Тогда Макс попытался увернуться от приближающегося с неумолимой скоростью авто, нырнув за Камаз, но не успел. Водитель внедорожника, видно, уловил, движение байкера и успел пересечь ему путь. Еще одно движение широкой кормой кузова, и раздался пронзительный скрежет. От чудовищной силы столкновения железа посыпались искры. Внедорожник сбавил скорость, но его все равно занесло в кювет, а байк Шторма… он не сумел затормозить вовремя, и на всей скорости взлетел вверх. Кошмарная, разрывная боль затмила сознание. Еще несколько минут он летел, переворачиваясь на своем байке, летел, сначала в воздухе, а потом против своей воли совершая адское сальто по трассе. Встречные автомобили в ужасе тормозили, убираясь с дороги. А Макс все летел. Казалось, этому полету не будет конца. Хоть бы уже потерять сознание! Почему он такой сильный и живучий! Терпеть такую боль больше нету сил!!!
Еще раз прокрутившись в воздухе, Макс отделился от своего байка и мощной волной был зашвырнут на обочину дороги. Боль навалилась с еще большей силой. Когда она достигла своего апогея, сознание выключилось, как и не было ничего.
Отвратительный шум в ушах удалялся, весь мир остался где-то далеко. Макс очнулся. Он лежал на зеленой лужайке. Взглянув вдаль, он увидел, что солнце почти что скрылось за линией горизонта, оставляя багряные блики, расплескивающие на зеленой траве забавные солнечные зайчики. В детстве Макс любил наблюдать за солнцем, за тем, как оно, плывя по небосклону, украшает мир световыми бликами, тенями, пуская в окна игривые отблески.
Макс поднялся. Где же он? Позади извиваясь ручейком, среди многотравья, бежала тонкая тропка. Она заканчивалась какой-то спиралевидной лестницей, уводящей в бездну. От бездонной глубины у Макса захватило дух, и он поспешил отойти от этого пугающего места. Он обернулся в другую сторону и… ахнул. Впереди стояли огромные, наверное метров двести в высоту резные, узорчатые, позолоченные ворота такой красоты дивной, что никакому земному разуму никогда не представить. Ворота, аркой уходя ввысь, были увиты розами, гиацинтами и другими, неизвестными Шторму цветами. Каким-то внутренним чутьем он понял, что Там, за этими воротами и есть абсолютное счастье, Там нет ни боли, ни смерти, ни зла. Там – Бог.
Пока Макс пытался осмыслить суть происходящего, ворота бесшумно открылись. На дорогу хлынул поток ярчайшего света, и Шторм от непривычки даже зажмурил глаза, насколько ярким, ослепляющим, но в то же время, по-весеннему теплым, ласковым, был этот свет. Только через минуту он немного привык к сиянию и тут вдруг почувствовал себя вновь маленьким ребенком, жаждущим тепла и понимания. Все амбиции, озлобленность и черствость, цинизм остались позади, они сошли с его души, как нагар со свечи. В сиянии света Шторм увидел, как кто-то высокий и очень красивый идет навстречу. Белоснежные одежды до пят, колыхались на ветру, золотистые, несколько удлиненные волосы, легкой волной ложились на плечи. А в глазах - лучилась вся Вселенная!
- Так вот Ты какой, Господи! – с восхищением произнес Макс, понимая, что этот момент - самый счастливый в его жизни, чувствуя всей своей душой, что никого дороже и роднее для него во всем мире нет. Тут же услужливая память нарисовала образы тех, кто на Земле считается Его служителями. Ничего общего, ни в их поведении, ни в их образе действий, мыслей, слов и, тем более, во внешнем виде нет с Тем великим чудом абсолютного совершенства, благородства и чистоты, исходящими, как жар от солнца от Него, что чувствуешь сразу же и видишь, осознаешь: Он и есть Добро, Свет, Любовь.
- Тебе нужно вернуться, - раздался удивительно мягкий, бархатный, тихий голос в сиянии:- Я хочу, чтобы ты набрался мудрости, правды и прошел потом в эти ворота. Ты сможешь, я знаю. У тебя добрая душа. И твоя мама молится за тебя всегда. Вернись и начни другую жизнь. Не ту бесцельную, которой ты сам тяготился, а направленную на добро, на борьбу со злом, которое поработило Землю. Ты нужен на Земле.
- Но я же умер? Почему же тогда?..
- В твою жизнь вмешались силы зла, которым ты сам, по неведению своему дал большую силу. Каждый твой промах укреплял твоего врага. Люди не знают… не хотят знать, что за каждую душу, за каждого человека ведется тяжелый бой. За твою жизнь тоже. И ты принимал активное участие в этой борьбе… Теперь ты должен стать другим. Крепче. Мудрее. Чище. Подумай, что бы ты смог сделать важного, значимого. Я не ограничиваю тебя в выборе, решай сам.
- А вдруг я не справлюсь? И… если честно, все эти посты… смирение там… да и многое другое… мне сложно разобраться во всем этом. Не всё понятно мне… не всё я могу принять… прости меня, если что не так говорю…
- Просто живи по правде, по совести, большего не требуется. Остальное – это от людей, а не от Бога. А теперь иди. И скажи Виктории, что ее мама поправится.
Не успел Шторм сказать и слова, как сильнейшая волна понесла его со стремительной скоростью вниз, по лестнице, уходящей в пропасть спиралью. Но Макс не успевал касаться ногами ступеней, невидимая сила поддерживала его и увлекала прочь. Единственное, что Шторм успел подумать, находясь уже далеко от этого дивного места: «Теперь я знаю, какой он… Иисус Христос. Если бы люди знали, какой Он! Действительно великий. Если бы люди только знали это!!!»
Скорость полета нарастала, и уже Макса несло так лихо, что казалось, еще мгновение и отлетит голова. Странно… даже здесь он чувствовал всё, и силу космических перегрузок, и ощущение реальности, и даже головокружение от падения вниз, а он-то думал, что за пределами земной реальности и вовсе нет ничего.... Наконец, скорость достигла своей максимальной точки, лестница давно закончилась, и Макса выбросило в космос. Мимо пролетали звезды, но если поначалу он мог разглядеть их, то с каждой секундой они все больше становились одним сплошным желтым пятном. А потом Макс почувствовал сильнейший удар, будто бы грохнулся с высоты стоэтажного дома. Болезненный удар. Его тело подбросило, и он очнулся.
Какое милое, открытое, идеальное, будто бы высеченное из мрамора, лицо… склонилось над ним. Огромные глаза, сейчас потемневшие от тревоги до оттенка черного шоколада, длинная густая коса цвета спелой пшеницы, сильно растрепавшаяся. Где-то он ее уже видел. Красивая. И, наверное, добрая. Не сразу Макс понял, где он, и что с ним на этот раз случилось. Он еще не отошел от пережитого чуда, и память с трудом восстанавливала цепочку событий. Но когда он вспомнил всё… Макс боялся пошевелиться: прежде чем он оказался по ту сторону этого мира, его пронизывала чудовищная боль. А вдруг она вернется, если он сделает, хотя бы малейшее движение? Но боли вроде бы не было. Тихонько шевельнув рукой, он почувствовал ее. Значит на месте. Он пошевелил правой ногой, потом, левой. Тело немного ноет, как от сильной взбучки на ринге, но не более того. Какое-то время назад он думал, что его разорвало на части, теперь, Слава Господу, от этого состояния не осталось и следа.
Макс еще раз поднял голову. Вновь перехватив встревоженный взгляд прекрасных глаз, в которых застыли бриллианты слезинок, он посмотрел дальше. Его окружила толпа. Медики, полицейские, просто растерянные люди, не знающие, чем тут можно помочь. Все они сейчас стояли, как громом пораженные. На их глазах месиво, в котором когда-то горела жизнь, стало приобретать очертания человека. Прибывшая машина скорой присутствовала при этом моменте, и врач, уже, было, махнувший своим «загружай тело» думал, что сошел с ума: на его практике такого не было никогда. Клеточка за клеточку, сустав за сустав разбитое тело человека срасталось на глазах. Кровотечение, которое еще секунду назад хлестало непрекращающимся потоком, остановилось, будто бы от наложения профессионального жгута. Даже гематомы потихоньку исчезали. Что это? То, что нельзя объяснить с материальной точки зрения. *
- Ущипните меня, - сам не свой кричал врач скорой. – Это же невероятно! Вы видели? Вы видели это??? Он же был мертвый! Я сам держал руку на пульсе! Я уже двадцать лет в медицине и никогда, слышите, никогда не был свидетелем такого! Как, ну, как, скажите мне, такое вообще возможно? Он что, не человек??? О, Боже!
- Чего это он? – попытавшись улыбнуться, спросил перепуганную девушку Макс.
- Да… так… как вы себя чувствуете? Больно? – девушка не знала, какие слова подобрать, ее сердце разрывалось от сострадания к незнакомцу, ведь она видела, как он летел, переворачиваясь в воздухе на своем байке, и эта страшная картина на всю жизнь останется в ее памяти. Она понимала, что после такого столкновения не выживают. Но произошло что-то невероятное, действительно, чудо.
- Странно, но почти не больно. Хотя прежде думал, что меня разорвало на тысячи кусочков, - внезапно вспомнив напутственные слова:- А вас… случайно не Викторией зовут? – еще слабо, еле слышно спросил Макс, с трудом пытаясь подняться. Но подняться пока не получалось. Не так быстро.
- Да… а откуда вы знаете? – удивленно подняла изогнутой дугой брови она.
- Не я… мне Там сказали, чтобы вы не переживали. Мама ваша поправится.
- Что? Правда? Вы правду говорите? А кто? Кто вам это сказал? – девушка, не в силах сдержать свои эмоции, закрыла лицо ладонями и расплакалась, совсем, как ребенок. Максу непроизвольно захотелось обнять ее и прижать к своей груди, отгородить от всего плохого, от этого сурового мира, чтобы она никогда больше не плакала, ни по какому поводу. Макс почувствовал, что эта девушка не такая, как другие. Она настрадавшаяся, она мудрая, она хорошая, искренняя… хоть и такая красивая!
- Правда, - почти беззвучно, глазами ответил Макс. Дико захотелось спать. Как он устал за сегодняшний день, вымотался. Он вернулся. Теперь нужно отдохнуть, а потом подумать, как жить дальше. Макс устало закрыл глаза.
- Не давайте ему закрывать глаза! Нельзя! Если он заснет, то уже не вернется! А для меня это такой уникальный случай. Моя диссертация! Не давайте ему засыпать! – врач, казалось, ополоумел, он тормошил Макса, как тряпичную куклу, не думая о том, что может причинить боль еще не до конца сросшимся суставам и тканям. Макс недовольно вперил в него ледяной взгляд, но постарался не доводить до сумасшествия и так сошедшего с катушек медика, и напряг все свои силы, чтобы бодрствовать, хотя сам знал, что, если бы его оставили в покое, он просто бы хорошо выспался. После того, как его вернул на Землю сам Иисус, Сын Божий, ему нечего было бояться. Но спорить с медиком сейчас было бессмысленно, да и у Макса как-то не было на это, ни сил, ни желания. Потихоньку срастались оставшиеся раны. Боль окончательно уходила.
6.
- Дело сделано, - с довольным видом, наконец-таки, выплюнув свою жвачку, проголосил Витек, зайдя в кабинет к Фирсову.
Тот поигрывал браслетом и делал вид, что внимательно разглядывает какую-то мазню на стене, шедевр художника экспрессиониста, а точнее, полотномарателя.
- Мы всё сделали, Герасим, - более жалобно протянул Витек, вытянув губки дудочкой, отчего стал еще больше похож на дурочка. Да… сила есть, ума не надо. Это правило он усвоил еще в школе. Таких и подбирал Герасим, чтобы, как псы, много не просили, много не спрашивали.
- Я понял, зачем дважды повторять, - огрызнулся Герасим, не отрывая взгляда от картины.
- А гонорар наш… - взял слово Борман. Он побаивался Герасима, понимая, что с ним шутки плохи, и старался лишний раз голоса не подавать. За это качество Герасим и уважал Бормана, и держал под особым прицелом, умных, осторожных он боялся. Другое дело Витек, раскрытая книга… книжка комиксов… злых комиксов.
Герасим резко развернулся в своем кресле и уставился пустым взглядом бледно-голубых глаз в братков.
- Ах, гонорар, - Фирсов открыл портсигар и медленно, напуская на себя дым величественности, закурил. Все это время его подчиненные пытались уловить мысли хозяина, но они, как всегда, находились под надежным замком. – Вот ваши деньги, - он открыл ящик стола и выбросил две пачки новеньких хрустящих купюр.
- А теперь убирайтесь отсюда, чтобы я вас не видел. Когда вы мне понадобитесь, я дам знать.
Наемники быстро сгребли деньги и, закивав, как болванчики, поспешили ретироваться. Только выйдя из этого просторного кабинета, вся атмосфера которого просто удушала своей напряженностью, оба вздохнули. Борман вытер лоб, который покрылся испариной, Витек снова достал свою излюбленную жвачку и принялся напевать под нос какой-то мотивчик дешевенькой поп-песенки, которую день и ночь крутило радио.
- Вот урод, опять жует, - сплюнул Борман в сторону напарника и ускорил шаг, желая как можно скорее оказаться у себя дома, у старого телевизора, который он упорно не хотел выбрасывать, как раритетную память лихой молодости.
7.
Макс уже давно проснулся и разглядывал цветущий вид за окном. Ослепительный солнечный свет пробивался сквозь запыленное окно и от того, рассеивался сотней, тысячью энергетических потоков, солнечных зайчиков, один из таких бликов упал на серое, потемневшее от времени покрывало на кровати Шторма, украсив эту мрачную больничную атмосферу красками жизни и надежды на возможное счастье. После тех страшных, а затем удивительных событий минула ночь. За эти часы мужчина успел хорошенько выспаться и окончательно прийти в себя.
Максим от нечего делать принялся разглядывать лежащих в палате людей. Здесь на десять метров было набито слишком много пациентов, видимо экономить приходилось на всем, в том числе и на квадратных метрах: по недавнему указу с верхов, число больниц и больничных коек сокращалось в разы, дабы не обременять бюджет, который еще надо распределить и между своими… и пустить на войны… а что там до простого народа! Его и так много, так что вымрут миллионы, еще миллионы останутся… Власть никогда особо не задумывалась над этими риторическими вопросами в пользу людей. Никогда. А эти люди, не зная правды, не понимая сути происходящего вокруг, продолжали восхищаться очередным ярким, харизматичным выступлением главы государства и говорить, что скоро будет всё хорошо. Так говорили еще при коммунизме. Хорошо не стало. И будет ли?..
Все эти мысли комкались в голове Шторма, когда он переводил взгляд с одного бесконечно уставшего от тяжелой жизни и бесконечных проблем лица на другое. Простые русские люди, на плечи которых во все времена возлагалась вся тяжесть ноши испытаний, они, молча, уже привыкнув к своему уделу, тянули всю жизнь свою лямку ломовой лошади, а теперь вот ноги подогнулись, болезнь свалила. И подлечиться бы, да денег вечно нет, а наша «бесплатная» медицина в лучшем случае может полечить фразой-панацеей «чего припёрлись?», в худшем – помочь быстрей отправиться в мир иной. Так что, лучше уж как-нибудь, матушкой природой… по дедовским народным рецептам… больше проку будет.
Шторм осторожно поднялся и сел в кровати. Да, надо убираться отсюда, да побыстрее. Выспался, и на том спасибо. Нужно еще будет медсестричек отблагодарить, что не в коридоре бросили, как других…
Тихонько скрипнула входная дверь, и в проеме появилась уже знакомая девушка, Виктория. Убрав непослушную челку с глаз, она смущено прошелестела:
- Вы уже проснулись? Я не помешала?
- Да уже давно бодрствую. Вот думаю, пора сматывать удочки отсюда, - улыбнулся Шторм и заулыбался еще шире, когда Виктория юркой мышкой проскользнула в палату. Тихонько, боясь разбудить остальных, она присела на самый край кровати.
- Вот тут вам покушать принесла немного. Вам сейчас силы нужны.
Виктория быстрыми движениями стала выкладывать снедь: пирожки, какие-то салатики, фрукты. Вскоре на кровати Макса выросла целая горка всевозможной вкуснятины, и когда она только успела все это приготовить...
- Да мне это на год вперед! – рассмеялся Шторм. – Спасибо вам огромное. Но не стоило беспокоиться за меня. Но спасибо еще раз и миллионы, миллиарды раз, - после паузы добавил тихо: - знаете… а ведь обо мне по-настоящему вот так никто и не тревожился никогда… мама только, но она умерла, еще когда я был совсем маленький.
Виктория опустила глаза и вспыхнула, как свечка, отчего стала еще краше и милее. Она набрала в легкие побольше воздуха, попыталась что-то сказать, но замолчала на полуслове, под пристальным взглядом Шторма смешалась. Вторая попытка была более удачной:
- Ваши слова оказались пророческими, - очень тихо произнесла она.
- Какие слова? – попытался сосредоточить внимание Макс, его просто магнетически влекло к этой такой непохожей на других девушке, такой, чистой, искренней, замечательной, что его мысли путались, как клубок ниток, раскрученный веселым котенком. Он улавливал каждую перемену в ее взгляде, интонации, жестах, ему нравилось следить за этим живым, переменчивым лицом, которое, то озарялось какой-то непосредственной детской радостью и доверчивостью, то приобретало царственные черты, полные достоинства и гордости. Он мог любоваться ей вечно. Поймав себя на этих шальных мыслях, Шторм постарался взять себя в руки и включил, наконец, мозг.
- Что, простите?
- Вы вчера сказали, что мама моя поправится… вам Там сказали. И правда. Она у меня уже два года в коме находилась после автокатастрофы. И этой ночью вернулась. Нельзя описать словами, как я счастлива! И самое главное, что жизнь возвращается к ней стремительно, врач даже сказал, что уже на следующей неделе, выпишет ее домой, - Виктория выпалила свою речь на одном дыхании и задохнулась на последних словах, было видно, что она очень волновалась, и отчего бы?..
- Правда?! Я тоже, очень, очень рад! – немного подумав и сбавив обороты громкости: - Так значит, у вас такое горе было, так долго… как же вы только с ним справлялись… - Макс искренне сочувствовал этой хрупкой, златовласой девушке, он представил, как она, такая тоненькая, как рябинка, боролась в одиночку с такой бедой. А может быть не в одиночку?.. От этой мысли бросило в жар, и озорной огонек в глазах Макса потух. «Да… такие девушки не бывают одинокими», - подумал он и невольно отвел восхищенный взгляд с ее лица. Виктория, как почувствовала, что пристальной слежки больше нет, и успокоилась, даже повеселела.
- А вас когда на выписку?
- Да я планирую сию же минуту, не дожидаясь врачебных консилиумов. Меня полечили врачи повыше наших, так что не стоит задерживаться здесь.
- А чувствуете себя хорошо, достаточно хорошо, чтобы уйти отсюда?
- С той минуты, как вы пришли сюда, Виктория, я чувствую себя лучше, чем когда-либо.
- Еще одна хорошая новость! Жизнь прямо решила осчастливить меня! – совсем по-детски всплеснула она руками и сама же испугалась своей радости. На мгновение Виктория не знала, как правильно себя повести, быть может, не стоит вовсе мешать, навязываться, надоедать. Кто знает, что в душе этого мужчины? Чужая душа потемки, по этой причине совершается столько ошибок.
