Великое Делание-2, или Битва за Пентатерру

XIX

    «Бадоли всё тебе сказал. Каждый видит: ты – человек конченый. Люди обязательно предают, когда их толкают на это обстоятельства. Но если ты бежишь сейчас, твои рундаширы, которые предали бы тебя завтра, сегодня ещё окажут содействие, а когда ты вернёшься – бесценные услуги».

    «Когда я вернусь?»

    «Они всегда возвращаются – так в вашем мире, в США, кажется, о боксёрах говорят. Я помогу тебе. Не взваливай сейчас на людей чрезмерную ношу, прояви благоразумие. И – беги».

    Сказав, что иду на обед, я покинул Муниципий быстрым шагом, почти бегом. Джувейну и Фродгеру, впервые за долгое время, я приказал остаться на месте.

    - У меня встреча с перспективным агентом, а тот боится огласки. Это очень важно; дожидайтесь меня здесь.

    Они молча кивнули и отвели взгляд. Оба отлично понимали, что происходит.

4

   Уже смеркалось, когда я прошёл сквозь западные ворота, именовавшиеся также Старыми. Весь город к тому времени жужжал как растревоженный улей – искали беглого Ключника, предавшегося Дуилло и Серениссиме.

    Пришлось замаскироваться, пока я прятался в ожидании темноты. Это оказалось несложно – купив в ближайшей лавке недорогие дублет, берет и плащ, я переоделся. Затем, пройдя несколько кварталов и свернув в тёмный проулок, я изорвал свою новую одежду и вывалял её в грязи, а берет и шпагу выбросил. Связанные вместе, они камнем пошли на дно ближайшего канала.

    Потом, прикрыв правый глаз полоской ткани, оторванной от плаща, я спрятал левую ногу под себя, как калека, и начал просить милостыню. За отсутствием чаши для сбора подаяний или сумы, я просто сложил ладонь горсткой и напустил на лицо скорбное выражение.

    Вы не поверите, но мне даже кинули какой-то медяк. Это расщедрилась полная пожилая дама, возвращавшаяся с рынка. Прибегала ещё стайка мальчишек, дразнившая меня – и испуганно задавшая стрекача, едва я разразился отборной бранью.

    Наконец, в проулок заглянули и стражники. Мне пришлось стерпеть несколько тычков древками алебард – и сдобренный ругательствами приказ очистить место.

    Они не пытались установить мою личность, лишь отняли уже упомянутый медяк. Я, ежесекундно благодаря их за добросердечность, удалился.

    «Смотри, как посинело небо, Жак. А солнце почти скрылось, оно освещает лишь небольшую полоску неба. Скоро и эта розовая кайма угаснет – и настанет ночь».

    «Для тебя это важно, я правильно понимаю?»

    «Для нас важно, Жак. Мои силы действительно возрастут».

    Что ж, они и впрямь возросли. Когда я остановился у Старых ворот и бросил взгляд на стражу, сердце моё ёкнуло. Они тщательно осматривали каждого, кто выходил, в первую очередь, изучая их внешность и сличая приметы с каким-то листом пергамента.

    Они явно кого-то искали. Кого-то, похожего на меня.

    «Не дрейфь, парень. Не пытайся улизнуть сейчас! Спокойно стой в очереди, иначе тебя начнут преследовать и неизбежно поймают».

    Я послушался его, хотя почему-то вдруг вспомнил о том, что один из моих врагов – Фальканд Майо – является идеальным вместилищем для этого духа Ночи. Почему бы ему не переметнуться сейчас – и не получить гораздо более выгодные условия?

    «Потому что Фальканд – просто марионетка Ладжори. Этот старый плут овладел значительным количеством герметита и сейчас решил взять под контроль то, что вы именуете симонитом».

    «Ты любишь независимость, как я погляжу».

    «Качество, в котором нет ничего дурного, на мой божественный взгляд».

    Приближалась моя очередь. Большинство людей, желавших покинуть город, носили простую домотканую одежду: бедные крестьяне из ближайших деревень, приходившие продавать дары земли на продовольственном рынке, спешили домой. Мой мозг лихорадочно работал, изобретая легенду.

    «Это не понадобится, Жак, – вдруг вмешался в течение моих мыслей демон. – Скажи, что ты – Микеле Бергоми, возил на продажу сыр».

    «В таком виде? Я его в ближайшей канаве, что ли, продавал?»

    «Я позабочусь обо всём; не волнуйся зря».

    - Ваша тележка пуста, господин. Что продавали? – В ярко-белом свете лампы, подключённой, как я знал, к Великой Машине, лицо стражника казалось бледным, болезненным.

    «Какая тележка?»

    Демон хихикнул: «Может, у него плохое зрение – или помутился рассудок. Подыграй ему».

    Я почувствовал, что двигаюсь, как ржавая, давно не смазанная машина-автоматон; суставы при этом едва ли не скрипели. Глаза мои слезились, а спина сгорбилась, словно её согнули десятилетия непосильного труда.

    - Меня зовут Микеле, Микеле Бергоми, – продребезжал я старческим голосом. – Два десятка кругов сыра лежали на этой тележке, когда я с первыми лучами рассветного солнца вошёл в Пентатерру, и я, как ты видишь, юноша, теперь тащу её обратно, в родную Сейну.

    Он кивнул, очевидно, недовольный тем, что приходится выслушивать старческую болтовню.

    - Можно только позавидовать вашему здоровью, господин Бергоми – в вашем возрасте таскать телегу собственными руками сможет далеко не каждый. А теперь поторопитесь, пока я не проверил ваши карманы на наличие излишков серебра.

    Я почтительно кивнул ему и прошёл сквозь ворота, таща за собой небольшую тележку, появившуюся словно ниоткуда.

    Мы – я, демон и телега – покинули город, и растворились в быстро сгущающейся темноте уже через несколько десятков шагов.

    Внезапно телега исчезла, словно её и не бывало, а шаг мой вновь стал лёгким и пружинистым.

    «Жак, сейчас я перенесу нас подальше отсюда, туда, где никто не помешает нам готовиться к мести…»

    «К мести?»

    «Может, я неудачно выразился, – поспешно ответил демон. – Но, в общем, да – к мести. Скажи теперь несколько слов, просто повтори их за мной – и представь себе утёс над морем».

    Я сделал, как он велел. В лицо мне немедленно ударил ветер и брызги воды. Где-то внизу – несмотря на темноту, я чувствовал, что стою на самом краю обрывистой скалы – глухо шумели волны. Совершенно чёрные, они накатывали на берег и торчащие из моря камни, обрамляя их белой пеной.

    «Видишь, как я силён, Жак? Теперь призови меня!»

    Это казалось подозрительным. «Ты о чём?» – вопросил я, слушаясь голоса благоразумия.

     «Помнишь добычу герметита на Талвехе? С тобой лишь ничтожная часть моей плоти, остальная и далее бороздит морские воды вместе с Дисфетом. Но я несколько иной, чем День, мой брат. Малое – всё равно часть целого, если речь идёт обо мне, и мне под силу воссоединить целое».

    Ни одному нормальному человеку такие речи не понравятся, и мне они тоже не пришлись по душе.

    «Ладжори организует поиски, объявит тебя вне закона. За твою голову назначат награду, затравят, как дикого зверя – и убьют».

    «Но ведь ты – Дьявол».

    Он шумно выдохнул, словно имел дело с кретином.

    «Ты спасся благодаря мне. В конце концов, я дал тебе слово».

    Спорить не приходилось, и я произнёс слова, звучавшие у меня в голове. Говорят, передвижение со скоростью света практически мгновенно. Уверен, тьма не уступает свету в быстроте, хотя вроде как и движется своим, особым путём. Так или иначе, ко мне она пришла в то же мгновение, когда я совершил делание.

    Вас когда-нибудь варили в кипящей смоле? Ощущения те же, но в моём случае смола не имела ни запаха, ни температуры – просто вязкая, всепроникающая чернота утопила меня в своих глубинах, как в омуте сна. Может, речь и впрямь шла о молекулах какого-то газа – хоть я и не верю в это – или об особом виде фотонов, что выглядит более правдоподобным.

    Могущество, способное поставить в один ряд с небожителями, клокотало во мне. Я чувствовал его, эти мегаватты энергии, готовые обрушиться по моему слову, и слушал коварного, насмешливого демона, с которым вступил в столь причудливый симбиоз.

    Я воздел руки к небу, и огромный фонтан воды, словно выпущенный колоссальных размеров китом – или поднятый взрывом глубинной бомбы, если вам больше нравится, – взметнулся в небо на добрую сотню метров. Он упал обратно с громогласным плеском, а я, весь мокрый, словно только что попал под холодный душ, рассмеялся во всю мощь своих лёгких.

    Вы не поверите, насколько такие вещи возбуждают. 

Фальканд

1

    Мы сыграли свадьбу, я и Сабина Негер, а Рикхар стал шафером. По настоянию Ладжори использовался тот же венец, что и при женитьбе покойного Джордано.

    Рикхар станет следующим супругом Сабины Майо, если та опять овдовеет.

    Так или иначе, она опять взяла деньги – целую тысячу дин-динов. Во время брачной церемонии, смертельно бледная, она дрожала как осиновый лист. Я исполнил свой супружеский долг, несмотря на все опасения Сабины, что я её съем, и поселил в одной из комнат в опустевшем особняке Дуилло. Там теперь наше семейное гнёздышко, в котором я появляюсь, к счастью, не слишком часто – девушка, к её собственному удивлению, внушает мне суеверный страх.

    Даже упыри суеверны – и боятся смерти, а Сабина каким-то образом выступает предвестником этого посланца высших сил.

    Особняк – отделанное мрамором трёхэтажное строение – теперь принадлежит Майо. Его присвоил мой отец – вот настоящий ворон, умеющий поживиться трупьём на поле битвы! – и по настоянию Ладжори устроил там доходный дом.

