XVIII
Вагон был купейным. Все двери купе до единой — закрыты. А в коридоре стояли люди в самых разных костюмах. Тут были военные, интеллигенты, бездомные неопрятного вида, чумазые рабочие в спецовках, проститутки… Стояли они очень плотно, плечом к плечу, так что едва-едва оставалось место для прохода по коридору.
Я прошёл несколько шагов вперёд. На той двери, которая по логике вещей и моему предыдущему опыту поездок на поездах должна была быть проводницким купе, огромными неровными буквами было написано:
МАШКИН ДОМ
С бьющимся сердцем я замолотил в дверь. Мне не ответили, конечно. Похоже, в купе никого не было.
— Проводник! — завопил я на весь вагон. — Эй, проводник!
Дверь самого последнего купе, наконец, пошла в сторону, из купе выбрался и начал протискиваться ко мне молодой толстый мужик в шортах и рубахе в крупную красную клетку.
— Чего ты орёшь? — хмуро заявил он, добравшись до меня.
— Мне нужен проводник, — пояснил я.
— Я проводник. Дима меня зовут. И дальше что?
— А я пассажир. Выполните Ваши обязанности проводника.
Проводник (если это был он) небрежно глянул в мой билет, зевнул, рыгнул, почесал ногу и предложил:
— Ну, пойдём, что ли…
Он отпер «Машкин дом» своим ключом и ввалился внутрь, я — за ним.
* * *
Купе проводника в этом вагоне оказалось самым роскошным из всех, что я видел раньше. Больше половины площади занимал кожаный диван, полстены — плазменный телевизор.
Я присел на диван. Дима, не обращая на меня внимания, вытащил из-под дивана большой пластмассовый таз. Вышел и вернулся с тазом, уже полным воды. Поставил таз на диван рядом со мной. Ухватил меня за волосы и опустил в таз мою голову.
— Ты что, сдурел! — заорал я, вырываясь.
— Ну всё, всё, тихо! На, держи полотенце. Дарю. Чего ты буйный какой? — искренне удивился Дима. — Сам ведь просил…
— Чего я просил?
— Этих… проводницких обязанностей. Дай-ка, кстати, билетик, я тебе поставлю штамп «Умыт»… Всё, можешь расслабиться теперь. Работу сделал.
— Кто — ты?
— Да ты, ты, балда! Называется — Труд Пассажира. Ну, и я тоже, само собой.
— Это и есть Труд Пассажира? — с сомнением переспросил я. — А как же «Вспомним Главного проводника и Марью Ивановну»?
— Что? Ах, это… Нет, у нас такого не полагается.
— Зачем надо было меня умывать таким способом?
— А ты из угольного вагона потому что.
— Обалдел ты что ли, Дмитрий! Я из «Переславии»…
— Одна малина. Вы там, в «Переславии», ходите по уши в дерьме, а нам отмывай… На, держи ещё антибактерицидное мыло. Подарок от фирмы.
— Я целый час ехал в «Каллитаки», — сообщил я сухо.
— Что? — Дима слегка растерялся, захлопал глазами. — В «Каллитаки»? Ну-ка, дай билет! А, ты смотри, чёрт! Ну, я не заметил, извиняй. Я вообще, знаешь, не шибко грамотный. Ну, если ты из «Каллитаки», тебя умывать не надо было, это конечно. Так, и чего ты тогда вообще явился по мою душу?
— Как это «чего явился»? У меня в билете написано: места указывает проводник.
— Так ведь это билет из «Переславии», он здесь не действует.
— Неправда.
— Как это неправда? — Дима попытался приосаниться. — Ты чего это: споришь с проводником?
— Неправда: я знаю, что билет действителен во всём поезде. У всех пассажиров равные права.
— Равные-то равные, — ухмыльнулся он, — только у нас поравней будут. Мы на особом положении.
— Ничего не знаю: мне сказали это ребята из транспортной полиции. Может быть, позвать их сюда?
— Тихо, тихо! — проводник, похоже, не на шутку перепугался. — Никого не надо звать, и вообще… нету никакой транспортной полиции! Где ты её видел? З-д-е-с-ь, по крайней мере, ничего такого нет. Здесь Машкин дом — не имеют права!
— Да-да, знал я одного проводника, который думал так же… Что за дурацкое название — «Машкин дом»?
— Как это дурацкое? — слегка обиделся Дима. — Вот пойдёт Машенька когда-нибудь по нашему коридору, видит — «Машкин дом», глядишь, и заглянет, хе-хе! Мы с ней, значит, сначала винца хряпнем, для храбрости, ну, а потом дунем, конечно…
— Ты знаешь, что образованные люди из «Каллитаки» считают, будто Маше — восемьдесят лет? — мстительно заметил я.
— Че-го?! — парень распахнул глаза. — Де-би-лы! И ты, Вова, веришь этим бабским сказкам?! Не надо, умоляю тебя!
— А у тебя есть серьёзные контраргументы, Дима? Ты знаком с Машей лично?
— Нет, не знаком, но тут и аргументов не надо, потому что это бред сивого мерина!
— Мерина так мерина, а как быть с местом в вашем вагоне, Дима?
— Восемь.
— Восемь — что?
— Восемь тысяч русских рублей — и будет тебе место в купе. На весь срок действия билета. А за тридцать две получишь всё купе целиком.
— У меня с собой только четыре, и… что-то дорого за место в купе!
— Ну, подумай сам: не могу же я тебе продать полместа! Они пополам не делятся. А что дорого — ничего не знаю. Так постановили.
— Кто постановил?
— Общее собрание вагона.
— Общее собрание вагона? — с сомнением переспросил я. — Как насчёт единых тарифов РЖД, Дима?
— Нету никаких единых тарифов!
— Может быть, и РЖД нету? — съехидничал я. Проводник вполне серьёзно задумался.
— Может быть, — ответил он. — А что такое вообще это эржэдэ? Первый раз слышу слово.
— Здравствуйте, приехали! РЖД — это Российские железные дороги.
— А! — Дима посветлел лицом. — Это рельсы, по которым мы едем!
— Нет, дорогой мой: это не только рельсы, это государственная организация, которая платит зарплату проводникам, машинистам…
Дмитрий уставился на меня, как будто подозревая, что я его разыгрываю. Наконец, произнёс:
— Ты что, не знаешь, что у нас Самоуправление?
— Очень интересно!
— Да, так вот! Мы сами выбираем своего проводника. Кто вас, таких невежественных, вообще к нам пускает? Чем там занимаются Хорошие Ребята?
— Ты хочешь сказать, Дима, что вы выбираете проводника из числа пассажиров?
— Ага.
— И что же: проводник не имеет никакого образования?
— Нет, а на фига? Работа нехитрая.
— Ну да, ну да: мордой в таз — и все дела…
— Именно.
— А на что живёт проводник? Кто ему платит деньги?
— Общее собрание. Ну, и так… Кстати, с тебя пятьсот рублей за умывание.
— Дулю тебе, а не пятьсот рублей. Ты меня умыл по ошибке, превысил свои полномочия. Сейчас пойду и пожалуюсь вашему старшему по вагону…
— Не надо, Вова, не надо. Я к тебе по-хорошему, а ты…
— Дим, а ты не задумывался, что вообще-то это не очень красиво? Вы тут «самоуправились» между собой, а если бы все так «самоуправились», как вы…
— То и было бы всё в ажуре.
— …То тогда машинисту пришлось бы работать задарма.
— Какому ещё машинисту! Нету тут никакого машиниста! Это автоматический поезд!
— Автоматический, значит? — с издёвкой переспросил я.
— Ага.
— Как метро?
— Как метро.
— Пусть даже он автоматический, но ведь проектировали-то его люди…
— Главный Конструктор, как же.
— Вот видишь: главный Конструктор! И что же он: за просто так трудился?
— Так ведь он уже в Спасове! — с лёгкостью парировал Дима. — Зачем ему там деньги?
— Железная логика… Видишь ли, у меня нет денег на место в купе.
Проводник пожал плечами.
— С этого и надо было начинать. Зачем, спрашивается, ты мне компостировал мозги, от дела отвлекал? Бабёнка там есть одна, в девятом купе, я к ней вторую неделю подкатываю, а ты тут мне сломал кино… Нет денег — стой в коридоре. Ну-ка! Давай, давай, живенько, слазь с моего дивана! Это мой диван, я его на свои купил, на кровные, на проводницкие!