- Я тогда подожду вас у двери, провожу вас до дома, мало ли, помощь понадобится… да и веселее будет.
- Это – прекрасная идея! Я быстро, вот только кровать застелю за собой, да в порядок себя приведу.
Виктория также быстро, бесшумно юркнула в дверь и тихонько заперла ее за собой. Вместе с ней ушел едва уловимый аромат духов и той легкости, нежности, которую она собой излучала. Странно, но даже солнышко, только что пробивавшееся в окно, скрылось за тучку.
У противоположной стены пошевелился бородатый старичок. Вынырнув из-под своего одеяла, он вперил в Макса внимательный взгляд выцветших серо-голубых глаз:
- Береги, девчонку, хорошая она у тебя, - скрипучим, но по-отцовски заботливым голосом, прокряхтел он.
- Да нет… вы не поняли… - попытался оправдаться Макс. – Мы знакомы всего день, и то по случайности…
- Ну, и дурак, - коротко и ясно ответил старичок и снова зарылся в одеяло. – Мне бы твои годы, я бы такую от себя ни на шаг не отпустил. Смотри, уведут, потом локти грызть будешь.
Шторм замолчал и улыбнулся. А ведь старичок прав…
- Хорошо, - миролюбиво ответил Шторм и положил ему на стол большое красное яблоко, принесенное Викторией. Старичок буркнул что-то, похожее на благодарность и снова погрузился в свои размышления и дрему. Макс стремительным шагом направился к двери, не желая, даже оглядываться назад. Слава Богу, обошлось, и дай Бог, никогда не появляться здесь. Никому.
8.
Сергей выкуривал уже пятую сигарету, машинально, автоматически, даже не чувствуя вкуса табака и принимая окружающую действительность за плод своего сознания, мыслей, которые сейчас затянули его в бурлящий омут. Только что пришлось пережить не самый приятный разговор с женой, в который тут же вмешалась теща, в принципе, неплохая, но бестактная женщина. Обе, мать и дочь уловили из исповеди Сергея только одно: появилась замечательная возможность исправить их плачевное материальное состояние и вынырнуть из накрывшей черной волны на поверхность. Всё. Что касалось вопросов совести и чести, ни Лену, и Галину Петровну, как-то не волновало. А ведь раньше Ленка была совсем другой, за ее рябечевство и романтизм, Сергей ее называл даже «доброй волшебницей, прилетевшей с другой планеты». Как же меняет людей эта жизнь! Кого в лучшую сторону, кого нет. Бывает, что одни и те же обстоятельства влияют на каждого из нас совсем по-разному, и тут уж не уследишь.
- Сережка, - принялась тараторить Ленка, подключая все свое обаяние и все свои чары, которые всегда действовали на Сергея, как дурманящее облако, - ты же понимаешь, что это наш единственный шанс! Если ты пойдешь против этого своего Герасима, нам только пропасть останется! И меня подставишь.
- Леночка… милая, но это же страшный человек! Я боюсь, что у него какой-то чудовищный план, я только пока не могу понять, какой именно. С таким лучше не связываться. Просто я не знаю, как можно обойти хитро расставленные им ловушки. Вот и обратился к тебе за советом, потому что голову уже сломал об эти мысли, - Сергей распечатал новую пачку сигарет и потянулся уже за шестой сигаретой, но внезапно остановился, отложил в сторону.
- Тем более, милый мой! Раз этот человек настолько опасный, то, если ты попрешь против него, то он разметет нас в щепки! Понимаешь ты?!
- Я боюсь, что он будет натравливать меня против Макса… я уловил это…
- Но он же не сказал тебе это в открытую?
- Не сказал… но, я уже научился понимать Герасима до того, как он озвучивает свои планы…
- Ерунда! Пока человек не сказал то или иное вслух, думать и гадать – глупость полная! Знаешь, мой родной, я думаю, ты себя попросту накручиваешь. Вот и все. Тебе сама судьба в руки такую возможность дает, а ты еще выпендриваешься!
