Поезд Миргород — Спасов

Глава XIX

XIX

Делать было нечего. Я слез с дивана, а поскольку диван занимал почти всё купе, пришлось мне выходить в коридор. Да и в самом деле: не ехать же вместе с этим жадным типом!

Я напился из титана, набирая в ладони обжигающе-горячую воду. У бабы в засаленном фартуке, стоящей в коридоре, купил беляш и съел его. Беляш беляшом, а стоять-то мне было совсем негде. Я вернулся было к титану, но и место у него уже оказалось занято.

Что, собственно, держит меня в пятьсот пятом? — подумал я и бочком, бочком протиснулся в самый конец вагона. Дёрнул дверь. Дверь оказалась заперта.

— Тут на ночь всегда запирают, — хрипло пояснил мужик в рабочей робе. Действительно, за окнами уже совсем стемнело.

— А что так? — полюбопытствовал я.

— Боятся.

— Кого боятся?

— Всех боятся. «Чёрных» боятся. Тех, из исправительного, боятся. Из «Переславии» людей боятся. Ну, вишь, и запирают.

— И что, полиция тоже не может пройти?

— У полиции свой ключ от всех дверей, служебный.

* * *

Дверь девятого купе с шумом пошла вбок. Высунулась симпатичная невысокая блондинка.

— Что вы снова разорались? — звонко спросила она высоким недовольным голоском. — Мешаете спать рабочему человеку, лодыри. Мы тут пашем за вас, а вы стоите, прохлаждаетесь, так и ещё орёте!

Взгляд её с интересом скользнул по мне.

— Новенький?

— Да, я из «Переславии»...

— Из «Переславии»? — оживилась блондинка. — У вас там в «Переславии» действительно свиньи бегают по проходу?

— Свиней не видел…

— А ещё я слышала выражение «переславская сексуальная машина» — это тоже про вас?

— Ничего такого не слышал…

— Ну, ты не слышал, а я слышала, так что… — блондинка решительно потянула меня за рукав в своё купе. — Идём. Покажешь мне свою машинку!

* * *

Захлопнув и заперев за собой дверь купе, она немедленно принялась раздеваться.

— Что, прямо сейчас? — с сомнением уточнил я.

— Конечно! Когда ещё? У меня уже неделю не было мужчины — это нормально, по-твоему? Или ты хочешь в коридор?

— Неужели тебе Димы было мало?

— С Димой у нас ничего не было, если хочешь знать, потому что он толстый и ленивый. Да тут не с кем общаться! В восьмом купе живёт адвокат — ему за семьдесят. В седьмом — компьютерный гений, ему четырнадцать, и конечно, пару раз у нас с ним было, но всё же это несерьёзно. В шестом — судья, она женщина. В пятом — хозяйка ресторана, она тоже женщина. Я человек без предрассудков, но им обеим вполне хватает друг друга. В четвёртом живёт председатель вагона с женой, он боится, что его турнут с его места, как турнули позапрошлого, поэтому ни-ни. В третьем и втором — Хорошие Ребята, но они голубые, все четверо…

— Трое, — хмыкнул я.

— Как, почему трое? — испугалась блондинка, бледнея.

— Потому что у одного из них сегодня кончился срок би…

— Тихо, молчи! — блондинка метнулась к сумочке, достала из неё успокаивающее, накапала себе несколько капель в стакан трясущимися руками и выпила залпом. Поставила стакан, тяжело дыша. Глянула на меня округлившимися глазами. — И ты… ты это

с-а-м видел? Бедняга! Как тяжело тебе, наверное, пришлось… А в первом, когда его не используют под Зал Общих Собраний, живёт психотерапевт — давай сходим к нему сейчас?

— Что ты, я в полном порядке, — улыбнулся я.

— Правда! О! Вы, переславцы, вообще бесстрашные люди. В полном? И машинка твоя тоже в полном порядке? Так чего мы ждём?

* * *

…Ты умница, — сказала она через пятнадцать минут, глядя на меня слегка увлажнённым взором. — Умница… Ты… останешься?

— У меня нет места в купе.

— Это моё купе, и я тебя приглашаю — ты останешься? Ты… хочешь ещё чего-нибудь?

— Я хочу поесть нормально, — признался я.

— Да? Что ж ты сразу не сказал… Этому горю помочь нетрудно… — Девушка вспрыгнула с койки, на ходу натягивая футболку. Распахнула дверь и приказала первому попавшемуся обитателю коридора:

— Дуй в пятое купе, неси два ужина, да пошустрей!

Человек бросился протискиваться к пятому купе, сколько хватало прыти.

— Ты не дала ему денег, — заметил я.

— Деньги я дам, когда получу ужин, а то тут одно ворьё… Стандартный хороший ужин здесь стоит тысячу, в ночное время — две, итого — четыре.

— Как место в купе! — поразился я.

— Я переводчица, — хвастливо сообщила блондинка. — Я хорошо зарабатываю.

Я понимающе покивал и из вежливости спросил:

— С какого языка ты переводишь?

— Я перевожу травку из пункта А в пункт Б, красавчик. Например, из исправительного вагона в другие. Ещё я перевожу деньги. Кстати, как тебя зовут?

— Иван, — назвался я ложным именем.

— Да-да, в «Переславии» все Иваны, — покивала блондинка с видом знатока.

* * *

Ужин принесли: два гамбургера каждому, картошку-фри и ледяную «Колу». Впрочем, я был так голоден, что ни от чего не отказался.

— Бедняга, — насмешливо, в нос произнесла блондинка. — Кушай, кушай: ты пришёл из голодного края… Одного не понимаю: если у вас там по вагонам бегают свиньи, отчего вы не можете наделать из них бифштексов? Говорят, вы просто слишком ленивы… Ну, а мы-то здесь все трудимся! Труд, труд и ещё раз труд! Ужин тебе придётся отрабатывать, Ваня, — она снова стянула с себя футболку. — У меня неделю не было мужчины — как, по-твоему, нормально это для женского здоровья?

* * *

— …Как ты не боишься ходить в исправительный вагон одна? — спросил я девушку, когда она, наконец, насытилась (её звали редким именем Адель).

— Да разве я хожу одна? С Хорошими Ребятами, только с ними. Вообще, знаешь, это очень весело! — оживилась она. — Те, как входят в вагон, сразу начинают палить в потолок.

— Откуда же у них оружие?

— