Ночь Семи Грехов

Глава 20

Ласточка — красивая, огненная — стремится ввысь, ласкаясь во мраке ночи. Каждое ее движение завораживает: она грациозно реет над землей, опускается, а затем, поднимаясь, словно встречается с мрачными небесами. Я чувствую, что она мне очень знакома. Словно, я видела ее где-то раньше. Будто она была в моей жизни неоднократно, как тот, кто сейчас находится во тьме.

— Эй, — я с трудом узнаю свой охрипший голос и понимаю, что это наверняка вызвано холодом. Я ведь… в лесу. Причем в том, который кажется мне далеко нечужим. — Кто ты? — обращаюсь к силуэту, еле-еле выделяющемуся из полотна густой темноты.

Человек стоит далеко. Он не шевелится, и это заставляет меня сделать шаг вперед: может быть, так рассмотрю его лучше?

— Кто ты? Ты меня… слышишь? — снова спрашиваю, прищуриваясь. — Ответь. Кто ты?

— Друг, — спокойно отрезает мужской глубокий голос — он мне знаком. Да-да. Он мне знаком! Я будто…слышала его в детстве. И он будто успокаивал меня когда-то. Или… всегда.

Я морщусь и вздыхаю, настороженно смотря на его фигуру.

— Друг? — сомнения есть. Кто же станет называться другом в лесу, тем более, если не хочет показываться? И я не совсем понимаю, почему мы здесь находимся. — Тогда… подойди ближе. Я хочу видеть тебя.

Он — кажется, это парень — неуверенно качает головой. Ласточка, парящая над нами, делает еще одно крутое пике.

— Ты правда этого желаешь?

Я сглатываю — получается нервно.

— Да.

— Ты ведь боишься тьмы.

— Причем здесь это? — я на всякий случай приготавливаюсь бежать: слишком уж у нас странная беседа.

Незнакомец склоняет голову и печально выдает:

— Потому что ты думаешь, что раз я такой, то во мне таится тьма. Ты считаешь меня монстром, а хотя не знаешь обо мне ничего. Абсолютно. Ты не знаешь меня настоящего, и всех, кто-либо отличается чем-то от других, ты нарекаешь злом, так и не разгадав их реальные сущности…

Я в замешательстве хлопаю глазами и не могу понять, что он именно хотел этим сказать.

— Что ты имеешь в виду?..

— И ты, хоть и похожа на меня, но я могу сделать вывод, что твоя душа чище, чем само небо, а сердце — отважнее и добрее, чем у кого-либо, — продолжает парень, игнорируя мой вопрос.

Даже некоторые загадки яснее, чем его речь.

Я чувствую себя то ли глупо, то ли неловко от непонимания простых — для него — вещей. Решаясь не заваливать его вопросами, я опять-таки говорю,  на этот раз осторожничая:

— Прошу, покажись.

Интерес превышает все остальное. Ласточка, словно по команде, опускается ниже, когда… ее хозяин? — следует ко мне. Сердце неистово колотится в груди. Я осознаю, что, возможно, делаю ошибку, но это чувство подавляет ощущение дежавю. Мне словно знакомо все это… Вот лишь не помню, откуда…

Парень идет ко мне не спеша. Его походка напоминает лениво-колышущиеся волны. Птица, распространяя ярчайший огонь, наконец, садится на вытянутую руку незнакомца, и когда я беспокоюсь, что это удивительно создание может его обжечь, он доказывает обратное, нежно гладя ее крохотную пламенную головку.

Останавливаясь в метре от меня, парень не стремится окунуть свое лицо во владения света: таинственным образом оно у него до сих пор окутано дымкой тьмы. И, не выдерживая, я прошу:

— Наклонись ближе. Я… не вижу твоего лица.

— Действительно ли ты этого хочешь?

Он произносит это так, будто ему есть что скрывать.

Но я люблю совать нос туда, куда лучше не следует…

— Да.

— Хорошо, Ангел.

Во мне взрывается ком сокрушительных воспоминаний. Ангел… Лицо парня медленно облизывает лучик свечения, исходящего от ласточки, и он почему-то останавливается именно на уровне глаз. На уровне глубоких неземных карих глаз, очерченных золотым ободком.

Задохнувшись, я замираю.

—Хирундо…

А потом все неожиданно исчезает. Словно по щелчку. Я вижу тьму, а затем слышу голос, прежде чем проснуться:

— Я всегда рядом, Ангел.

Задыхаясь от жара, покрывшего тело, я подскочила с кровати, распахнув глаза. Пот лениво струился по спине, к которой приклеилась легкая маечка на тоненьких бретельках, а сердце готово было раздробить ребра в порошок. Я медленно переключила взгляд на то самое перышко в своей руке — его легкое свечение потухло сразу же, как только мой мозг осознал, что за чертовщина творится. Я помню, что рассматривала его, а потом… канула в сон. Не знаю, зачем его вообще сохранила. Может быть, потому что оно принесло мое далекое воспоминание, причем неизвестно каким образом, а сейчас сделало мой сон не совсем скучным.

Обычно мне снятся кошмары. Точнее кошмар. Один и тот же. Я часто вижу, как мое воображение вырисовывает картину, которую я, собственно, не должна была помнить. Вот мама рожает меня на свет. Рядом стоит отец — его лицо смутное, нечеткое. Я никогда не знала, как выглядят мои родители, ибо просто Шеон не позволял мне увидеть их фотографии — почему? — ума не приложу. Из-за этого нюанса я иногда даже думала, что они могли попросту не существовать, а мое пребывание тут не объясняется ничем логическим… Конечно, такие предположения лишены здравого смысла — я это понимала. Прекрасно понимала. И именно на этом факте кошмар приобретал кровавый окрас. В каждом сне отец пытался меня у***ь, но ему что-то мешало. Если быть пунктуальнее, ему мешал Шеон — а вот его лицо я наблюдала в кошмарах регулярно. Оно было ярким, в отличие от других, и выражало крайнюю тревожность и, кажется, боль. То ли смятение, то ли раскаяние, то ли страх. Не знаю…

Ангел…

Я села поудобнее. Расположив перышко между ног, уставилась на него, как на нечто грандиозное. Дураку понятно, что оно далеко непростое. Оно от той… огненной ласточки. Ласточки Хирундо — парня (или мужчины), который нес в себе не меньше загадок, чем моя жизнь. Итак, я знала о нем и о его чудаковатой птичке совсем немного. Однажды, как мне довелось вспомнить, он вывел меня из леса. Тогда Мэйсон бросил меня наперекор судьбе. Я могла замерзнуть, умереть или, в конце-то концов, меня бы сожрали волки! Или… демоны. Но факт в том, что один демон тогда все-таки явился. Нормальные парни не гуляют по ночам в темных чащах, про которых среди непосвященных ходят байки, что, мол, там водится всякая нечисть, вот почему умирают или пропадают люди (в какой-то степени они были правы). А еще простые юноши не носят на своем теле странных птичек, которые в процессе оживают и линяют в домах у «определенных» девушек. Наконец, самое главное: они подвластны «испытаниям времени». То есть, стареют. Если мне не изменяет память, значит, я делаю правильный вывод: Хирундо на момент моего пяти-шести летия выглядел примерно на мой сегодняшний возраст. А спустя где-то десяток лет, он предстал передо мной почти в таком же образе (по крайней мере, было понятно по голосу и телу, что он ни капельки не состарился), что и в тот вечер. В тот вечер, когда я его впервые увидела…

Мне прекрасно известно, что демоны бессмертны. Они могут жить несчитанное количество лет, пока их не кокнет какой-нибудь Охотник с помощью «волшебного» клинка. Также у некоторых из них встречаются тотемы — фамильярные животные, которые в чем-либо им помогают, а в случае смерти хозяина, могут отдать свою жизнь взамен его. Невероятная преданность…

Опираясь на все факты, я могу сделать твердый вывод.

Дамы и господа, Хирундо — Высший демон, неизвестно почему появившийся в моей жизни. Если мир еще не сошел с ума, а Земля не прекратила вращаться, то такие твари, как он, не должны были оставлять меня в живых — я молчу уже о помощи, которую оказал мне этот… парнишка. И зачем Хирундо это делал? Зачем выводил из леса каждый раз? Зачем появлялся там именно тогда, когда мне было плохо? Зачем говорил загадками?

Зачем называл меня Ангелом?

Дверь в комнату тихо распахнулась. Я успела спрятать перо под подушкой и, нырнув под одеяло, создать иллюзию, что сплю.

— Малышка?..

Этот голос я не слышала со вчерашнего дня.

Ощущение радости разрослось во мне, как сорняк.

— Доусон! — я мигом подскочила на кровати, как песик, увидевший своего хозяина — э-э-э, сравнение, конечно, не очень…

— Эй, — его тихий смех пронесся по комнате при виде моего чересчур восторженного лица — так естественно, я его не наблюдала столько часов! Тем более, после такого… — Кто-то опять баловался сладким? Ты из-за него редко спишь.

Когда Доусон закрыл дверь, я не выдержала. Адские шестеренки в моей голове закрутились с невообразимой скоростью, и прежде, чем бы осознала, что произошло, я повисла на нем, не стесняясь того факта, что моя одежда для сна на сегодня не совсем невинная: тонкая майка и… трусы. Ох, да тут стало горячо после этого упоминания… Если вспомнить, что на плавках динозаврик — так вообще жара!

Доусон тихо засмеялся. Его руки обвили мою спину, тут же вспыхнувшую от стыда — в отличие от меня он хотя бы полностью одет, — а затем зарылся лицом в моих волосах. Он пах лесом и мятой. Я чувствовала, как неистово колотится его сердце, соперничая по скорости с моим.

— Ты здесь! — радостно выдохнула я, не веря этому. Разлука с ним на день была сравнима разве что с вечностью. — Когда ты пришел?

— Только что, — прохрипел Доусон, поглаживая мои спутавшиеся локоны — он делал это нежно, словно боялся повредить хоть один волосок.

Отстранившись от него на несколько дюймов, я нахмурилась. Нездоровый цвет кожи, глубокие мешки под глазами — он вообще спал? Хотя… если учесть, что Шеон и Эффи — одни из тех, кто не любит откладывать работу на «потом», можно предположить, что Доусону сон не светил тогда. Составление плана, тем более, это не дела на «раз-два-три»: подобный род занятий требует определенного времени — я трепетно провела пальцем по его слегка впалым скулам — и сил…

— Если скажешь, что ты спал и положил в рот хотя бы крошку еды, я не поверю. — Мой взгляд взметнулся на его одежду — вчерашняя. Тем не менее, от Доусона не несет так, как от меня, когда я из-за «особых» обстоятельств забываю сменить шмотки или принять душ.

— Ну-у-у, я тебе немного соврал. — Он опустил руки на мою талию; приятное тепло сразу же окутало ее. — Как только я пришел, то первым делом забежал на кухню. Сторми испекла просто божественные булочки! А потом зашел к тебе…

— Маленький обжора! — закатилась я и ткнула в его наверняка набитое вдоволь брюхо. — Мне не забыл оставить?

— Я был голоден, так что…

— Эй! Я тебя ненавижу!

— Это надо еще проверить, — ухмыльнувшись, прошептал он. Мои щеки залились предательским румянцем — я секла, о чем он толковал, и это, извольте заметить, ничуть не подбавляло мне уверенности, особенно в этих трусах, которые он… О, нет-нет! Не смотри вниз! Прошу! Но мои молитвы никто не услышал. Взор Доусона скользнул туда, откуда выглядывал идиотский персонаж какого-то мультфильма (не знаю, почему я купила именно эти трусы; возможно, у меня не было особого выбора в магазине детского белья). И не спрашивайте, какого черта я там делала. — Воу, это… дракон?

— Динозаврик, — поправила я, скрещивая ноги — словно это поможет скрыть диснеевский позор! — Ты… я… — мне бы хотелось объяснить, по какой именно причине я щеголяю в плавках, оголяющих пол зада, но их было двое, одна из которых напрочь связалась с Доусоном. — Короче, прости за это. Я не думала, что ты застанешь меня при таком параде…

Ага, не думала совершенно, когда решила не надевать шорты.

Доусон нервно вздохнул и почесал затылок, не убирая идиотской улыбки.

— Эй, тебе смешно! — будто опозоренная, я покраснела сильнее. Благо, что сейчас полумрак, и это не сильно заметно.

— Ничуть. — Доусон демонстративно приложил кулак ко рту и вонзил в него зубы, дергаясь от истерического смеха. — Господи, динозаврик…

— Дай угадаю…, — я отпрянула от него и как можно быстрее юркнула под одеяло; можно подумать, он не заметил моей пятой точки — совсем нехилой пятой точки, — … это новый повод для стеба? Я-я-я правильно понимаю?

— Вообще-то это… — он одним легким движением скинул с себя куртку, и уголок темной футболки задрался, оголив манящий участок кожи и придав его следующим словам… романтичный? — оттенок, — … в каком-то роде сексуально.

— О, боже, — захихикала я, натягивая одеяло на лицо. Доусон присел рядом и стал забирать у меня его, надеюсь, не для свершения тех целей, что нарисовал мой далеко не здоровый мозг. — Эй! Доусон, это домогательство!

—В самом деле? — с напускным неверием произнес он, затем все-таки вырвал из моих тоненьких ручек одеяло, и — та-дам! — на обозрение ему предстали голые ноги, упирающиеся в его бедро.  Ох, всем сердцем верю, что я их побрила.

— Да! — я поджала ноги, с трудом воспринимая тот факт, что сижу перед ним почти… без ничего. — И будь ты джентльменом, то вернул бы даме…, — потянулась за одеялом, и Доусон не отдал его, закатившись в своем знаменитом коварном смехе, — укрыться.

— Я далеко не джентльмен, — заявил он. Скомкав и отбросив единственный шанс спрятать мой конфуз, парень пригнулся ближе, опершись на руку. Его голубые глаза, напоминающие чистейшее небо, нашли мои, и какой раз я поняла, в чем одна из причин моих сильнейших чувств к нему.

— Не верю. — Улыбнулась и сложила руки на груди, вспомнив, что помимо одной проблемы, оказывается, есть еще и другая: я сплю без лифчика. — А кто меня носил на руках недавно, когда я жаловалась на ногу? Кто готовил мне завтрак?

— Завтрак, — протянул Доусон и нахмурился, потирая лоб. — Черт, я забыл, что теперь тебе всегда готовлю завтрак. Ты, наверное, сегодня не поела… А как же школа? Я ведь тебя довожу каждое утро и…

— Успокойся, мамочка, — ухмыльнулась я, хотя меня тронула забота Доусона. Ему это простительно. Хах. По крайней мере, на сегодня. Иногда я, такая коварная особа, злоупотребляю ситуацией и прошу у него немного большего, чем требуется. — Я в силах приготовить себе яичницу и дойти до школы самостоятельно.

— Я, конечно, верю в твои силы, но дело не в этом. — Доусон лег на кровати следом за мной и положил одну руку под голову в качестве подушки. Его взгляд устремился на мою… шею — да, именно на нее — и я сразу поняла, в чем дело, до того, как он произнес: — Мы должны быть осторожными.

Как надоело это слышать.

Я вздохнула и накинула на свои бедра одеяло, которое Доусон постарался смять.

— Ты же не думаешь, что каждый раз просыпаясь, Шеон подумывает, как бы кинуть в мой завтрак крысиного яду или кое-чего похуже?

— Ну-у-у…, — он провел пальцем по краям камушка — если бы его рука опустилась чуть ниже, то с таким же успехом он бы мог ласкать мою грудь (ох, меня опять понесло не в том направлении), — … в последнее время он меня пугает и значительно удивляет. Шеон может быть эффектным — на заметку.

— О, так мне не исключать факт, что я, например, могу быть сожжена во сне, неожиданно задавлена бульдозером или…

— Джордан…

— … Или выброшена из кабины боевого вертолета, будучи спящей в кровати, обуянной огнем? — продолжила я, сама не осмысливая, какой бред несу.

— Это, пожалуй, переходит даже его возможности. — Доусон, к удивлению, рассмеялся над моим слегка паническим замечанием. Его пальцы обвили мою руку, вцепившуюся в подушку так, словно та была добрым куском шоколада. — Но, Малышка…

— Что? Если ты вновь с наставлениями по поводу своего отца, то…

— Я не хочу тебя потерять, — тихо признался он, и тут мое сердце совершило невообразимый кульбит в груди. — Никогда.

Я уставилась на него во все глаза, ощущая нарастающую в груди тревогу. Тревогу?.. Да-а, мне было еще в какой-то степени непривычно при воспоминаниях о том, что мы с Доусоном целовались, спали рядом, ведь до сих пор не поговорили о наших отношениях, о том, кем мы друг другу являемся. Парень? Девушка? Звучит банально, однако, даже при таком раскладе я была бы рада слышать из уст Доусона что-то в этом роде.

Раньше наши отношения не переходили линию дружбы. Было много моментов, где мы бы могли, наконец, сорваться, но оба старались их не допускать, считая все это неправильным. Мы были влюблены друг в друга так давно, и какая-то условность мешала нам не признаться в этом. Глупо, не правда ли? Я и раньше замечала в своем «братике» совершенно другого человека: то, как он смотрел на меня иногда, нельзя было назвать простой любовью к сестре.

Он жаждал меня.

Жаждал прикоснуться ко мне. По-новому.

Жаждал высказать все то, что засело в потайных уголках его души.

О, знал бы он, как я мечтала о нем. С момента начала подросткового развития я чуть ли с ума не сходила, когда он (все так же, казалось, как делал раньше) снимал футболку во время тренировки, ложился со мной под теплое одеяло и, напевая песню, слова которой на всю жизнь залегли в моем сердце, помогал уснуть. Так же обычные действия приобрели другой окрас. Я не могла спокойно сидеть, когда он помогал мне зашнуровывать удобные охотничьи ботинки, или когда учил правильно держать клинок в руке. А его улыбка… она стоила бессонных ночей, чтобы подольше посмотреть на нее и какой по счету раз убедиться, что ее обладатель — тот человек, ради которого я готова на самые сумасшедшие поступки.

Ради которого готова отдать жизнь.

Пульс пустился вскачь — Доусон поцеловал меня в лоб и, еле касаясь, очертил линию губ.

— Обещай, что будешь осторожна: где бы ни была, что бы ни делала. Это не шутки, Джордан, и любой твой шаг…

— Знаю, — перебила я и закрыла глаза, — может оказаться последним. Но я — воин, Доусон. И пока бьется мое сердце, я не перестану бороться. Я не дам кому-то у***ь себя, прежде чем узнаю, что на самом деле, - оттянула цепочку, где лениво болтался кулон, - скрывается за этой чертовщиной.

Его взгляд тотчас приковался к камню. Словно вспомнив что-то великое, Доусон приподнялся, и его полуулыбка наверняка предвещала хорошую весть — что, собственно, и произошло.

— У меня есть план.

— Надеюсь, это то, о чем я думаю, — многозначительный взгляд с моей стороны упал на него, и Доусон оживленно кивнул, отчего я чуть ли завизжала — жаль, что некоторые Охотники спят, так бы я могла орать, сколько влезет, независимо от того, что обо мне подумают. Итак, некоторые из особ нашего клана предполагают, что я съехавшая с катушек — чего уж терять?..

— Я придумал, как пробраться в его кабинет.

Заявление весьма смелое и странное. Шеон снабдил свою коморку (и некоторую часть за ее периметром) наикрутейшими гаджетами, и как же, мистер Оригинальность, надумал туда попасть?

Я с явным интересом подперла щеку кулаком, приготовившись внимательно слушать.

— Я вся во внимании.

— Отлично. — Доусон хлопнул в ладоши, словно собирался мне сказать нечто гениальное, до чего мы несколько назад не додумались сплоченным умом. — У Шеона есть окно…

— О, да я просто в шоке! Окно!

Доусон, сдерживаясь от смеха, улыбнулся и продолжил разглагольствовать:

— И на нем, как я знаю, нет никакой защиты. Шеон не предполагал, что у недоброжелателей, то бишь, нас, будет хоть какой-то процент мозговой активности, наверное, поэтому он не установил на окне сигнализацию или еще какую-нибудь подобную хрень. Он явно не думал, что кому-то взбредет в голову лезть в его «храм» через окно на втором этаже.

— Хм… а откуда ты знаешь, что там нет ничего? — с подозрением спросила я.

Доусону нечего было скрывать от меня, и он сразу же выдал, закатив глаза:

— Я его сын, этого достаточно?

Одна из больных тем по поводу семьи и всего остального царапнула мое сердце, но не сделала на нем значительной раны. У нас с Доусоном не складывалась отношения с Шеоном, зато тот, по крайней мере, не гнобил его за проживание в этом пентхаусе, в отличие от меня. Я-то терпела это почти регулярно за исключением последних дней. Мой средний пальчик сыграл обескураживающую роль в его жизни, так что, отныне, с ним мы играем в молчанку.

— Допустим, да, — я улеглась поудобнее, — и-и-и что дальше? Заберемся на второй этаж в его кабинет? Ты серьезно?

— Именно.

 Он не выглядел так, словно шутит, и это меня насторожило.

— Второй этаж, Доусон, — напомнила я, всеми возможными способами выделяя первые два слова. — Ты не думаешь, что нам недалеко до самоубийства?

Я знала, что такая высота на нас мало как повлияет, но старалась сделать из этого трагедию, ибо его план был не совсем удачным — почему? — а я вас скажу. Официально признаюсь, что я — Айвелин Энджел Фрост — дрожу от страха даже от метровой высоты. Этого достаточно, чтобы не вдаваться в подробности, объясняя дальнейшую абсурдность этой идеи?

— Я не говорю, что мы полезем вместе. Ты просто постоишь на шухере, а я тем временем попытаюсь забраться в окно. С уличными камерами все уладим: я на какой-то период отключу их и, в общем…

— Стой, стой, стой! Мы что, будем это проворачивать в темноте? — я уже представляла всю несуразность действий в это время суток и его эпическое падение в колючие кусты роз по неосторожности.

— Если учесть несколько нюансов и мое дерьмовое состояние, то… конечно же нет, если ты, правда, не желаешь посмотреть, как я напорюсь задницей на какую-нибудь гигантскую колючку, падая с высоты пары тройки футов. — О, было бы неплохо глянуть на такое. Какая же я все-таки кровожадная…— Мы штурмуем завтра в обед.

— И что мы планируем там найти, кроме того, что уже увидели?

Мне хватило записей в том дневнике, но я была бы не прочь накопать о своих «тайнах» еще что-нибудь, пусть они и окажутся ужаснее, чем можно себе представить…

— Что-нибудь. — Он пожал плечом и принялся накручивать локон моих волос на палец. — Возможно, какие-нибудь записи вроде… тех, что видели. — Доусон остановил на мне извиняющий взгляд, словно считал себя виноватым во всем этом дерьме, и оповестил: — Я попросился на завтрашнее дежурство, так что, это повод не пойти на вылазку. Она состоится в обед, и если парни будут действовать строго по моему плану, то… у нас будет примерно два часа.

Я нервно сглотнула и приподнялась на локте.

— Два часа? До чего?

— До того, как они вернутся, устранив главную угрозу Огаста, — объяснил он.

Меня тут же бросило в жар…

Устранив главную угрозу? Постойте, он о тех демонах?!

— Так вы их нашли? Высших? — я села на кровати, чувствуя, что больше не могу спокойно лежать.

Только не говори, что это правда… Только не говори, что это правда. Я должна ведь у***ь их сама!

— Мы засекли их следы, так что, думаю, если наша команда будет действовать сплоченно, план не окажется неудачным. — Доусон растянулся на постели — он выглядел так спокойно, что у меня появилось желание его стукнуть.

Сегодня мне повезло, что я вообще удрала от тех идиотов. Не считая связанных стрингами рук, я вполне сливалась с потоком школьников, которые, правда, успели заснять мой позор — на выпускном у всех будет что вспомнить обо мне. После своего побега я была уверена, что повстречаю шайку демонов снова, но… ничего подобного не произошло — они смылись. Опять. Эти парни явно не были любителями школы, а особенно не были посвящены, что существует такая штука, как школьный устав — о-о-о, для них он был преградой. За тот период, что Высшие здесь, им должны были вручить уже несколько желтых карточек за проделки, собственно, спираемые на меня. Зато в этот раз я поступила как настоящая бунтарка: убежала, выломав дверь, ведущую в кладовку. Надеюсь, все-таки за это влетит не мне, а парням, которые на тот момент были там…

— Малышка, — голос Доусона разбил многочисленный поток моих мыслей, заставляя обратить на него слегка затуманенный взор, — ты выглядишь напуганной. Что происходит?

Кобальтовые глаза Доусона с настороженностью и мольбой разглядывали мое лицо.  Он никогда ничего не таил от меня, зато у меня от него был спрятан целый кладезь тайн, который… я не могла больше хранить. Демонов почти обнаружили, следовательно, мне лучше сейчас признаться, где они частенько появляются, иначе потом не разгребу проблем. Тем более, сидя на дырявом ведре и будучи связана предметом женского белья,  поняла одну истину: с таким толпищем Высших демонов я не в силах справиться. Сама…

— Доусон… — страх переполнял меня — неужели, я это делаю? Ох, боже мой! — …мне нужно кое-что тебе ска…

Оглушительный вой сирены прервал мою речь. Следом за ним раздались крики Охотников, и мы тут же подскочили, не осознавая, что происходит. Вторжение демонов? Экстренный саммит? Но я старалась не думать, что первый вариант более подходящий, когда услышала топот ног и глубокий грубый голос Шеона:

— Они близко!