Ночь Семи Грехов

Глава 3

— Ты не злишься на меня? — я надломила бровь, смотря на идеальный профиль Доусона. Из всех молодых Охотников он был реально самым красивым и сильным. В некоторых тупых мгновениях, когда мозг превращался в сахарную вату, я ловила себя на не очень приличных мыслях, связанных с ним.

Доусон притянул меня к себе.

— Нет, кончено. Джордан, как я могу на тебя злиться?

Я уткнулась носом в его грудь — помимо того, что этот парень красавчик, от него всегда чудесно пахнет морозным ветром и мятой, даже когда он приходит после охоты, наверняка здорово вспотев.

— Вот только не притворяйся добрым самаритянином, — хмыкнула я.

Доусон захохотал; его грудь задрожала под моими пальцами.

— А разве я им не являюсь?

Я с притворным интересом окинула его взглядом, затем ткнула в твердый живот — ох, всегда забываю, что он, как камень!

— Ты являешься тем еще говнюком.

Доусон посмотрел на меня удивленно. Порой мне доставляло удовольствие над ним подшучивать, а вот получать после этого было не в радость. И сейчас я почувствовала неладное, когда он поднял руки.

— А ну иди сюда, маленькая засранка!

Я завизжала, совсем, как ребенок, отрываясь от его груди и падая на пол. Такой… звук в полночь Охотники могли принять за все, что угодно, но мне было плевать, даже когда я стала звонко угорать, отмахиваясь подушкой от его шевелящихся пальцев.

— Пожалуйста! — молила, задыхаясь от смеха.

Доусон, криво улыбаясь, угодил вниз и наклонил корпус, начав щекотать мои бока.

— Боишься щекоток?

— Ты же… аха-ха, — я влепила ему подушкой по руке — его пальцы пробрались подмышку, — пожалуйста, прекрати!

— Что-что? — он притворился глухим, продолжая меня мучить. С этих пор я не сомневаюсь, что он любит пытать людей (а может, не только их). — Ты что-то сказала?

Он прокрался под мою майку, направляясь к спине — хм… движение довольно смелое, но мне пока было не до каких-то там чувств: я валялась на животе, дико гогоча, и стучала кулаком по полу. Доусон ведь знает, что щекотка — моя слабость! Это уж самое кошмарное, что он может со мной сотворить!

Я сморгнула слезы, не переставая смеяться.

— Пожалуйста, Доусон!

Кхм… это прозвучало тоже довольно громко. Я не сомневалась, что у Охотников, которые были в доме, возникли не очень светлые мысли по поводу того, что тут происходит.

— Ты все еще считаешь меня говнюком? — у самого уха раздался его насмешливый голосок.

— Да-а!

— Ну, тогда тебя ждет еще порция щекотки.

Я дернулась и прижалась к стене, вытянув руку с подушкой. Доусон изящно изогнул бровь, приближаясь ко мне. Я не учла, что в его арсенале предостаточно сил и идей, что же сделать с такой непоседой.

— Все-все, — выдохнула, хихикнув. — Сдаюсь!

Я готова была вновь оказаться в схватке с Призывником, чем терпеть щекотку Доусона еще несколько мучительных секунд.

Он победно улыбнулся, подавая мне руку. Неуверенно я обвила ее, и мы улеглись обратно на кровать. Я не привыкла проигрывать, поэтому зарядила Доусону подушкой в лицо, коварно засмеявшись, и когда собралась делать ноги, он меня прижал к себе. Я взвизгнула, пытаясь вырваться. Ой-ей! Похоже, я обеспечила себе не очень приятное… наказание. Но на удивление Доусон не стал меня щекотать, а просто обнимал, утыкаясь в мою лопатку носом. Его горячее дыхание проходило по всему телу, вызывая мурашки и кое-что другое, вроде хоровода сумасшедших бабочек в животе.

— В следующий раз начну принимать более суровые меры, — хрипловато заявил Доусон, затем немного ослабил свои медвежьи объятия, и натянул улыбку, дождавшись моего настороженного кивка.

Я легла на другой бок, и он ухмыльнулся, осматривая мое насупившееся лицо.

— Итак, что же это будет?

Легким движением он выхватил подушку и подложил ее под мою голову, приподнявшись на локте.