    За всё, включая и аренду жилья, платит Ладжори, ведь моих доходов не хватает – как всегда, – а родитель закрыл мне кредит. Я должен Первому Советнику так много, что даже боюсь считать. Солдаты шутят: Фальканд заложил бы Ладжори и душу, если бы обладал ею.  

    Церковь Единого трусливо молчит, ведь Ладжори обладает не только властью и военной силой. У него есть герметит – в огромном количестве. Это позволяет мне ходить по улицам днём, не опасаясь суда инквизиции.

    Забавно, но меня даже не предали анафеме. Отец Регио – эта ручная обезьянка Ладжори – обвенчал меня с Сабиной, находясь в полупьяном состоянии, а на свадьбе, молниеносно опорожнив огромную бутыль, уснул, и его утащили. Оррен Мильнор – вообще никто из моряков – не пришёл и не прислал поздравлений, что настораживает.

    Не я виноват, что жребий Судьбы пал на меня, и я появился на свет с болезнью. Не так я плох, в конце концов, и обычно могу одолеть сей недуг. Я далеко не самый жестокий член Совета, когда принимаются решения о репрессиях.

    Однако же люди сторонятся меня, порой откровенно шарахаются в стороны на улице как от прокажённого. Ладно, плевать на них. Всё идёт, как и обещал Первый Советник: сперва меня освободили, чтобы прошла церемония бракосочетания, а когда новобрачная пережила первую ночь, Ладжори заговорил и о снятии обвинений.

    Обвинения сняли. Недовольство, тем не менее, растёт – ещё тихое, молчаливое и мрачное, оно вызревает в душах людей. Когда разразится эта буря?

    Ладжори расхохотался, когда я ему такое заявил.

    - Мы найдём врага, мой мальчик. Врага внешнего, врага внутреннего – много врагов. Страх поселится в сердцах простолюдинов, купцов и знати, а ты превратишься в одного из символов Ужаса, простёршего крыла над городом. Но – как защитник!

    Враги действительно ещё хуже, чем то, что лишило меня души. Особенно опасен Боэмунд. Одни только рассказы о том, что он творит в предгорьях Белоглавых гор – отряды мятежников сейчас отступили к его родной деревне Граццо, и даже далее на север, – внушают дрожь.

    Ладжори поделился со мной и на эту тему. Мы как раз сидели у него дома, в его кабинете.

    - Ты удивишься, сынок, но Боэмунд и вовсе не Боэмунд. В теле твоего старого друга дю Граццона обитает душа юноши из другого мира, Жака Кроше. Это другой мир, не знающий магии, но развивший технологию до уровня, который мы сочли бы волшебством.

    Ладжори умеет порой поразить воображение собеседника – у него всегда в рукаве припасено что-то. Я-то думал, что умею жульничать с костяшками тинколо лучше всех, но ошибался – видит Единый, ошибался.

    - А почему вы так думаете? – Я сделал простоватое лицо и напустил на него недоверчивое выражение. Интересно, как много расскажет старик?

    - Я не думаю, но знаю – знаю наверняка. – Ладжори хитро улыбнулся. – Знаю, потому как сам переместил его сюда.

    Я изогнул брови, искусно – надеюсь, искусно – имитируя потрясение.

    - В том мире каким-то чудом обнаружился перстень с герметитом – и я вступил в контакт с неким Моше-Мишелем, приятелем Жака. Представившись демоном, я предложил использовать магию кольца для одного ритуала, маленького остроумного розыгрыша. Моше-Мишель согласился – и так я заполучил Жака!

    Тут я уже взаправду удивился.

    - А на кой он вам, простите, чёрт сдался? – Ладжори подарил мне колючий взгляд из-под нахмуренных бровей. – Мы знаем, кто здесь чёрт, Фальканд.

    Я вздохнул. Когда уже это прекратится?!

    - Боэмунд – или Жак – многого не знает о нашем мире, как ты уже однажды говорил. Не знает, между прочим, и о Проклятии.

    Ладжори значительно посмотрел мне в глаза. Поражённый этим неожиданным заявлением, я лихорадочно размышлял. Вот, значит, что задумал Ладжори! У него изначально имелись далеко идущие планы. Интересно, как именно он решил использовать меня?

    Я хмыкнул, выразил своё восхищение патроном мимикой и словом, а сам – думал. Ладжори говорил на днях, что, по его мнению, Боэмунд – то есть Жак – как-то овладел симонитом. Не планировал ли он его на такую роль изначально? И почему предпочёл Жака мне, ведь именно я – Лишённый Души?

    Чтобы ты не обрёл силы, которая сама стремится прийти к тебе, Фальканд. Я слышал эти слова в своей голове так чётко, словно их произносил некий внутренний голос – или пресловутая душа, якобы отсутствующая у меня.

    - Сегодня у нас важная встреча в ратуше, Фальканд, – напомнил мне Ладжори строгим голосом. – Не забывай.

    Я кивнул – и посмотрел поверх его головы, как делал это всегда, в окно. Городские куранты показывали почти полдень.

    Оставалось ещё четыре часа до того, как я войду в залу Великой Машины.

    Это воистину знаменательное событие, ведь ещё никто из Лишённых Души не касался её, даже не видел собственными глазами.