Купола

1985 год. Шинданд. Афганистан Огромный, огненно-красный солнечный диск медленно поднимался по небосклону, испепеляя опустошенную войной землю Шинданда. Накануне шел тяжелый бой, впереди предстоял бой еще более страшный и, наверное, уже последний. После вчерашнего сражения из русского отряда осталось всего пятеро ребят. И сейчас, встречая утро, они понимали, что уже не выстоят перед новым натиском басурман. Силы были на пределе, и моральные, и физические. - Серега, а все-таки зря мы не спрятались у бабушки в капусте, когда повестка пришла, да? – Пытаясь как-то шутить, скрывая истинное душевное состояние, прошептал самый старший, Роман, высокий мужчина тридцати лет. В его густой иссиня черной шевелюре за время военной службы появился иней седых прядей. В глазах, прежде лучезарных синих, затаилась боль и бесконечная обида на эту жизнь, на эту страну, которая в который раз неблагодарно и подло бросала его самого и его друзей в самое пекло, оставляя на и*******е, хотя и могла протянуть руку помощи. Злился Роман, конечно же, не на простых россиян, измученных хаосом власти, беспределом и вечным страхом неизвестности, а на правительство, которое сейчас преспокойненько сидело в своих мягких креслах в теплых кабинетах, намазывало икру на горячие булочки и думало, какой отряд смертников в очередной раз бросить в огонь, чтобы поддерживать его горение, а себе – безбедное существование. Роман уже давно разочаровался в жизни, лишь где-то в глубине души еще теплилась надежда на что-то хорошее. - Эх, Ромка… - выдохнул Сергей, белобрысый парнишка двадцати четырех лет, друг Романа, - а кто ж предупреждал, что так будет? Никто и не знал…. - Как же будем пробиваться? – Высказал свои мысли вслух третий, Михаил, самый младший, но и самый бесстрашный в бою. Прежние медали по боксу сейчас здорово выручали его, но вот только вернуться к прежней тихой, размеренной жизни он уже и не мечтал, слишком серьезная была ситуация, агоническая. В помещении разбитого бомбежками дома, который заняли русские солдаты, надолго повисла гнетущая тишина. Ответа на извечный вопрос «что делать» не было. Роман посмотрел в сторону двоих товарищей, которые за всё утро не проронили ни слова, оба были тяжело ранены, и сейчас всё, на что у них хватало сил – это не стонать, молчать. А нужно будет биться. - Держитесь, ребята! – Постаравшись вложить в эти простые два слова всю душу, сказал Роман и в ответ получил полный боли и осознания безнадежности взгляд. Но дальнейшие размышления и разговоры прервал неожиданно громкий крик Сергея: - Смотрите, идут! – С ужасом воскликнул он. – Окружают, сволочи! Действительно, из-за бугра пробиралась группа террористов, которые намеревались прикончить выживших. И еще не самое страшное, если в бою, гораздо хуже, если их собирались забрать в плен. Этого солдаты боялись больше всего. - На места! – Скомандовал Роман, вспомнив, что он не просто друг, но и сержант, а значит на нем ответственность больше, как на старшем по званию и возрасту. Сергей занял позицию у выбитого окна, Михаил притаился за выбоиной, которая когда-то была дверью, Роман держал под прицелом идущих справа через крупные щели в стене. Если намечалось окружение, то с этой стороны предполагался самый большой натиск, который должен был отразить Кирилл. - Как же сейчас вас не хватает, ребята! – В сердцах бросил он Лешке и Сашке, раненным солдатам. Он сказал это так, как мысль вслух, но парни не смогли лежать тихо в уголке, когда другие бьются насмерть. Белые, как полотно от слабости, они тоже взяли в руки оружие и, борясь с дурнотой и надвигающимся сумасшествием, оттянули на себя другие ракурсы защиты. - Герои! – Прошептал Рома, но было уже не до лишних слов. Послышались первые раскаты выстрелов. Бой начинался. Секунды  понеслись, как ошалелые, минуты, часы. Сколько длилась схватка, час, день или, может, целую вечность, уже не мог сказать никто. Пулеметная канонада оглушала, адреналин страха заставлял сердце выбивать бешеную дробь, желание вырваться из этого пекла не давало опустить оружие. С диким криком, ребята стреляли, стреляли, стреляли, иногда били прикладом оружия тех, кто вламывался в дом и пытался захватить русских воинов врасплох. Они уже плохо соображали, где находятся и как их зовут, реальность мелькала кровавыми картинками, как в калейдоскопе, смешавшись в единый, серо грязный фон. - Ромка! – Послышался остервенелый вопль Сергея. – Заряд закончился. Мы пропали! Это же отметил и сам Роман. Патронов в его ленте хватало только чтобы продержаться минут десять, остальные ребята также растерянно смотрели перед собой. Это был конец. Страшный конец. - Ребята. Не сдаемся! Пока дышим, не сдаемся! Мы же вместе! – Обезумев от отчаяния, кричал Рома, повторяя эту фразу вновь и вновь, не в силах остановиться, казалось, если он замолчит, свет померкнет. – Господи, молю тебя, помоги нам. Помоги нам! Помоги! Помоги! ПОМОГИ!!! – Неожиданно для себя воскликнул он и упал на колени. Также поступили и четверо других ребят. Прежде самоуверенные атеисты они обратились с мольбой к Богу в час беды. В душе произошла революция, перевернув всё с ног на голову. На мгновение почудилось, что сердце остановилось от перенапряжения. Только в висках тяжело стучало. Перед глазами поплыли желто-бурые пятна, которые становились всё больше, больше, а потом все погасло. На мгновение. Когда Роман открыл глаза звук пулеметной очереди и дикого рева басурман затих. - Мы уже умерли? – Бесцветным тоном спросил Роман. Молчание. Парень резко поднялся, боясь увидеть тяжелую картину. Но вопреки ожидаемому, все ребята были живы, только находились в каком-то жутком оцепенении страха и радости. - Что произошло? – Стараясь растормошить Сергея, скороговоркой проговорил парень. – Где эти? Сергей медленно развернулся, и после продолжительной паузы подвел его к выбоине окна. Взору Романа открылась чудовищная панорама. Целая группа вооруженных до зубов террористов попала на заминированную зону и была разорвана на мелкие фрагменты мощнейшей взрывной волной. Это и спасло пятерых оккупантов от неминуемой смерти. Они были живы. Чудом остались живы. 1993 год. г. Михайлов. Россия Весна снова вернулась в мир цветением садов, пением соловьев, надеждой, проснувшейся в сердце. По маленькому тихому городку, оживающему после долгой зимней спячки, шли пятеро батюшек, высоких, статных, эдакие богатыри русские, воины Христа. Черные рясы развивались по ветру, создавая мистическое, завораживающее впечатление. Уверенность, невероятная внутренняя сила и затаенная печаль во взглядах невольно приковывали внимание случайных прохожих, таких носителей закона Божьего хотелось слушать, за ними хотелось следовать. Да. Это были вчерашние ребята, так остервенело воюющие в Афгане. Вернувшись домой в 1989, они первым делом пошли в местный храм, креститься. Год понадобился на принятие важнейшего решения жизни. И вот, теперь они, сделав крутой поворот судьбы, пошли по совсем иному пути, нежели думали прежде, по дороге самой сложной из всех существующих, ведь быть настоящим священнослужителем, не лицемером и послушником, а человеком, несущим Господа людям, который есть Сила, Правда и Справедливость – быть очень, очень тяжело и… опасно, ведь зло не дремлет, и старается уничтожить стойких, мыслящих и добрых в первую очередь. - Ну, что, ребята! – Торжественно провозгласил Роман, теперь отец Роман. – Пойдемте на нашу первую службу, в храм. Теперь для нас начинается новая эра жизни. В ответ остальные только одобрительно похлопали Романа по плечу и ускорили шаг. Вскоре они подошли к заброшенному, полуразрушенному маленькому храму. Когда-то в его стенах собиралась добрая половина горожан, теперь… здесь вьют гнезда лишь птицы. В годы коммунистических гонений храм был переквалифицирован под зернохранилище. Другие были либо разрушены, либо отданы под дома культуры. Устраивать в бывших церквях танцполы или тюрьмы – было излюбленным занятием большевиков, почему-то не выносивших даже тихого колокольного звона…. Но минуло то время. Наступала пора подниматься стране с колен. Медленно, постепенно, но верно. Друзья вошли в стены храма. Отец Роман, который и возглавил этот приход, (другим досталась служба в близлежайших селениях и они стали как бы гостями у Романа) размашистым шагом прошел к алтарю. Он уже успел прибраться здесь, развесить старинные иконы, с трудом выкупленные у перекупщиков, создать атмосферу таинственности и чуда. - Роман… - с сомнением произнес Михаил, - а придет хоть кто-нибудь на службу-то? - Не знаю. – С грустью ответил он. – Я обошел чуть ли не каждый дом, но пока не нашел отклика. Надеюсь, что со временем мне удастся хоть что-то сделать для того, чтобы и они поняли то, что довелось понять нам с вами. А сейчас будем вести службу для Бога. Кто решит зайти, тому будем рады. Двери этого храма всегда будут открыты для каждого. Я не буду отчаиваться. - Это верно. – Поддержали его друзья. Прошел час, как в храме впервые за долгое время перерыва велась служба. Но… ни один человек так и не пришел сюда. Многие были бы и рады, да у одного брат приехал, у другого работа, у третьего  проблемы, у всех дела. Но Роман, словно и не замечал безмолвия, царящего в церкви, он громко читал молитвы, будто бы перед многими людьми. Внезапно дверь церкви с оглушительным грохотом открылась, и внутрь вошел пьяненький, весь такой пожемканный мужичок. Свалявшаяся бородка говорила о том, что хорошей бани и расчески он не знал уже приличное время, драная фуфайка и залатанные небрежно ватные штаны вызывали грустное впечатление. - Ребятки. – Протянул он. – А копеечку не дадите? А то трубы горят…. Мужичок покачнулся и присел устало на скамеечку. Роман не стал прогонять этого человека, напротив, он решил, во что бы то ни стало вытянуть его, хотя бы его из той пропасть пьянства и безысходности, в которую он попал. Не зря же Бог привел его сюда, сейчас, во время службы. Роман продолжал службу. И мужичок, заслушавшись, вроде, как и забыл о цели своего визита. Он потихоньку трезвел, взгляд оживал огоньком интереса. В душе всколыхнулось что-то доброе, теплое, давно забытое. Вспомнилось, как мать держала в тайне дома иконы, и на Пасху пекла вкусные, ароматные куличи. Вспомнилось детство, первая любовь, вся жизнь…. Не заметив, старичок горько заплакал над своей неудавшейся судьбой, над тем, что остался на старости лет один, всеми брошенный и никому не нужный, что даже дети, в воспитание которых когда-то он вкладывал всю свою душу и силы, теперь покинули его, живя лишь мыслями о карьере и материальных благах. Служба закончилась. Друзья направились к выходу, но старичок, очнувшись от своих размышлений, резко подскочил и бросился за ними: - А… можно… можно я с вами буду… как это… помогать? В ответ он получил счастливейшую улыбку пятерки и приглашение на чай с вареньем, в знак знакомства и дружбы. МАФИЯ Как быстро летит это время, не удержать. Только еще звенела весенняя капель, и возвращались с юга птицы, как уже лето в разгаре, испепеляет беспощадным июльским солнцем, зноем. По улице города медленно, устало шла немолодая уже женщина. Отягощенная объемными сумками и нелегкими думами, она изнывала от жары, но продолжала идти ломовой лошадью вперед, навстречу новым испытаниям и неожиданностям, которые раз за разом подкидывала ей судьба, и так всю жизнь, из года в год. Мария Степановна Серебряная, так звали женщину, воспитывала в одиночку двоих детей. Пять лет как вдова, хозяйка небольшого, но прибыльного магазина, она предпочитала обходиться самым необходимым. В ее гардеробе было всего три рабочих костюма, она не любила косметику и прочие атрибуты обеспеченной жизни, но зато детям старалась отдавать всю себя без остатка, всю свою ласку и внимание, следовать любым их капризам, чтобы только они не чувствовали себя обделенными и несчастными, ведь потеря отца стала сильным ударом по их неокрепшим душам. Старшему сыну, Мише, исполнилось четырнадцать. Это был неглупый, высокий юноша, который прежде был абсолютной гордостью матери. «Копия отца!», - то и дело поговаривала Мария Степановна, украдкой поглядывая на Мишку, который более всего на свете обожал возиться с какой-нибудь электроникой и мог пропадать в своей маленькой домашней мастерской целыми сутками, увлекшись очередным приборчиком собственной сборки. Он хорошо учился и не приносил в дом проблем. Но так было ровно до того момента, пока ему не исполнилось четырнадцать. А с того дня, Мишку как подменили. Он из рассудительного, доброго юноши превратился в бесенка, дерзкого, озлобленного, на всех, и даже в своих родных, видевшего врагов. Мария Степановна сильно переживала по этому поводу, но изменить что-либо не могла, поэтому считала, что стоит просто пережить этот переломный период переходного возраста, и всё наладится само собой. Так думают многие родители, но, как правило, это попустительское отношение приводит потом к большим бедам. Младшей дочке, Аленке, было еще только шесть лет. Эта юркая, смешливая девочка обещала стать с возрастом настоящей грозой района, уже сейчас она приводила в ужас своих воспитательниц в детском саде, которые не могли найти на малышку никакой управы, а каждое замечание в ее адрес всегда встречалось суровым материнским взглядом и яростной тирадой, отнюдь не в пользу воспитательниц. Один два раза попробовав поговорить с Марией Степановной, воспитательницы решили и вовсе не соваться к ней, а Аленке предоставили широкое поле действий, где ни в чем, никогда она не знала ни отказа, ни порицания, что тоже не могло отразиться положительно на психике ребенка. Вот так и жила эта семья. В течение всего дня мать трудилась, не покладая рук, а вечером крутилась, суетилась на кухне, чтобы приготовиться что-нибудь вкусненькое для своих ребятишек, чтобы создать атмосферу любви, мира и уюта, который и Мишка, и Аленка ценили всё меньше, и меньше. Сейчас Мария Степановна шла домой, предвкушая, как она устроит праздничный обед, ведь у нее сегодня день рожденья. Серебряная не стала приглашать друзей, да их у женщины уже много лет как не было, просто, посидеть в кругу семьи для нее было высшим счастьем. Но, подойдя к дому, сердце почувствовало неладное. Что-то резкое, чужое,  пугающее, еле уловимое каким-то шестым чувством, витало в воздухе. По мощным, черным следам тормозного пути, отпечатавшимся на асфальтированной дороге, можно было судить, что кто-то, зачем-то подъехав к самым воротам ее небольшого частного дома, по неизвестной причине умчался на всех порах, сильно выжав педаль тормоза. Кто это мог быть? И что этому кто-то было нужно? Мария Степановна, с трудом унимая бешеный ритм сердца, подошла к воротам. Замок был взломан. Во дворе всюду встречались следы борьбы, отчаянной, но бессмысленной. Последней каплей в чаше рассудительного терпения стал ботинок Мишки, который сиротливо валялся на дорожке, ведущей к дому, будто бы некто тащил его с такой яростью, что мальчишка потерял даже обувь. Сомнения быть не могло, произошло что-то страшное. Мария Степановна стрелой кинулась к дому, обежала все три комнаты, но сына не нашла. Дом был перевернут вверх дном, все ящики вывернуты, коробки, шкатулки, тайники, которые Серебряная так умело прятала, дабы не тратить время на походы в банк, теперь были опустошены. Сын пропал, все сбережения, в том числе и те, которые откладывались на зарплату работникам магазина, пропали тоже. Сердце пропустило удар, забившись в отчаянном темпе. - В милицию! В милицию надо звонить!!! – Срывающимся от слез голосом, причитала она. – Аленка, то хоть в садике или…! – От ужасной мысли, что беда произошла и с дочерью тоже, на миг ввела Марию Степановну в оцепенение. Но, понимая, что сейчас каждая секунда на счет, Серебряная взяла себя в руки. - Ало. Ало! Милиция? Помогите, пожалуйста! У меня сын… сын пропал. Да не сбежал нет! Похитили его. Помогите, прошу, молю вас! На том конце провода прозвучало сыто-ленивое «Ладно, приходите в отделение, а там посмотрим», и послышались гудки. Трубку положили. Серебряная не сразу поняла, что значат эти быстрые гудки, она еще с минуту что-то кричала в трубку, но после осознала, что ее все равно уже никто не слышит, и метнулась к выходу. По дороге она раненой орлицей забежала в дет. сад. - Аленка здесь?! Серебряную пугливо встретили воспитательницы и, зная ее непростой характер, просто молча утвердительно кивнули. - Точно здесь?! - Точно, - нерешительно промямлила одна из воспитательниц, молоденькая девушка лет двадцати трех, - она уже и окно разбила, резвится. Ну, как и обычно…. - Ладно! – Бросила Серебряная. – За окно заплачу. Следите за ней пристально. Никого чужого не подпускайте. Могу я на вас положиться? - Да, да, конечно. – Не понимая ничего, согласилась девушка. - У меня сына похитили только что! – В отчаянии выдохнула несчастная мать и побежала дальше, в ближайшее отделение милиции. В отделении ее встретили сухо и безразлично. - Заявление принимается только на третий день после пропажи. – В ответ на отчаянную тираду Серебряной, заявил представитель правопорядка. - А вдруг он у вас к другу пошел, а вы со своими истериками уже себе нафантазировали? У нас и без вас дел по горло. - Да каким другом? Каким другом?! Говорю же вам, дом взломан, следы от машины непонятной, обувь Мишкина валяется, будто бы его волоком волокли! - Ну, ладно, - махнул рукой он, - пишите заявление. - Что писать?! – На срыве вопросила Мария. - Ой! Каждый раз вам бешеным мамашам объяснять приходится. Имя, фамилия, возраст, приметы, там шрам или еще что. Как искать-то будем? Потеряшек вон сколько, и почти все мальчишки подростки, как ваш. - У меня фотография его есть, - неожиданно вспомнив, что фото Мишки и Аленки она всегда носила в кармане у сердца, - вот, возьмите. Милиционер сонно взял фотокарточку и не глядя, кинул ее на стол. - Хорошо, гражданочка, будем искать. Идите. - Точно будете? Если нет, я буду жаловаться! - А вот это вы зря, очень зря. – Угрожающе метнул полный брезгливости взгляд милиционер. – Идите! Что было делать бедной Марии Степановне? Она, с огромным усилием воли, сдержала слезы и вышла вон. И только, оказавшись за пределами этого учреждения, на защиту которого так надеялась, дала волю слезам. А пока безутешная мать рыдала на остановке, уже знакомый нам лейтенант милиции поднял трубку телефона, набрал хорошо известный ему номер и произнес: - Кореши, она уже была тут. Готовая. Даже давить на эту клячу не придется. Я в доле. Положив трубку, он вновь принял безразличный, вялый вид бесконечно уставшего от всего и вся человека. Мария уже выплакав все слезы, сидела на лавочке в каком-то страшном трансе. Женщина с трудом осознавала, где она, и что происходит вокруг. Прохожие, видя ее блуждающий обезумевший взгляд, шарахались в сторону, даже не пытаясь спросить, чем помочь ей. Что делать? Эта мысль вихрем проносилась в голове, но найти ответ на извечный вопрос, не получалось. На милицию Серебряная не надеялась. Она не была столь глупа, чтобы, увидев такое сволочное отношение, верить, будто бы ей будет оказана помощь. Но к кому обратиться еще? Родных у Марии не было. Друзей тоже. Цепляясь, как жучок, упавший в воду за каждую соломинку, за малейшую надежду, Мария отметала одну версию спасения за другой и в итоге пришла к выводу, что на этой Земле надеяться ей больше не на что. Продолжая пребывать в этом угнетенном состоянии, Мария не сразу заметила, что кто-то подсел к ней на лавочку и ищет повода, чтобы заговорить. Только когда незнакомец тактично сказал «Извините…», она подняла глаза. Рядом сидел какой-то молодой человек в черной рясе. Мощный крест висел на груди, как знак внутренней, духовной силы. Но Мария не любила священников. В коммунистические годы, будучи активной комсомолкой, а потом партийным работником, она проходила серьезную прочистку мозгов, чуть ли не на каждом партсобрании прямо или вскользь внушалось отвращение даже к самому слову религия, это казалось чем-то постыдным и даже преступным. И не знала бедная, бедная Мария Степановна, что делалось это только с одной целью: настоящая вера, не показушная, не исковерканная лжецами лицемерами, время от времени все же пробирающихся в ряды церковников, не с переборами, но построенная на чести, правде и достоинстве, созидает сильную личность, мыслящую личность, которая признает одну лишь власть – Всевышнего. А коммунистам же хотелось, чтобы в ранг богов возводили их, чтобы люди были не личностями, а легко управляемым социумом, народной массой, воспевающей дифирамбы вождям. Тут еще, конечно, есть и другая сторона вопроса. Человек, погрязший в страстях недобрых, просто не может выносить света, на котором все их грязные дела и помыслы становятся видны и прочитываемы. А, если вдумчиво полистать факты биографий этих политических деятелей, то не стоит удивляться, почему они так яростно старались стереть с лица Земли то, что напоминало им о совести. Совести, которая давно уже прогнила. Вот как было на самом деле. Но простым людям, таким как Мария Степановна это было неведомо. Поэтому она озлобленно покосилась на молодого батюшку и буркнула: - Уйди, поп. Не зря, в народе говорят: встретить попа на дороге к несчастью. – Сказав это, Серебряная недовольно отвернулась. Батюшка задумался. Было хотел уйти, но после что-то остановило его. Он тихо, как бы невзначай ответил: - Да, как я вижу, несчастье уже случилось, и до меня, судя по вашему виду…. Вот только руку помощи, что-то не протянул никто. А я то всего лишь хотел поддержать чем могу. Ну, раз не надо, навязываться не стану. - Да как же ты мне поможешь? – Хмуро встрепенулась Мария. – У меня горе такое, твоими баснями, нотациями не разрешить его. - А вы думаете, что настоящий священник может помочь только нотациями? Ошибаетесь. Хотя порой, и слово может воскресить, но вера Христова учит помогать не только словом, но прежде всего, делом. Что произошло у вас? И Мария, расплакавшись, стала рассказывать по порядку, всю жизнь свою непростую, запутанную, про мужа так неожиданно покинувшего ее, про детей, про п*******е, про хамское отношение милиционера в приемном отделении. - Я даже не знаю, куда мне теперь бежать! – В отчаянии воскликнула она и резко замолчала, подумав, что итак сказала слишком много, быть столь искренней и открытой с посторонним человеком она не привыкла. Батюшка нахмурился, явно обдумывая какой-то план. - Поможем мы вашему горю. – После длинной паузы отвел он. - Правда? – Хватаясь за соломинку надежды, встрепенулась Серебряная. – А как звать вас хоть? – Уже другим, более мягким голосом поинтересовалась женщина. - Зовите просто, отец Роман. Сейчас пойдемте ко мне домой. И дочку вашу у меня тоже лучше спрятать, мало ли что. А мы тут с отцами подумаем, как можно разрешить ситуацию. В молчании Роман и Мария Степановна дошли до домика, в котором жил молодой батюшка. Он выделил уютную, светлую комнату, напоил чаем с плюшками и стал обзванивать своих однополчан, собирать группу поддержки. К вечеру вся бригада была уже в сборе. Грузный, мощный Михаил, теперь отец Михаил, юркий, ловкий Алексей, безбашенно смелый Сергей и всегда серьезный Александр. - Ну, что, отцы, – усадив ребят за круглый стол рядом с Марией Степановной и ее дочкой, подвел итоги долгого разговора Роман, - вспомним свою молодость боевую. Не дадим фашистам бандитам хаметь на земле Русской. Один в поле – воин, пять в поле – армия! В ответ он услышал громогласное «ура». Теперь нужно было получить хоть какую-то информацию о похитителях, далее уже дело техники. Поутру Мария Степановна получила первую весточку от бандитов. Они прислали ей по почте письмо, написанное вырезанными из газет и журналов буквами, наклеенными на чистый лист бумаги. В письме гласились требования: Серебряная должна принести кругленькую сумму к месту назначения, на тридцать пятый километр от города в час дня, положить сумку с деньгами в котлован, который там один, и уйти, ожидая дальнейших указаний. Если она приведет с собой хвост – ее сыну не сносить головы. Мария читала это послание с истерикой слез, но отцы поспешили успокоить ее. - Не переживай, мать, всё будет хорошо. В обиду не дадим. Ведь Иисус учил: «Будьте же хитры, как змии и просты, как голуби». После вечерней молитвы у нас родился план. Всю ночь шло энергичное обсуждение разных вариантов событий. Друзья спорили, делали пометки в записной книжке, чтобы не забыть наиболее удачные решения, собирались. Марии Степановне они посоветовали выспаться перед завтрашним днем, сами же готовились по полной. Медленно утекали минуты, сплетаясь в часы. Вот пробила полночь. В окно заглянула полная, белоликая луна, как бы напоминая, что пришло время прерывать дискуссию, время, отведенное на нее, истекло. - Пора, братцы. – Решительно выдохнул Роман. – Пойдем, пока Мария Степановна спит, а то проснется и начнет отговаривать, тем сорвав всю операцию. - С Богом! – В один голос ответили друзья. Дверь тихонько закрылась за нашей пятеркой, и в дом ворвался теплый летний ветерок. Погуляв немного в комнате, он растаял, как предутренний туман.   Молодые батюшки быстрым, размашистым шагом пошли к старенькому Жигуленку, на котором ездил Михаил, машина была куплена еще десятилетие назад, но благодаря хорошему уходу гоняла, почти как новая. К тому же, мастер на все руки, Михаил, снабдил ее многочисленными наворотами, чтобы простой, советский автомобильчик ничем не уступал лихому Мерсу по техническим возможностям. Михаилу нравилось смотреть на реакцию новых русских, когда он на своей ласточке обгонял их на широкой трассе. Сейчас эта техническая проработка была как нельзя кстати. Не проронив ни слова, ребята сели в Жигуленок и рванули по направлению к тридцать пятому километру. Доехав до тридцать второго километра, они оставили автомобиль на обочине, а сами пошли пешком, то и дело озираясь. Трасса была пустынной, в округе не было ни души. Вот и место назначения. До встречи осталась еще уйма времени, но защитники специально пришли задолго до указанного часа. Они огляделись: солнце, поднимаясь, окрасило ярким заревом широкое пшеничное поле. Посреди него, будто бы от падения крупного метеорита, зиял кривой котлован, видимо, строители что-то собирались возводить здесь, но как всегда не хватило финансов и чиновничьей инициативы. Позади оставалась дорога, на которой потихоньку стали появляться редкие автомобили, спешащие по своим делам. Тихо стрекотали сверчки, выводили дивные трели пташки. Солнце вышло в зенит, час дня. С удивительной пунктуальностью, минута в минуту на обочине затормозил потертый черный Мерс. На капоте красовалось изображение слона, как символ группировки. Как по мановению волшебной палочки, одновременно все четыре двери резко распахнулись, и из машины вышли двухметровые громилы. Окинув поле диким, всех ненавидящим взором, они перемигнулись и двинулись по направлению к котловану. - Тетки нет уже, наверное, бабло уже положила. - Я тоже так думаю. Не оставит же она своего сосунка в наших лапах. - Хвоста вроде как тоже нет. Но надо будет к котловану аккуратно подходить, а то мало ли. - Да делов то, прошей его пулями и все. Если какая падла затаилась, то ей будет сразу выписан билет в один конец. Грубо заржав эти скоты ускорили шаг. Подойдя к котловану один из них, помощник главного по кличке Овца, вынул пушку, которую всегда носил за поясом, не боясь, что милиция предъявит какие-либо претензии (пока не предъявляла, и вряд ли когда будет иначе). Резко выбросив руку вперед, он выпустил полкарабина. От ударной волны все вокруг заволокло пылью, и пришлось ждать несколько минут, пока этот туман рассеется. Кореша двинулись дальше. - Мда… - протянул первый, - неудобненько будет залезать туда, вон какой спуск крутой. - Да не хнычь, у нас веревка есть. Лезь давай. – Раздражено бросил второй и подтолкнул напарника к котловану, тот нехотя начал спускаться. Что произошло? Необъяснимо. В ту же секунду, как бандит коснулся ногами дна ямы, какая-то мощная, страшная паутина-ловушка в мгновение ока оплела его ноги, руки, все туловище, да так искусно, что он не мог больше пошевелиться. Пытаясь высвободиться, он еще больше запутывался в прочной сети, и вскоре понял, что начал задыхаться. - Че этот придурок возится так долго?! – С досадой бросил Овца и заглянул посмотреть, что происходит. Грязно выругавшись он махнул своим: - Эти твари ловушку поставили. Зря они это сделали… ох как зря! Давай вытаскивайте этого идиота и поехали отсюда пулей. Кореша стали возиться с леской, хитро сплетенной в ловушку. Но на освобождение пойманного «зайчика» похоже должно было уйти около часа. Выкрикивая отборные ругательства и проклятия в