— Лучше тебе не знать. — Доусон переключил взгляд в окно, откуда сочился глубокий лунный свет, наполняя комнату, затем вздохнул. — Пора засыпать. Тебе завтра в школу.

Ах, точно.

Я застонала, нехотя накидывая простынку на тело, которую подняла с пола — да-а, у меня в комнате не всегда все лежит на своих местах, не то, что у Доусона.

— А можно не идти? — я по-детски надула губу, пытаясь вызвать у него заветное слово «да».

— Ученье — это свет, Малышка. — Я заулыбалась, хоть и не была довольна словами Доусона. Это прозвище… он меня называл так с самого детства и сейчас, когда я достаточно подросла, приобрела некие… женские формы и какие-то знания, парень продолжает это делать, хотя я далеко уже не маленькая. — Закрывай глаза.

Я послушно опустила веки и уткнулась лбом в его грудь. Одна моя рука расположилась под целой щекой, а другая легла на живот Доусона. Он сжал мою кисть и поцеловал в лоб. Его подбородок лег на мой затылок. Единственным звуком, раскрашиваемым тишину, было чрезвычайно быстрое биение наших сердец. И мне этого было мало…

— Доусон?

— Да? — прошептал он; теплое дыхание легло на кожу бархатным плащом.

— Можешь мне спеть?

— Конечно. — Он немного зашевелился, чтобы крепче обнять меня. С замершим сердцем я ждала этого и когда услышала красивый сиплый голос, окунулась в волну воспоминаний.

Вот я — малышка, зажимаюсь в темном углу. Меня обнимает Доусон, который на несколько лет старше. Мы слышим тяжелые шаги и наводящее мурашки рычание: местожительство Западного клана Охотников Огаста вычислили некоторые демоны, после чего напали на дом. Охотники берут оружие и спешат вниз, пробегая мимо нас с Доусоном. Я впервые узнаю, что на самом деле от меня скрывали все и от какой правды оберегали.

— Доусон, — мой голосок тонкий, как ниточка, — кто там? Это ведь не звери, правда? А что-то другое…

Доусон печально кивает, прижимая меня крепче.

— Мне страшно, — снова шепчу и начинаю хныкать.

Он проводит пальцами по моим щекам, вытирая влагу, и старается выглядеть веселым — улыбается, чтобы показать, словно все… хорошо.

— Не бойся, Малышка. Я с тобой. И ни за что не дам тебя в обиду, слышишь?

Кивок. Я знаю это, но мне до сих пор боязно.

Раздается глухой звук. Чей-то крик заполняет каждый уголок дома, и я вздрагиваю, хватаясь крохотными ручками за рубашку брата.

— Доусон…

Он сглатывает, утыкаясь подбородком в мой затылок. Его грудь вибрирует, и только потом понимаю, что он тихо-тихо шепчет какую-то успокаивающую песню.

Я уйду туда, где есть свет.

Прогоню всю тьму и рассею горе.

Я уйду туда, где зла нет,

Где бушует жизнь, и колышет море…

Я разрушу то, что мешало мне

Обрести покой и развеять грезы.

Я приду и к тебе во сне,

Чтобы обнять и вытереть слезы.

Я сокрою нас от бурь и тьмы:

В доме нашем не поглянет беда.

И прижму тебя ближе к себе,

Чтобы быть рядом всегда.

Доусон сам сочинил эти строки. Он напевал песню, когда мне было страшно или грустно, и когда я не могла уснуть. В тот роковой день я впервые услышала ее и, отныне, не могла без нее обходиться: она действительно несла в себе такой же эффект, какой дают успокоительные…

Брат убрал локон волос с моего лица, и прежде, чем я провалилась в глубокий сон, услышала:

— Спи спокойно, малышка. Я буду охранять твой сон. Всегда.

***

— Просыпайся, Джордан, — Доусон провел рукой по моей скуле, и когда я нехотя разлепила глаза, увидела, что он стоит около моей кровати в свежей одежде. Клетчатая рубашка обтягивала его мускулистую грудь; на ногах красовались красные потертые джинсы, контрастирующие с волосами.

Солнечный свет прорезался сквозь окно, и я поморщилась, натягивая простынь на лицо.

— Можно еще несколько минуток поваляться?

— Я знаю эти твои «несколько минуток», — ухмыльнулся он, затем снова меня потрепал. — Поднимай свою задницу, Джордан Фрост.

— У-у-у, — я отмахнулась от Доусона, как от мухи, погружаясь носом в подушку.

Вчерашнее состояние прекрасно сказывалось на мне. К тому же, щека адски горела, и я понятия не имела, как скрою «царапинки», чтобы в школе ни у кого не возникло вопросов.

— Ну, Малышка, ты принуждаешь меня к крайним мерам, — вздохнул Доусон.

Ой, зря я не встала сразу, потому что… как только мой мозг, находящийся еще в мире Морфея, понял, что грядет нечто ужасное, как вдруг наглец схватил меня за лодыжки и потянул на себя. Я завизжала, хватаясь руками за изголовье кровати и дрыгаясь.

— Отпусти! Не смешно! Черт! Я еще сонная!

Доусону… было пофиг. Он смеялся, как самый настоящий злодей, и когда добился того, что я свалилась вниз с громкой бранью, неизвестно откуда взявшейся, отпустил меня. Непринужденно выпрямившись, он лучезарно улыбнулся и хлопнул в ладоши.

— Чудесное утро, не правда ли?

Я сдула прядь волос с лица, распластавшись на полу.

— Ненавижу тебя.

— И я тоже тебя люблю, Джордан.

Я еле как поднялась, пошатываясь на ногах. Если бы Доусон не был таким высоким и сильным, я бы здорово отыгралась. Но, увы, в таких моментах я всегда терпела крах, зато нередко одерживала победу, когда дело касалось не физических игр.

— Эй, — он кивнул на дверь, которая вела в ванную, — как приведешь себя в порядок, я жду тебя внизу. Позавтракаем и в путь.

Я кивнула, скрипя зубами от злости.

Доусон постоянно меня подвозил до школы. У Охотников его возраста не было особых дел по утрам, поэтому могу сказать, что мне везло ежедневно появляться в компании одного красавчика на крутом внедорожнике. Но проблема лежала в том, что это никого не удивляло. Почему? Большинство ребят в школе знали, кем для меня является Доусон, и если бы не наши «семейные» узы, все давно бы пооткрывали рты, ведь мой брат настоящий красавчик!

— И да, — перед тем, как уйти, он обернулся, неловко засовывая руки в карманы джинсов, — я купил тебе кое-что необходимое – оно в ванной.

Он залился румянцем, опустив взгляд на мои ноги. Увидеть Доусона смущенным было равносильно тому, что встретить Призывника в трусах.

Но я недолго тупила и поняла, чем была вызвана краска на его лице. Следом и я стала походить на японский флаг, вспомнив свой неудачный поход в магазин.

— Э-э-э… спасибо? — Я не знала, что сказать. Честно. Вот что обычно говорят девушки, когда парни покупают им прокладки? Пф. Не знаю. Потому что девушки сами их берут в магазинах, а не переваливают это дело на своих старших некровных братьев, которые выглядят покруче любой рок-звезды. Но разве… — А я просила тебя покупать… прокладки?

Доусон замотал головой, потирая тыльную сторону шеи. Он выглядел так, словно проглотил раскаленный уголек. Или выпил из вулкана…

Ну с одной стороны прекрасно, что хотя бы не тампоны.

И да, нужно не забыть как-нибудь в ближайшее время врезать Мэйсону, чтобы не пришлось объяснять, за что на этот раз я воспользовалась им, как боксерской грушей. А пока не буду вдаваться в подробности, за что он, бывало, получал от меня (правда, получал в самой меньшей степени, а не так, как я воображала).

— Решил сделать доброе дело, — объяснился Доусон, всем своим видом показывая, что хочет поскорее отсюда смыться.

Но и я хотела того же, что и он, поэтому поблагодарила еще раз, чувствуя себя так, словно меня впечатали бошкой в солнце, затем направилась в ванную, а парень тем временем скрылся за дверью — и всего-то за микросекунду! Возьму на заметку, на какую тему надо говорить с Доусоном, чтобы его выгнать из комнаты.

Смыв с себя всю грязь, я обмоталась полотенцем и удивленно обнаружила, что Доусон не прогадал с покупкой. Гм… Создается впечатление, что он следит за всей моей жизнью. Конечно, я могла бы обвинить его в слежке за каждым моим действием, но это будет безумно.

Небольшая комната, заставленная предметами от стены до стены, с каждым годом казалась мне теснее и теснее, а кровать, где я и одна-то еле как умещалась, - вызывала то же чувство. Все ненужное хламье: сундуки для одежды, статуэтки и декоративные растения отчаянно просились на чердак уже не первый год. Однако он был завален другими охотничьими снастями, поэтому у меня не было возможности устроить переезд для своего хлама.

Но больше всего в комнате меня подогревало зеркало во весь рост — это Дэрек приволок его сюда, и я до сих пор гадаю: зачем он, черт подери, это сделал? Скорее всего, чтобы я могла во всей красе разглядеть свои недостатки. Впрочем, как сейчас.

Я глядела в свое отражение, одевшись в плотные джинсы и свободную белую рубашку. Передо мной стояла невысокая девушка с бледной кожей и ядовито-зелеными глазами. А самое паршивое, что с ними и этой детской невинной улыбкой она напоминает глупого пупса. Иногда я задумывалась, как выглядели мои настоящие родители, и что от них я унаследовала. Хотя, это было не особо важно, да и мысли о них наводили боль. Никогда не забуду, как они поступили со мной…

Или, если быть точнее, один из них.

Состряпав на голове что-то вроде хвоста, я окинула свое отражение недовольным взглядом и, взяв рюкзак, спустилась в оживленную кухню, где завтракали все Охотники. Я остановилась, рассматривая массу тел, толпящуюся у холодильника. Такое столпотворение можно было увидеть тогда, когда Нэнси — наша домработница — покупает поесть что-то вкусненькое. Если в холодильнике есть что-нибудь заманчивое, от чего я точно не откажусь, то мне нужно поспешить за «добычей», ведь настала очередь Доусона — самого прожорливого из клана.

Семнадцать голодных Охотников всех возрастов, оккупировавших кухню, - не самая приятная картина, особенно когда ты голодный, а факт, что эти мужланы заглотят все, не избежен.

Не считая домработницы, я была единственной девушкой в этой коморке и, знаете, за свои права я готова была бороться, ведь мне тоже хочется поживиться нормальной пищей, а не объедками.

Бедняжка Нэнси только и успевала носиться туда-сюда, подняв над головой корзину со свежими булочками. Ее пухленькое тельце бегало везде, но только не возле меня. Наглые Охотники, в руках у которых красовалось что-то съестное, ловко вытягивали выпечку из емкости. Одна булка за другой.

Эй, я тоже есть хочу!

Я пропихнулась в толпу, увидев поблизости запыхавшуюся Нэнси — ее кудри забавно подпрыгивали, подражая движениям тела. С таким… весом она, на удивление, была торпедой, и когда я потянулась за булкой, женщина рванула к какому-то Охотнику, подозвавшему ее. Я скрипнула зубами, терпеливо высматривая гада, который это сделал. Мэйсон, демонстративно вытянув последнюю булочку, с довольной улыбкой глядел на меня. Он вонзил в нее свои идиотские зубы, усмехаясь моему озлобленному выражению лица. Может быть, ему сейчас врезать? Ведь есть еще одна причина начистить этому гаду морду.

Но когда я хотела протиснуться к Мэйсону, кто-то круто развернул меня и всучил в руку бутылку сока и… булочку? Поражаясь такой щедрости, я подняла взгляд на своего «рыцаря». Улыбаясь во все тридцать два, передо мной стоял Доусон — хм, а кто бы еще мог это быть? В этом клане он единственный, кто относится ко мне более-менее. Ну, почти единственный…

— Малышка, так и остаться голодной недолго, — ухмыльнулся он, маня меня на свободное место за столиком — к вселенской радости, мебели в этом доме было побольше, чем… всего остального. Один холодильник! Немыслимо!

— Нэнси забыла про меня, — простонала я, приземляясь на стул рядом с Доусоном. Наша домработница была ко мне очень добра, и я просто не знала, откуда взялись эти теплые отношения. Когда она чудила на кухне что-нибудь вкусненькое, то ее шедевры я всегда пробовала первой. А на этот раз… либо Нэнси меня не заметила, либо решила, что я сыта.

Доусон проводил ее взглядом, и тут я добавила, положив завтрак на стол:

— Мэйсон точно когда-нибудь напросится.

Брат открыл сок, который дал мне, и сделал глоток.

— Что на этот раз? — Он нахмурился, передавая бутылку мне. — Он тебя чем-то обидел?

— Нет. Но, похоже, я его скоро обижу. — Я смочила горло апельсиновым соком — ммм… слишком сладко, и, морщась, отложила его. — Твой брат козел. Извини, если задела чувства. Но это так.

Доусон глянул за мое плечо, где Дэрек разъяренно оттаскивал толстяка Доусона от холодильника, когда тот запихал в рот просто космическое количество продуктов, отчего Нэнси чуть ли не впала в ужас. Отходя подальше от этого сумасшествия, Мэйсон подмигнул нам и сунул в рот зубочистку.

— Знаешь, я бы сказал, что это так, если бы считал Мэйсона действительно своим братом, — объяснил Доусон и снова обратил на меня взгляд. — Иногда я думаю, что он вообще мне не родня. Сама посуди, как такой козел может являться братом такому, — указал на себя двумя большими пальцами, — неотразимому красавчику с нереально добрым сердцем?

— О-о-о, — прогудела я, кидая в Доусона маленьким кусочком булочки, — а у кого-то слишком высокая самооценка.

Парень не остался в долгу — тоже пульнул в меня чем-то, и я вовремя пригнулась, хихикнув. Крошки от выпечки полетели в кого-то из Охотников, и послышалась нецензурная брань, отчего мы с Доусоном засмеялись, резко отвернувшись. Очень бы хотелось надеяться, что они угодили в его отца.

Дэрек был на нас зол до сих пор — это отчетливо виднелось по его поведению: несколько раз он ронял на нас такой взгляд, что хотелось самому (без чьей-либо помощи) лечь в могилу и не вылезать. Думаю, после того, как мы наведем порядок в Оружейной, он поубавит свой пыл.

Но взгляды летели не только с его стороны. Когда мы с Доусоном стали есть бедную единственную булочку, которую он, по рассказам, еле как добыл у Нэнси, и начали в шутку кормить друг друга, Мэйсон закатил глаза, всем своим существованием показывая, как мы ему отвратительны. Надеюсь, со стороны это не выглядело ничем иным, как невинный завтрак брата и сестры. Мы старались не обращать внимания на Мэйсона, когда он проходил мимо нас. Ох, я как никто другой знала, что Доусон питает к нему явную неприязнь, и была поражена, что он не сводил с меня глаз, чтобы испепеляющее посмотреть на единственного придурка в этом доме.

Вражда Мэйсона и Доусона вспыхнула с самого малого: они не поделили какую-то вещь в детстве, а потом начали спорить, кого из них Дэрек любит больше… И, как следовало ожидать, ни к чему хорошему это не привело. Парни подросли, а неприязнь лишь увеличилась вместе с ними. Мэйсон всеми силами старался напакостить Доусону в свободное время или отличиться от него, например, в количестве убитых за ночь демонов. Честно сказать, Доусон не пытался его обогнать, ибо видел в этом глупость. Мэйсон стал той еще выскочкой и хорошеньким послушным сынком, о котором Дэрек и мечтать не мог. А тем временем отношения Доусона и его отца постепенно холоднели — он не был доволен тем, какие правила вводил в клане Дэрек или как тот относился к своему любимчику, что делал ему даже поблажки и освобождал от наказаний в случае какой-либо вины. Было несправедливо, знаю. И тогда я решила окончательно перекочевать на сторону Доусона и ощетиниться на Дэрека, а особенно — на подлизу Мэйсона.

И теперь, как видно, мы ведем своеобразную войну друг с другом. Когда Мэйсон понял, что я не на его фронте, он начал во всем мне подгаживать, на что Доусон реагировал крайне негативно и, бывало, надирал ему за это зад. К счастью, в большинстве случаях Доусон одерживал победу.

Охотники потихоньку рассасывались, собираясь на собрание всех кланов Огаста, и мы с Доусоном тоже поднялись, когда вспомнили, что я могу опоздать в школу. Знаете, было паршиво осознавать, что я — единственная девушка-охотница, тем более, несовершеннолетняя. Мне много чего не разрешалось, и даже для таких сборищ, где разгребают нависшие сверхъестественные проблемы над городом, меня попросту не пускали — мол, не доросла же еще! И самую легкую работенку, которая могла лишь доказать мою никчемность и неопытность, всегда поручали мне.

Если бы я не была замешана во всю эту сверхъестественную хрень, то даже бы и не подумала, что существует нечто фантастическое, чего нужно сторониться. Демоны… они и в самом деле есть, и теперь эти твари орудуют в мире людей так, как хотят, устраивая свои «законы» и «порядки». Пару тысяч столетий назад, когда была решающая кровавая битва между ангелами и демонами, человечество подверглось огромной опасности: адские гады победили. Они «убрали» всех крылатых, которые некогда защищали людей, и навсегда заселили свои задницы здесь — видимо, в Аду им приходилось не очень сладко, раз они приелись тут.

Когда не стало ангелов, вопрос о сохранности человечества лег на само человечества — точнее, на определенную ее часть. Как и следовало ожидать, вызвались защищать свое прошлое, настоящее и будущее немногие: лишь самые сильные и отважные. Те, кому была не все равно судьба всего людского мира.

Демоны на такой смелый шаг людей ответили смешками, как мне удалось узнать из Книги Древности. Они не восприняли своих врагов, как серьезную угрозу — а зря… Большинство людей были чем-то схожи с ангелами и, наверное, какая-то часть их смелости передалась нам, также, как и упорное желание защищать то место, где мы живем сейчас.

Вскоре, когда люди показали, что хоть как-то могут защищать свой «дом», демонов это немного припугнуло, но они не ушли. Адские гады нагло засели в этом мире, и их цели были далеко не благими: они оскверняли этот мир, делали его еще грязнее, чем он был на самом деле. Они медленно разрушали то, что так долго создавалось, и люди не могли это терпеть. Они собирали кланы самых сильных людей, которые готовы были отдать жизнь, ради других — слабых, и, конечно же, ради всего мира.

Но и этого было мало против целой миллионной своры демонов, разбросанной по всему свету. Тогда кланы, ставшие тем временем называться Охотниками, начали значительно увеличиваться в размерах и выводить свои правила. Первым их правилом было оберегать обычных людей и стараться хранить тайну о сущестсвовании промозглой нечисти и Охотников. Вторым, не менее важным правилом, возникшим чуть позже, стало — наследие. То есть, если у тебя родился сын или дочь — не важно — и если ты — Охотник, то твой ребенок обязан пойти по твоим стопам, несмотря ни на что. Здесь твое согласие не учитывается. Вообще никак. И последним третьим правилом стало не иметь никаких дружеских или любовных связей с демонами, иначе… грозила смертная казнь — ну, это тогда. Сейчас рамки жестокости разгладились, и за такое непослушанию закону Охотников, грозило исключение из клана — всего-то!

Я всегда старалась придерживаться правилам, а особенно старалась стать настоящей сильной Охотницей, которой бы гордился глава нашего клана — Дэрек. Впрочем, я не была уверена, что если даже наработаю себе статус, изменю его отношение ко мне.

Дэрек всегда недолюбливал меня и, кажется, я смутно догадывалась почему. Я была для него ничем иным, как лишним грузом, на этом «корабле». Грузом, который он сам же повесил на свои плечи…

Если верить рассказам Доусона, здесь я с младенчества и совершенно не помню ту свою жизнь, которая была с… другими людьми — моими родителями. Дэрек не очень хотел посвящать меня во все подробности, когда узнала, что я его приемная дочь. За него это сделал Доусон. Он, конечно, не хотел ничего рассказывать, чтобы не разбить на мельчайшие осколки мое тогда крохотное сердечко, но ему пришлось: когда-то же нужно было это сделать, правда?

Доусон рассказал, что мои предки были настоящими сволочами. Точнее, мой папа был сволочью. Когда я появилась на свет, мама — если ничего не путаю — вскоре умерла от родов, и моя жизнь тогда подверглась огромной опасности. Отец возненавидел меня из-за этого. Он считал, что это я убила ее. Отец захотел отомстить. Представляете? Отомстить маленькому ребенку, который, собственно, не может быть в чем-то виноват!

