Глава XIV
1465 Words
XIV
Я пожал плечами, но, разумеется, отправился в купе к Иосифу Карловичу.
Тот пил чай и приветливо указал мне на место рядом с ним.
— Вы пришли за Заданием на Вечерний Труд? — спросил он.
— Да, то есть… у меня ещё вопросы.
— Но сначала они будут у меня, — вежливо, но твёрдо остановил меня проводник. — Садитесь удобней и смотрите в сторону двери, кстати, дверь надо запереть, дотянетесь?, а я отвернусь к окну.
— Почему? — поразился я.
— Так полагается. Представьте, что ко мне придёт девушка-красавица!
— Но я не девушка-красавица!
— Ну, представьте, что я мужелюбец!
— Но Вы, наверное, не мужелюбец! То есть… — Я покраснел. — Конечно, если так, это не моё дело…
— Приступим, — сухо закончил спор проводник. — Какие административные правонарушения Вы совершили за эти сутки?
— Не припомню. Я пытался нажать Кнопку…
— Это было в «Переславии», и это нас не касается. У нас кнопок нет. Вы сомневались в том, что сможете встретиться с Главным проводником?
— Честно говоря, я еду к Марии Ивановне…
— Мы называем её просто Машей, у нас нет этого переславского раболепства. Хорошо, — милостиво согласился Иосиф Карлович. — Вы сомневались в том, что сможете встретиться с Машей?
— Я каждую секунду в этом сомневаюсь!
— Вот видите! А это уже нарушение, очень серьёзное!
— Почему?
— Потому что Маша обходит весь поезд и рано или поздно обязательно встретится с Вами!
— Иосиф Карлович, разрешите спросить: Маша — она проводник…
— Да, конечно! Проводник для всех отставших!
— …или поездной врач…
— Да, конечно! Врач для всех несчастных!
— …Или начальник почтового отделения?
— Да, и это тоже! Просветитель для всех невежественных!
— Я ничего не понимаю! Как один человек может исполнять три должности?
— Вы слишком много рассуждаете, Владимир. Что-то нужно просто принимать сердцем. Человек один, а должности три. Воистину, велика тайна… Велика тайна нашего поезда. Но, в конце концов, Вам простительно, Вы едете недавно. Три поцелуя.
— Не понял, извините?
— Это лёгкое нарушение, оно извиняется тремя поцелуями, чего же здесь непонятного?
— Поцелуями чего?
— Фотографии.
— Ма… Машиной фотографии?
— Нет, наверное, моей! Вы действительно не понимаете или притворяетесь?
— У меня нет фотографии, я только во сне её видел…
— Я Вам продам. Двести рублей.
«Двести рублей!» — едва не возопил я, но с тяжёлым вздохом снова полез за кошельком.
Фотография, которую продал мне Иосиф Карлович, была очень качественной, цветной, но оказалось, что это — не фото живого человека, а фото портрета маслом. Можно было даже различить отдельные мазки от крупной кисти. Очень трогательное изображение, но… только волосы девушки на нём были каштановыми, а в моём снё — чёрными. Да и вообще нельзя было заметить большого сходства.
— Иосиф Карлович, Вы уверены, что у Маши — каштановые волосы?
— Что? Каштановые? Ну, я думаю, это просто так свет падает, потому что она светленькая, конечно…
— Светленькая?! В моём сне у неё были чёрные волосы!
Иосиф Карлович меланхолично пожал плечами.
— Возможно, в Вашем сне она надела парик, — предположил он.
— Она даже не успела убрать колготки, когда мы вошли в её купе — и Маша будет надевать парик?!
— Извините, мне неловко слушать: это очень интимные подробности, и я бы на Вашем месте не стал ими делиться даже с проводником. В конце концов, о чём мы спорим? Ни Вы, ни я её не видели!
— Как… — потерянно пробормотал я. — И Вы её тоже не видели, Иосиф Карлович?
— Разумеется, нет. Так, чтобы вживую — нет, никогда. Подумайте сами: может быть, этой фотографии — шестьдесят лет, а настоящая Маша — восьмидесятилетняя старуха.
— Но ведь… Маша ходит по всему поезду… Вы сами сказали об этом!
— Ходит, — согласился Иосиф Карлович. — В основном ночью. Днём здесь, знаете, шумновато. Впрочем, у нас ещё ничего: иногда любят покричать, но до драк дело очень редко доходит. А вот в «SOS» или в «ЧОЧ»…
— Простите?
— «SOS» — это пятьсот пятый вагон, а «ЧОЧ» — четыреста четвёртый. Вот у них там… Там такая толпа стоит в коридоре, что даже не протиснуться! Да и вообще, смешно говорить… — Иосиф Карлович вдруг залился мелким смехом. — Смешно говорить! О чём говорить, если они там у себя решили, что проводником может быть женщина!
— Маша тоже женщина!
— Володя, не говорите ерунды! Маша — девушка! И вообще, она ведь проводник в… переносном смысле.
— Как это?
