IX
1867 Words
5 Сон мой, беспокойный и прерывистый, подошёл к концу всего через три или четыре часа, с началом рабочего дня. Муниципий начал заполняться многочисленными служащими, как уволенными – и передающими теперь дела в ожидании расчёта, – так и homines novi. Этим последним предстояло занять должности согласно списку, присланному Этельвультом Ладжори.
Следующая волна увольнений ожидалась через месяц. Первый Советник собирался полностью обновить администрацию города к концу календарного года.
Можете представить себе, какой творился бедлам. Вся эта чернильная братия толпилась, толкалась, шумно ссорилась, пытаясь поделить кабинеты, у которых неожиданно оказалось по два и более владельца. То и дело вспыхивали стычки; однажды дело дошло даже до дуэли, но фехтовальщики, дравшиеся во внутреннем дворе по всем правилам и с секундантами, удовлетворившись первой кровью, быстро разошлись.
Пришёл и новый глава Муниципия, официально – Хранитель Печати Дощатого Причала, один из многочисленных Ладжори.
Кормесу Ладжори только что исполнилось пятьдесят лет; он одевался дорого и со вкусом, а голову брил наголо, чтобы обычный для людей его возраста и положения парик не доставлял неудобств. Я составил о нём впечатление как о холодном, трезво мыслящем бюрократе, по эмоциональности соперничающим с тем куском железного дерева, из которого выточен его жезл.
Мы пожали друг другу руки, здороваясь, переговорили с минуту – и всё. Кормес уединился в своём кабинете со свитками пергамента и бумагами. (Целлюлозная промышленность здесь делает только первые шаги, и большая часть архивов заполнена пергаментными и даже папирусными свитками.)
Кормес более чем ясно дал понять, что не желает никого видеть, пока у него не появится свободное время, и выставил у своих дверей вооружённый караул. Всех посетителей он велел отправлять прямиком ко мне.
На протяжении четверти часа меня посетило две дюжины людей; гораздо большее количество толпилось в коридоре, ожидая своей очереди. У меня вскоре уже голова шла кругом от всех этих претензий, угроз, аргументов и хитроумных посул.
Наконец, я понял, чего именно хочет Кормес – и приказал своим рундаширам немедленно зачистить здание от посторонних. У дверей в мой кабинет также появился караул, а у главного входа на первом этаже выстроился полувзвод со шпагами наголо. Во главе их я поставил Стефано Бадоли, самого способного моего субалтерна – и наибольшую ошибку, как показало будущее, сопоставимую с Бернадотом. Он получил приказ пускать внутрь только людей, находящихся в списке.
Вскоре гам начал стихать, и к полудню учреждение кое-как заработало. Я вернулся к пергаментам и попытался как-то вникнуть в суть работы правоохранительных органов Пентатерры. Здесь пришлось изрядно попотеть, так как, несмотря на знание языка – тут я мог поблагодарить Боэмунда Граццона, – речь, которой пользовались чиновники, более походила на шифр, ключ к которому прятался в пышных, многословных фразах. Прошло не менее двух часов, прежде чем я начал улавливать смысл текстов.
Это оказалось чертовски утомительным. От долгого сидения спина моя затекла, а мышцы жалобно ныли, когда я пытался пошевелиться.
Обед мне принесли прямо в кабинет – в Муниципии содержали собственного повара и прислугу, – и я смог оценить вкус блюда, внешне напоминающего «пасту», обильно приправленную оливковым маслом и томатным соусом, с кусочками телятины и болгарского перца. Вино я имел своё.
Подкрепившись и отодвинув от себя оловянный поднос с посудой и остатками еды, я почувствовал, что устал. Вопреки моим представлениям о должности магистрата, трудиться пришлось с полным напряжением всех умственных и душевных сил. И это только первый настоящий рабочий день!
Вот что по-настоящему потрясало; на миг я даже захотел забросить всё и вернуться на остров Тинн, в замкнутую безопасность карантина. Однако всегда можно сделать над собой усилие – и я сделал его, вновь взявшись осваивать пергаментные залежи. Не исключено, думалось, что я просто не умею ещё перекладывать обязанности на плечи трудолюбивых подчинённых, сам оставаясь подтянутым, отутюженным и надушенным. Впрочем, что – и на кого – можно переложить? На рундаширов? Эти головорезы, вполне способные иногда не напиться спозаранку, разбирались в канцелярских вопросах ещё меньше моего.
Я осознал отчаянную нужду в заместителе, на которого смог бы переложить большую часть рутины. Мой предшественник, господин Скарлес, имел сразу двух – и оба даже не явились сегодня, я нарочно проверил все записи. Вот как они относились к службе и ко мне! Я мог лишь предполагать, объяснялась ли их зависимость от Скарлеса глубочайшим уважением к его персоне, либо же речь шла о банальной omerta, мафиозном кодексе молчания. Уволен босс, ушли и они, вот и весь сказ.
Это выглядело подозрительно, ведь служащие здесь цепко держались за свои места. Ответ пришёл неожиданно, когда я натолкнулся на ведомость по зарплате: Скарлес содержал заместителей за свой счёт!
Сколько же он воровал, поразился я?
Существуют незаконные источники обогащения в Дощатом Причале, причём весьма значительные – вот неизбежный вывод, к которому я пришёл. Деньги всегда превыше патриотизма. Коррупция питается за казённый счёт, как червь, грызущий яблоко изнутри. Люди имеют средства дохода, несовместимые с законом, и ищут возможность их увеличить или хотя бы легализовать. Возникновение тайного патриотизма, конкурирующего с официальным – отличный способ проложить для этого путь.
Так мы и потеряли колонии.
Я наморщил лоб, размышляя. В Алжире ФНО вербовал большую часть активистов из неимущих слоёв населения; наиболее популярными местами проведения досуга – и источниками заработка одновременно – там считались курильни и бордели.
Алжирский национализм питался марокканским гашишем, а проститутки стали его ответственными активистками.
«Откуда у нищих деньги, чтобы оплачивать услуги проституток и наркотики?» – неоднократно вопрошал мой отец. Он всегда отвечал на такие вопросы сам. «Разумеется, не имея денег, они обратятся к организации, которая под предлогом борьбы с преступностью предложит им и то и другое бесплатно – в обмен на соответствующие услуги!»
Так алжирские юноши и девушки и принесли нам бомбы…
Перипетии борьбы полиции и десантников с ФНО мне известны лишь в общих чертах. Я знал, однако, что Массю добился определённых результатов, широко применяя пытки и казни без суда. Вспомнились почему-то и взбудоражили мою память фразы отца о том, что есть народы, которым Коран запрещает есть свинину, но не запрещает заниматься развратом, убивать иноверцев и курить разную дрянь.
Проклятье, почему я поддался на уговоры Моше-Мишеля?
Я направил свою мысль в более глубокие пласты подсознания, ища образы розовощёких чиновников из числа «черноногих», иногда посещавших наш дом; их тихие, за закрытыми дверями, разговоры на кухне…
Полиция контролировала курильни, наводнив их собственными информаторами – и получала долю от торговли гашишем и опиумом! Именно поэтому ФНО и бросил вызов организованной преступности – ведь у него имелись собственные каналы поставок дурмана. Так Фронт стал независимым и получил возможность самостоятельно готовить бойцов, не знающих ни страха, ни боли, ни угрызений совести!
К счастью, мне противостоял не ФНО, а всего лишь продажные чиновники, вроде Скарлеса. Конечно, они зарабатывали огромные суммы на контрабанде наркотиков, ведь Пентатерра – это порт и богатейший город одновременно!
Чай! Слово это, сказанное накануне Этельвультом Ладжори, ударило меня, точно электрический разряд. Он категорически запретил мне вмешиваться в вопросы торговли чаем, которой занимались Виченто! Что ж, теперь я знал, что конкретно стоит за этим словом.
По моему громогласному зову явились рундаширы, сторожившие дверь.
- Дурман давно принимали? Отвечайте!
Солдаты переглянулись.
- Случается иногда, господин Граццон, – ответил тот, что казался постарше. Почесав шрам, тянувшийся через левую скулу от виска к челюсти, он скосил взгляд в сторону, осмотрел помещение, а затем посмотрел мне в глаза. «Пытается выгадать время», – сообразил я.
- А что? – В вопросе прозвучал лёгкий вызов.
Я откинулся в кресле и покачнулся на ножках взад-вперёд; радушным жестом предложил мечникам стать по стойке «вольно».
- Расскажи мне. Тебе нравится? Дорого? Принял бы ещё раз, если бы дело было впервые?
Он развёл руками в стороны, словно извиняясь.
- Не я изобрёл это пойло, господин Граццон. Говорят, солдатам без него нельзя; многие, в отличие от вас – извините, пожалуйста, – предпочитают его вину.
Я кивнул, приглашая его продолжать.