Отец хотел меня у***ь, но у него ничего не вышло: в родильную комнату влетел Дэрек — не знаю, откуда он там появился — и вроде бы… то ли отобрал меня у него, а потом — скрылся, то ли убил моего чокнутого папашку и свалил оттуда. В любом случае, я благодарна ему за это и не стала вести допрос, чтобы узнать о той роковой ночи больше. Но главное я знала, почему пришел Дэрек: он был хорошим другой моей матери и всегда почему-то терпел неприязнь к ее «избраннику». Наверное, тогда он узнал о родах, вот и примчался…

Мне было достаточно той информации, которую дал Доусон, и даже когда я смотрела в глаза Дэреку, не отваживалась поинтересоваться (ради интереса), почему он меня спас: из-за того, что любил детишек — что маловероятно — или из-за того, что я была единственным напоминанием о том, с кем он раньше вел теплую дружбу.

В этом доме я не чувствовала себя любимой кем-то, кроме Доусона и Нэнси — Охотнице в отставке. Дэрек, пусть и был тем, кто меня опекал и тем, кому я была неимоверно благодарна, но он всегда оставался для меня просто сердитым главой клана Западных Охотников Огаста. Он, конечно, хорошенько меня опекал, но все равно решил, что я пойду по стопам своей матери и буду Охотницей, ибо традиции нарушать нельзя.

Мы с Доусоном протиснулись в дверь и оказались на улице, подождав, пока нескончаемая сытая толпа выскользнет из дома. Мэйсон, естественно, не обошелся без своего фирменного идиотского взгляда в нашу сторону: иногда я мечтала, чтобы у него возникло косоглазие. Когда его тушка проходила мимо нас, она как бы ненароком толкнула Доусона в плечо, на что тот лишь ответил ухмылкой. В такие ситуации Доусон очень редко сдерживал себя, и я была рада, что он не набросился на него прямо сейчас. В смысле, я бы, конечно же, не прочь была посмотреть, как он ломает ему шею, но это бы задержало нас на пути в школу.

Охотники расселись по машинам, которых возле нашего огромного особняка с обширным бассейном, шикарным садом и просто обескураживающим видом почти на весь город, было очень даже прилично. Любой человек, непосвященный в дела сверхъестественные, мог бы подумать, что тут живут богачи, но… нет. В таких домах, обычно, селят Охотников, и деньги на все про все дает Глава Совета всех кланов города Огаста — Эффи — пожилой, но очень резвый (в плане боевых искусств) мужчина. Можно было бы подумать, что всего этого богатства нам вдоволь хватает, но как бы не так — в одном доме живут почти две дюжины человек, привыкших к шикарной одежде и вкусной еде! И еще этот глупый кот Нэнси — Гарольд, который вечно кусает мои ноги, когда я устраиваю ночные набеги на холодильник. Ну что ж, по крайней мере, это животное не наделено мозгами, зато оно, в какой-то мере, не дает мне набирать вес.

Аве коту!

Доусон запер двери, и мы дождались, пока Охотники смотаются отсюда, чтобы спокойно выехать на дорогу без сопровождающего дурдома из легиона разных дорогостоющих тачек. Еще удивительно, что к нам за все существование не нагрянул ни один воришка. 

Авто Доусона — самое скромное из всех — быстренько добралось до моей школы. Припарковавшись на стоянке, парень постучал рукой по рулю и оповестил:

— Приехали, Джордан.

— О, а я не знала. — Я показала ему язык, а потом мы вместе засмеялись, зашевелившись в сидениях. Я отстегнула ремень, вглядываясь в окно, откуда простирался вид на одно адское местечко, где мне осталось проторчать, как минимум, меньше года, а потом — университет или погружение в охотничью деятельность. Я не особо питала страсть к желтому цвету, точнее, я ненавидела его, и, может быть, именно поэтому Дэрека угораздило впихнуть меня в школу, которая была полностью выкрашена этим ядовитым оттенком, и рядом еще прорастали сполохи роз — угадайте, какого цвета?