— А это так, что если кто-нибудь попал в какой-то совершенно дикий вагон — ну, в товарный, например, в угольный, к этим… к «чёрным», — или на платформу залез, скажем, то Маша берёт его за руку и ведёт в ближайший культурный, оборудованный вагон, где такого человека умоют, накормят, причешут, познакомят с вагонным проводником, а тот даст ему билет. Вот в чём её обязанности! Как только человек сдан вагонному проводнику, Машина ответственность прекращается…
— Теперь понятно… (Это было первое разумное объяснение, которое я услышал за сегодняшний день.)
— …Прекращается, — продолжал методично растолковывать Иосиф Карлович, — так что ей в такой культурный, организованный вагон, вроде нашего, и нет необходимости заходить. Но это между нами, хорошо?
— А в чём возникает проблема, если проводник — женщина?
— Как это в чём? Видите, мы с Вами сейчас заперлись. Будь я… извините, будь другой проводник женщиной, эта женщина с Вас бы сразу стянула штаны. Соблазн-то какой, а?
— И что с того?
— Как что? Машеньке это неприятно. Ведь она человека спасла от замерзания на открытой платформе или от того, чтобы ехать с «чёрными» в товарном вагоне, а он ей изменяет с какой-то неопрятной бабой! Разумеется, в её должностных обязанностях — обход всего поезда, но ведь Маша — живой человек, л-и-ч-н-о-с-т-ь, и чисто по-человечески, по-женски, ей это неприятно. Вот и вся причина.
— А почему Маша… не ведёт в культурные вагоны «чёрных»?
— Ну, во-первых, это не совсем так: некоторые «чёрные» вполне достойны, так что иногда случается… Почему, Вы спрашиваете? Извините, есть очень жестокие и грустные материальные причины. Во-первых, в поезде почти нет мест…
— В «Переславии» есть полупустые вагоны!
— Дослушайте меня, Владимир. Между прочим, я бы предпочёл ехать в товарном, чем в этих полупустых переславских вагонах, по которым бегают тараканы, крысы… и бродят медведи. А во-вторых, у «чёрных» нет денег. Не можем ведь мы им дать билет бесплатно! Нарушение. Наконец, в-третьих, в товарном есть какой-то свой проводник. Если быть точным, то дело обстояло так: Главный Машинист назначил им проводника, потому что не годится же ехать без проводника, люди могут поубивать друг друга! Бесплатного проводника, заметьте! Впрочем, в товарном вагоне и денег брать не за что. Этот проводник, едва пришёл в вагон, тут же вывалял в угольной пыли свою белоснежную форму — там везут уголь — и сам стал чёрным. Конечно, руки ему из настоящих проводников никто теперь не подаёт, но формально они не остались без надзора. Чисто формально, подчёркиваю. Когда наступает ночь, этот «угольный проводник» запирается в своей будке и молится, чтобы его не убили, а у них царит полный шабаш… Но мы сильно отвлеклись от темы. Вы… разговаривали с человеком в тамбуре между «Переславией» и нашим отделением?
— С Владимиром Со…
— Мне неинтересно, как его зовут, — с лёгким раздражением прервал меня Иосиф Карлович. — Вы с ним разговаривали?
— Точней, он заговорил со мной.
— И вы, конечно, ответили, так?
— Да: это в рамках вежливости…
— Вот видите!
— А в чём беда? Что я нарушил?
— Беда в том, что этот господин сладкоголосых соловьёв считает, будто у Маши и Главного Проводника родилась девочка, которую назвали Софьей…
— Что?!.
— Вот видите! А мы все прекрасно знаем, что Софья — это дочка только Машина, и росла она без отца. Да и вообще, если учесть, что Главный Проводник сам является Машиным сыном…
— Что?!
— …То само это допущение предполагает кровосмесительную связь.
— Иосиф Карлович, Вы говорите полный бред! Посмотрите на фото: у этой девушки может быть взрослый сын?
— Молодой человек, не кричите на меня. Это фото я получил от своего предшественника, а он — от своего, а сделано оно в пору царя Гороха. Настоящей Маше не меньше семидесяти. Просто она хочет, чтобы её помнили молодой.
— Но я во сне видел…
— Где-где, разрешите спросить?
— Во сне…
— Превосходный аргумент, правда? Теперь подытожим. — Голос его стал строгим. — Вы только что спорили с проводником, а проводники в нашем отделении, между прочим, назначаются с ведома Главного Машиниста. Это очень серьёзное нарушение. За такое вообще-то ссаживают. Но… — Иосиф Карлович смягчился. — Вы ещё совсем недавно у нас, поэтому на первый раз я выпишу Вам штраф. Пятьсот рублей.
Я, наверное, заскрежетал зубами, доставая кошелёк уже не знаю какой по счёту раз за этот день. В кошельке оставались всего четыре тысячи с небольшим.
Приняв деньги и отправив их в кармашек своего белоснежного кителя, Иосиф Карлович аккуратно заполнил штрафную квитанцию.
— Ступайте, дорогой мой, — милостиво позволил он. — Вы подготовлены к Вечернему Труду. А я ещё нет: мне нужно нарезать Лаваш.
- Writer
