведь Штирлиц-то служил в звании штандартенфюрера, сообразил я. Как же он хоть дослужился до полковника, если даже простой прапорщик приносит воинскую присягу? Как хоть его язык повернулся её произнести? Да что же это я, с другой стороны: всерьёз думаю о Штирлице словно о реальном персонаже?! Может быть, это я схожу с ума, а не Старуха? Или это заразно?

Фрида в этот раз открыла мне быстро — и попятилась, видимо, у меня были сумасшедшие глаза.

— Что вам нужно снова?!

— У меня приказ, и я должен видеть фрау Видриг.

— Госпожа уезжает через пять минут, и какой ещё приказ?! Нет, я вас не пущу, вы совершенно не вовремя...

Где-то вдалеке хлопнула дверь, и вот уже Старуха появилась в передней.

Без всяких слов фрау Видриг взяла с моих вытянутых рук приказ и внимательно его прочла.

Нижняя губа её дрогнула, и с удивлением я увидел, как она смахивает внезапную слезу.

— Фон Браухич, конечно! Это его подпись…

Фрау рейхскомиссар подняла на меня глаза.

— Я не знаю, господин Эрнст, г-д-е вы это взяли, но… но, во-первых, я не беру слова обратно. Кроме того, я не могу…  — снова задрожала её губа. — Это подпись Вальтера, а ведь я знала его лично, это такой трогательный привет из прошлого… Но вы, похоже, в гражданском? Я понимаю, это имеет свои причины, но это никуда не годится! Фрида!

— Да, сударыня?

— Будь любезна, проводи господина прапорщика в кладовку и подбери ему форму. Фельдграу, на воротник галун… хотя нет, фенриху галун не полагается. Погоны как у унтерфельдфебеля, в нижней части погона две поперечные галунные нашивки. Две полоски на рукаве. Кепи единое полевое фельдграу. Пришей всё немедленно! У тебя пятнадцать минут.

— Сударыня, — возразила Фрида слегка обидчиво, — я осмелюсь заметить, что вы опаздываете к Пороховенко…

— Пороховенко подождёт! — железным голосом ответила Старуха. — Сейчас позвоню ему и перенесу его на час. В конце концов, кто кому нужен больше?

Хмыкнув, Фрида обронила мне:

— Следуйте за мной.

В «кладовке», которая оказалась обычной комнатой, правда, с несколькими большими шкафами, Фрида захлопнула дверь и подступила ко мне вплотную, я испугался, что сейчас она меня схватит за лацкан пиджака.

— Слушай, ты! Кто ты такой?! Что это за рухлядь ты приволок, что Старуха разинула варежку? Откуда ты вообще взялся?! Ты… ты ведь не фриз, чёрт бы тебя побрал! Я знаю, как фризы говорят! Ты, самое большее, австрияк, если не хуже… Ты будешь говорить или нет?!

Я выждал несколько секунд, не сводя с неё глаз. Затем медленно произнёс:

— Моё имя — Феликс Эрнст. Я — прапорщик вооружённых сил немецкого Рейха. Приказ о моём производстве подписан главнокомандующим сухопутными войсками фон Браухичем. Фрау Видриг дала вам пятнадцать минут для того, чтобы вы подобрали мне форму и пришили знаки различия. Если не ошибаюсь, у вас, Фрида, остаётся четырнадцать минут.

— Меня зовут Зильке, — в сердцах бросила мне «Фрида» и, отвернувшись, принялась рыться в шкафу. Не глядя на меня, она швырнула на диван, стоящий в комнате, комплект формы в целлофане. — Меряй, да пошустрей!

Брюки были несколько длинны, но китель сидел как влитой. Избегая смотреть мне в глаза, Фрида, которая оказалась Зильке, пришила мне погоны и оторвала зубами нитку. Зубы у неё были что у лошади. «Бог мой, — думал я между тем,  — а ведь форма-то — новёхонькая! Этот комплект не провисел в шкафу шестьдесят лет, он — с иголочки. И погоны новые. Кто же, любопытно, сейчас занимается пошивом формы Вермахта, и для каких ребят предназначается продукция?»

В прихожей фрау Видриг критически окинула меня взглядом с головы до пят.  

— Хорошо, — кратко оценила она увиденное. — Господин Эрнст, с сегодняшнего дня вплоть до тринадцатого августа вы поступаете ко мне на службу адъютантом-переводчиком. Ваши обязанности будут несложными: вам нужно будет являться каждый день к двенадцати часам дня ровно и сопровождать меня в моих поездках. Переводить, выполнять иные мелкие поручения и держать язык за зубами. Также не сочтите, пожалуйста, за труд открывать для старухи дверь автомобиля и помогать ей выйти из транспортного средства. Я не имею права вменить вам это в службу, но буду очень признательна. Воскресенье послезавтра — выходной день. Выплата жалования 13 числа. Фрида, расскажи, будь добра, почему у тебя такая кислая рожа? Ты пыталась залезть господину прапорщику в штаны, а он послал тебя лесом? Его наверняка ожидает дома, в Старом Рейхе, его зазноба, так что оставь-ка свои сексуальные фантазии при себе. Да! И вызови мне, будь любезна, тот самый «Хорхь», на котором я ездила вчера.

«Фрида» ушла вызывать такси, а Старуха, доверительно склонившись ко мне, прошептала:

— Фрида — очень темпераментная штучка, но будьте с ней осторожны! Я не вполне ей доверяю. А знаете, почему? Потому что мне иногда кажется, что Фрида предпочитает девочек. Точней, она не прочь и с теми, и с другими. Конечно, это только подозрение, и каждому своё, в конце концов, сейчас политика в отношении дегенератов переменилась… но если мои подозрения правдивы, то затащить в постель дегенератку будет позором для подлинного сына Германской нации, правда?

«Вот и бред начался, — думал я между тем с нарастающим отчаянием. — На каком ещё “Хорхе” она могла вчера ездить, где во всём городе она могла сыскать “Хорхь”? Так, пожалуй, она скоро скажет, что слышит пропеллеры английских бомбардировщиков, и мы все полезем под кровать, в “бомбоубежище”!»