Параграф 5
685 Words
§ 5
В одиннадцатом классе, в связи с тем, что класс был «историческим», каждый из нас должен был писать реферат по истории. Оценка за этот реферат шла в аттестат в качестве оценки за выпускной экзамен. (Тогда, к счастью, ещё не ввели единую государственную аттестацию в виде тестов.)
Я выбрал для себя тему «Правда и мифология Третьего Рейха». Чем-то видимо, уязвила меня та солдатская книжка, которую я на обратном пути в Россию разглядывал часа три, не отрываясь. (Мой болтливый сосед по креслу самолёта, немец, благодушно и назойливо спрашивал меня о том и о сём, наконец, поинтересовался, чтó это я такое изучаю. Я показал ему титульный лист книжки без лишних слов. Сосед отшатнулся от меня как от чумного и молчал всю оставшуюся дорогу. Бедный!)
О свободном доступе в Интернет для любого желающего в 1999 году можно было только мечтать (нашей семье, например, это было просто не по карману), поэтому, чтобы написать качественный реферат, я проводил в читальном зале областной научной библиотеки долгие часы. Школьников в эту библиотеку вообще-то не записывали, но меня записали, по письменному ходатайству директора школы Татьяны Васильевны.
Мой реферат в итоге перевалил за сто страниц, защитил я его блестяще. Учитель истории, Игорь Петрович Малюев, после окончания защиты оставил меня в своём кабинете.
— Вы зря это сделали, Феликс, — сказал он мне (к старшеклассникам учителя у нас обращались на «вы»).
— Что именно?
— Всё. Зря нарушили формат. Ваш реферат размером с два диплома. По объёму это две трети кандидатской. Школьнику писать такие работы неприлично. Тем более, что, скажем честно, ваш реферат не приближается к кандидатской по качеству. В нём одна фактология и никакого анализа.
— Как же, в конце каждого параграфа… — попытался было я поспорить.
— Одна фактология и никакого анализа, — повторил педагог. — А тот анализ, который есть, — это беллетристика, а не научная проза. У вас в вашей работе отдельно существует множество хороших фактов и отдельно — рассуждения семнадцатилетнего человека, которые ни на какие факты не опираются.
Я опустил голову: Игорь Петрович был, пожалуй, прав.
— Если вам интересна беллетристика, вам надо писать беллетристику! — продолжал учитель. — Беллетристика не имеет отношения к истории!
— А Солжени… — заикнулся я.
— А вы сравнили с себя с Солженицыным? Вам не грозит умереть от скромности, Феликс. Да, и… и выбор темы тоже вызывает удивление.
Я смотрел на педагога, честно лупая глазами и не понимая, что такого упречного в моей теме.
— На что вам вообще сдался Третий Рейх?! Он неинтересен совершенно никому! То, что вам сегодня на защите хлопали ваши одноклассники, мальчики с двумя извилинами в голове и девочки с пустотой в черепной коробке, не говорит ни о чём, ни — о — чём! Если у вас самого больше, чем две извилины, Феликс, а я надеюсь, что так оно и есть, вы должны это понимать. Третий Рейх неинтересен профессиональным исследователям! Он изучен вдоль и поперёк, там больше нечего изучать! Он умер, сгнил, рассыпался в прах, ваш Третий Рейх, это именно рухлядь, как сказала вам ваша мадам, у которой вы прожили три месяца! Он противоречит законам истории, он внеисторичен! Поэтому честного историка тошнит от этого балагана!
— Разве исторические события вообще могут идти против законов истории? — ввернул я. — А если могут, может быть, это в законах надо что-то поправить?
Педагог откашлялся.
— И, наконец, — произнёс он тише, не ответив на мой вопрос, — это непатриотично. Если ваши деды, Феликс, сражались в Великой отечественной…
— Но я же ничем не восхищаюсь! — снова перебил я. — У меня дома портрета Гитлера не висит!
— И на том спасибо.
— Я стремлюсь разобраться…
— Похвальное стремление, что могу сказать. А может быть, я зря про дедов-то? Может быть, ваши деды с другой стороны воевали, Ф-е-л-и-к-с
Э-р-н-с-т?
Я опешил и даже не успел разуверить его, что это не так. В России с петровских времён полным-полно Эрнстов… но я этого не сказал.
— Тогда всё ясно, — заключил педагог после паузы. — Тогда извините меня, старого дурака. Да, и ведь ваш реферат написан в двух экземплярах, как полагается?
Я кивнул.
— Я попрошу вас оставить мне один экземпляр, — произнёс Игорь Петрович крайне сухо. — В конце концов, это отличная работа.
- Writer