— Можно я не пойду туда, ммм? — я попыталась сделать щенячью мордочку, чтобы вызволить из Доусона долгожданное «да», но назло мне он перегнулся через рычаги и… открыл дверцу, сдерживая туповатую улыбку. Какой джентльмен!

— Малышка, тебе осталось еще немного: выпускной класс все-таки, — напомнил он и похлопал меня по коленке.

Я измученно вздохнула: этот год будет самым долгим. Схватившись за ручку, застыла — почувствовала на своем запястье теплые пальцы Доусона, затем повернулась. Он лучезарно улыбался, и тут я вспомнила, что кое-что забыла…

— Убежишь, не попрощавшись? — он убрал руку и выжидающе глядел на меня.

Я робко улыбнулась. Без этого от Доусона никак не улизнешь: это стало что-то вроде нашей традиции…

Я протянула ему кулак, и он сделал то же самое, ухмыльнувшись. Наши руки встретились в легком ударе, следом мы выгнули пальцы и медленно сплели их, не отрывая друг от друга взора. Эм… это выглядело бы каждый раз неловко, если бы Доусон был моим парнем или хотя бы… что-то чувствовал ко мне. Я не знала наверняка, что он думал об этих наших тесных жестах и, честно сказать, хотела бы. Ведь Доусон, кажется, мне…

Звук клаксона заставил нас подпрыгнуть на местах. Доусон отпрянул так резко, что нечаянно ударился головой о потолок, а я чуть ли не вылетела в открытую дверь. Благо, что вовремя успела удержаться.

— Эй, чувак! Твоя чертова тачка не дает мне проехать! — виновник нашего разорвавшегося контакта выглядывал из окна потрепанного пикапа и с нескрываемой злобой таращился на нас. Его машина остановилась напротив нашей. Дым из нее валил с такой скоростью, что у меня невольно создалось ощущение, будто она вот-вот взорвется. Хм… а было бы неплохо на это глянуть.

— Господи, ну и козлы тут у вас водятся, — как некстати подметил Доусон, потирая больной затылок.

Я кивнула, переключая взгляд на стучащего по кривому зеркальцу паренька, который до сих пор прожигал в нас дыру. Ей богу, если бы у него были глаза-лазеры, от нас остался бы один пепел.

— Что ж, я сваливаю.

Доусон поспешил переместиться на мое сидение, когда я оказалась на теплой улице, согретой осенним солнцем.

— Эй, Малышка…

Я обернулась. Его улыбка, способная растопить арктические льды во всем мире, заставила мое сердце сделать сумасшедший кульбит. Глаза цвета кобальта осмотрели меня и остановились на ранах, рассекающих щеку.

— Будь осторожна. Хорошо? Я заеду за тобой после школы.

Я кивнула, отпаивая назад и накидывая на лицо густую прядь, которая скроет след от одного придурочного демона.

— Буду ждать. И ты не смей подвергать свою задницу опасности!

 Меньше всего мне хотелось, чтобы с Доусоном что-то случилось.

Он захлопнул дверцу, не обращая внимания на ругающегося паренька в пикапе, и отсалютовал двумя пальцами.

— По крайней мере, сегодня. Если ты не забыла, мы с тобой отбываем наказание.

Ах, да. Уборка в Оружейной.

Я застонала, вспоминая, как выглядит комнатка, переполненная секирами, топориками и прочими штучками от демонов, которые нужно почистить до блеска. Доусон захохотал, выезжая — к радости тому верзиле — из парковки и прежде чем удалиться, выкрикнул.

— Мы проведем время весело, обещаю! Я куплю твоих любимых шоколадок и устроим вечеринку!

Я ухмыльнулась, не представляя, как можно провести тусовку двоим Охотникам в Оружейной, да еще и весело.

— Надеюсь, мы это будем помнить! И знай, — я сложила руки рупором вокруг рта, — никакого алкоголя!

— Только молоко и детское питание, Малышка, — захохотал Доусон, и шины его внедорожника звонко взвизгнули, когда тот оказался на главной дороге.

Несмотря на то, что я не пью, Доусона это не колышет. Он бывает отлынивает от своего статуса хорошего мальчика и иногда нажирается так, что мне приходится тащить его под холодный душ. Да еще и нередко предлагает мне спиртное, на что я отказываюсь.