- Лена, Лена… не понимаешь ты меня совсем… что-то в последнее время мы стали на разных языках говорить… - невольно сорвались слова с губ Сергея. Лена мгновенно переменилась в лице. Застыла, как каменное изваяние, глупой она не была никогда, она умела ловить на полуслове и строить логическую цепочку последствий таких слов. Сергей наблюдал, как мертвенная белизна ее лица сменяется бурыми пятнами. Идеально гладкий лоб собрался в напряженную складку, глаза стали злыми. Но прошло лишь мгновение, и лицо вновь приобрело знакомые красивые очертания.
- Конечно… - Ленка подбирала слова, отчего говорила медленно:- не ты же малыша под сердцем носишь, тебе не понять.
- Какого малыша? Как малыша?! – До Сергея сказанная новость доходила постепенно. – И что же ты молчала?! Неужели это так???! Леночка, милая моя, прости меня, пожалуйста, что наговорил глупостей всяких! Конечно, конечно, всё будет хорошо, вот увидишь! Ты только скажи, это правда? Ты не пошутила?
- Тоже нашел Петросяна! Правда, да правда, отпусти, - Ленка из натянутой, как струна, мигеры снова превратилась в веселую озорную девчонку. Она игриво вырывалась из шальных объятий мужа, но потом обвила его своими ухоженными, наманикюренными ручками, как крыльями и ответила долгим, пьянящим поцелуем. Сергей был счастлив и полностью растворился в этих мгновениях жизни.
9.
Макс и Виктория не спеша брели вдоль улиц. Вечер уже опустил на мир свой сказочный, таинственный покров, на небе потихоньку загорались звезды, крупные и почти невидимые, мерцающие в бурлящем жизнью весеннем воздухе, но оба, и он, и она, похоже, не замечали этого, увлекшись разговором. Удивительно, но им было так легко, будто бы они знали друг друга, как минимум целую вечность.
Оказалось, что Виктория также, как Шторм увлечена хорошей философией, историей, литературой и массой всего, что составляет этот мир. С этой девушкой можно было говорить обо всем: о политике и тех проблемах, которые составляют сегодняшнюю реальность, об исторических событиях и деятелях, о прошлом, настоящем, о будущем. Поразительно, но даже мнения относительно тех или иных вещей у них сходились в десятку. Такого Макс не наблюдал никогда, обычно он даже не пытался с кем-либо выходить на действительно искренний разговор, на темы, его по-настоящему волновавшие, потому как мог услышать в ответ, либо откровенную глупость, после чего дальнейшее общение было бы лицемерием и пустой тратой собственного времени, либо такую искаженную ложь, много лет вдалбливаемую людям вождями, что и слушать становилось тошно. Поэтому Макс молчал. А тут разговорился, будто бы впервые за всю свою жизнь.
Виктория тоже оживилась, от ее стеснительности, которой ознаменовались первые минуты их общения, не осталось и следа. У нее оказался мелодичный, приятный слуху тихий бархатный голос, который завораживал, успокаивал, околдовывал. Ее логично связанная, мудрая речь в сочетании с богатой мимикой и забавной жестикуляцией составляли просто потрясающий образ, который врезался в сердце раз и навсегда. Но вот этого Макс как раз и боялся всего. Привязанности делают нас рабами наших чувств…
- А я недавно увлеклась изучением китайской философии, и вообще Тибетом. Это, на мой взгляд – бесконечное поле для полета мысли, - плавно переходила с темы на тему Виктория, с удовольствием отмечая, что и этот переход не оставляет ее спутника безучастным.
- Неужели?! Я, еще когда учился в институте просто фанател от всего этого. Меня всегда поражало, как эти люди, тибетские монахи способны вытворять такое, что в голове даже не укладывается.
- Меня это тоже долгое время удивляло. А недавно, я, кажется, нашла ответ на свои вопросы.
- Поделись, - Шторм был явно заинтригован.