адрес несчастной Марии Степановны и ее семьи, вспотев от тяжелой работы, братва не сразу заметила, как рядом с их Мерсом притормозил еще какой-то неизвестный автомобиль, старенький Жигуль. - Люди добрые! – Произнесли вышедшие из него батюшки. – Подсобить чем? Овца бросил на незнакомцев, приближающихся к котловану уверенным шагом, яростный, убийственный взгляд. - Какого хрена вас сюда занесло?! А ну убирайтесь отсюда, пока целы. - Не приветливы вы братцы. – Прозвучало в ответ. Затем прозвучал какой-то стремительный свист и…. Овца был хорошо подготовлены в боевых искусствах, их группа каждый день занималась по несколько часов, чтобы чувствовать себя на высоте, но такие приемов, мощных, быстрых, ошеломляющих, он еще не знал, да, и что скрывать, от скромно выглядевших попов он не ожидал такой энергии. Роман, только что кротко смотревший в землю, для того, чтобы усыпить бдительность врага, теперь взвился в полете и обрушил на бандита град мощнейших ударов: ногой в висок, длинный удар кулаком в скулу и короткий  завершающий. Михаил, Сергей, Алексей и Александр взяли на себя остальных, которые, поняв, что происходит что-то не то, приняли боевую стойку. - Так вот кто ловушку поставил! – В бешенстве гаркнул помощник Овцы, гадзилообразный громила по кличке Шпырь. Недолго думая, Шпырь ринулся на стоявшего напротив Александра. Угрожающе рыча и применяя самые страшные методы, которые используются в боях без правил, он своим оглушительным нападением свалил с ног отвлекшегося на драку Романа и Овцы, Сашу. Но молодой батюшка не собирался сдаваться, он всеми силами старался подняться, успеть подняться до того, как будет поздно. Вокруг началось такое мощное столкновение, что пыль стояла столбом, и в этом тумане не было видно ничего. По тихому стону, раздавшемуся где-то справа, стало ясно, что-то не так с Алексеем, кроме того, давно уже не слышно и самого Романа. Что с ними? Александр тщетно вглядывался в пылевую завесу, стараясь при этом молниеносно реагировать на действия Шпыря, но, ни то, ни другое не удавалось. Силы подводили, противник, как того и стоило ожидать, был слишком хорошо подготовлен к таким ситуациям. Шпырь со звериным рыком сделал еще один рывок в сторону Александра, тот умело поставил подсечку, но вопреки ожиданиям, громила удержался на ногах, лишь покачнувшись, как мощный дуб во время штормового ветра. Выпрямившись, он бросил на Сашу уничижительный взгляд, по которому стало ясно, это – конец. До сих пор Саше так и не удалось подняться. От неудачного падения была травмирована нога, и от боли, сводящей все мышцы, темнело в глазах.  Но нельзя было показывать истинного состояния, нужно биться до последнего вздоха, ведь на кону этой битвы жизнь подростка и его семьи! В минуту, когда, казалось, свет померк перед глазами, Александр устремил взгляд в небеса. - Боже, помоги, защити! Что же мне делать? Мысленную молитву прервал еще более свирепый нападающий крик Шпыря и отборные ругательства его соратников. Но, в то же мгновение, откуда-то из глубины памяти всплыл фрагмент прошлого, последняя тренировка. «И запомни, даже, если ты оказался повергнутым на обе лопатки, если не осталось сил на продолжение схватки, даже тогда есть шанс одержать победу. Нужно всего лишь собрать остатки энергии для трех быстрых движений…». Тогда Саше казалось, что этот прием не понадобится ему никогда, слишком он был тяжелый и запутанный. Но сейчас, именно сейчас, ему почему-то вспомнилась вся техника, в мельчайших подробностях, будто бы он отрабатывал ее только вчера, хотя, на самом деле прошло почти что десять лет. Шпырь летел на Сашу в завершающем прыжке, но Александр ловко увернулся, отчего громила болезненно ударился о землю. Но в себя он пришел достаточно быстро. Вскочив на ноги, Шпырь продолжил наступление. Вслед за первым, последовал второй прыжок, еще более яростный. Но и от него Александр сумел увернуться, и пока Шпырь группировался в очередную стойку, Саше удалось неожиданно провести захват и бросок через голову. Завершающий болевой прием на некоторое время отключил сознание бандита.