- Цены разные. Самый дешёвый небесный лотос, уже измельчённый, идёт по дин-дину за свёрток такого же веса, но такой дурман зачастую зелёный и сырой…
Небесный лотос – что ж, это название стоит запомнить.
- … В первый раз душа словно улетает в рай – там можно встретить умерших друзей и родственников, поговорить с ними, прикоснуться к ним – те словно живые, все ощущения кажутся абсолютно реальными. – Рундашир опять машинально потёр свой шрам. – Пробуждение, однако, подобно смерти – тело сводит судорогами; ноющие боли длятся часами. Хочется выпить ещё; впрочем, многие курят… После недели-другой уже трудно обойтись без проклятого зелья.
Как я только мог этого не заметить? Видимо, оттого, что просто не просыхал – пил беспробудно.
- Сержанты и субалтерны нередко смотрят на такие вещи сквозь пальцы: приготовив небесный лотос надлежащим образом, можно принудить усталость отступить, а сердце наполнить отвагой. Со временем вырабатывается и качество, вроде душевной и телесной чёрствости – человек терпит боль, любые тяготы вообще, легко переносит зной, мороз и голод, угрызения совести не мучают его… Говорят, и маги усиливают свои колдовские и провидческие способности при помощи настоек на основе небесного лотоса.
Я понимающе кивнул.
- Как опознать человека, принявшего отвар или выкурившего трубку?
Солдат широко улыбнулся:
- О, это просто, господин дю Граццон. Кожа приобретает характерный такой синюшный оттенок, а белки глаз темнеют. Я видал стариков, которым не исполнилось и сорока – совершенно высохших, сидящих неотрывно у кальянов; их глаза подобны кошачьим – такие же тёмные, с расширившимися огромными зрачками.
Я снова закивал, словно врач – пациенту. Чем-то этот небесный лотос напоминал наркотики Земли, находившейся сейчас в недосягаемой дали, но существовали и заметные различия.
- Сколько стоит кружка отвара в чайной?
Эта моя догадка, высказанная самоуверенным тоном, ошеломила солдат. У второго, нанятого уже после возвращения в город рекрута по имени Фродгер, даже начала нервно подрагивать губа; покрытая светлым юношеским пушком, она тряслась в такт с кистями рук.
- Два дин-дина, господин, – ответил, пожав плечами, рундашир с исполосованным лицом; его звали Джувейн, вдруг вспомнил я. – Впрочем, это не лучшее пойло; цены ломят и повыше – особенно… особенно в кварталах для богатых.
Такой красноречивый намёк на приверженность небесному лотосу высших классов Пентатерры, включая членов Совета, подбодрил его разволновавшегося товарища. Я смутился; не желая торопиться с наказанием, приказал им не пить никакого «чая» на службе – и приказал выйти за дверь.
Тема, достойная самых глубоких раздумий. Конечно, монополией на ввоз небесного лотоса – видимо, незаконной – обладало семейство Виченто. Новый Первый Советник более чем определённо дал понять, что собирается всячески оберегать доходы Виченто – и, вероятно, собственные – от посягательств закона и всех его блюстителей.
Наконец, я приказал вызвать Стефано Бадоли, своего адъютанта. Этот субалтерн – тридцатидвухлетний голубоглазый брюнет, одинаково ловкий в обращении со шпагой и костяшками тинколо, вскоре стоял передом мной навытяжку. В глазах Бадоли плясали лукавые огоньки – очевидно, он догадывался о теме предстоящего разговора.
- Чай, – начал я, и он, едва скрывая улыбку под усами, быстро кивнул. Я понял, что споры на эту тему излишни, Бадоли давно уже не мальчик. – Все перевозки следует обложить данью. Пост у каждого разводного моста должен получать свои монеты – заодно и за общественным порядком присмотрят.
- Сколько? – спросил Бадоли.
- Выясните у стражников – их звонкие горжеты знают много тайн. На всякий случай, поднимите в полтора раза. Скажете, что затруднения временные, потом цена вернётся к первоначальному уровню.
Бадоли удовлетворённо кивнул. На лице его плясала недобрая улыбка.
- Кстати, эти помойные крысы могут и воспротивиться, ведь сами привыкли пить из столь обильного источника. Действуйте жёстко; если понадобится, пускайте в ход шпаги, не колеблясь. Отныне их доходы – таверны и чайные, все каналы – принадлежат исключительно нам.
Бадоли кивал, повторяя вполголоса мои инструкции, чтобы лучше запомнить.
- Каждые десять дней я хочу получать свою долю – пятьдесят процентов от общей суммы. Всё, теперь иди, займись этим немедленно.
- Writer