- Мне попались очень интересные архивные документы, которые говорят, что еще в начале ХХ века, в одном из Тибетских монастырей было найдено Тибетское Евангелие. Представляешь? Оказывается, Иисус во время своей земной жизни, две тысячи лет назад приходил даже туда и оставил свое Учение. И все эти столетия, монахи Тибета с особой бережностью и почтением хранили эти манускрипты, более, чем другие книги. Видимо, они с большей верой и пониманием отнеслись к Его словам, чем другие народы, поэтому и чудеса такие творят. Я читала эту книгу, и могу сказать, она - замечательная!
- Как интересно! Я бы тоже хотел прочесть ее. Знаешь, когда я впервые прочитал Новый Завет, у меня вся душа перевернулась, в хорошем понимании этого слова. Это – высшая степень мудрости, правды, чистоты… совершенная поэзия и философия, равной которой нет и быть не может. Если бы люди жили так, как сказано там! Не было бы ни войн, ни зла, ни лицемерия. И главное, никаких крайностей, ничего лишнего, только добро и правда. Вот только… сегодня… хотя нет, уже давно, столетия назад… это Учение было искажено настолько, что больно видеть, во что всё превратили… люди, - Шторм произнес последние слова почти шепотом, не зная, как Виктория расценит его мысли, но к его радости, она думала также. Грустно опустив глаза, девушка прошелестела:
- И это верно. Фарисеи и книжники пробрались даже в Его Церковь, но, хорошо, что не все такие, есть и настоящие… есть, мало только, очень мало. Но Книга осталась, что самое главное, поэтому мы можем делать свои выводы и понять, что к чему.
- Да… - Шторм задумался:- А я ведь видел… когда за чертой этой жизни был… видел Господа. Какой же Он замечательный! Никакими словами не описать. От Него, как от солнышка такая любовь исходит, добро, благородство, чего никогда не увидишь в людях, даже в самых хороших, самых умных, в людях такого попросту не заложено. Теперь… после всего пережитого, увидено, узнанного, я готов любому глотку перегрызть за Христа...
- Я тоже, - тихонько ответила Виктория и вспыхнула, поняв, что уже на протяжении нескольких шагов ее рука лежит в руке Максима, который вцепился в нее действительно бульдожьей хваткой, как утопающий за спасательный круг. Обжигающее тепло от его горячей ладони передавалось и ей, заставляя сердце выбивать бешеный степ. Немного успокоившись, она тоже сжала его руку крепче, отчего забило быстрее сердце Макса.
На какое-то время наступила тишина. Оба ловили мысли друг друга и наслаждались этим вечером. Шторм, как сумасшедший вдыхал хмельной воздух. Как давно он не чувствовал этого вкуса, вкуса весны, как давно он вообще не замечал ничего. Виктория считала звезды на небе, наблюдая, как они рисуют новый узор, на этот раз Малую Медведицу.
Неожиданно где-то за поворотом послышалась возня, крики, ругань. Эти звуки суровой реальности, будто бы охотник, ухвативший птицу за ноги, резко сорвали вниз, на грешную Землю и ее, и его.
- Что это, слышишь? – испуганно прожурчала Виктория.
- Сейчас разберемся, - Макс уже закатывал рукава и разминал кулаки. Меньше всего ему сейчас хотелось омрачать этот дивный вечер какими-то разборками, но другого выхода, похоже, не было. – Подожди тут, милая, не хочу, чтобы тебе досталось в этой каше мале.
Макс произнес «милая» автоматически, это слово уже битый час сидело у него в мозгу, что он сам не сразу понял, что сказал это вслух. А Виктория… она только недоуменно захлопала пушистыми ресницами и с еще большим обожанием посмотрела ему вслед.
- Милой назвал, - со счастливой улыбкой тихонько произнесла она. Мысли вслух. В мыслях теперь был полный хаос.
Макс летел вперед остервенелой ракетой. Завернув за угол какого-то старинного красивого дома, выделенного под городской музей, в котором Шторм почему-то никогда не был, он увидел жуткую картину: одна орава очумелых подростков, лет по пятнадцать-семнадцать, яростно молотила другую, стенка на стенку, этой забавой увлекались еще молодцы древности, но сейчас это была явно не забава.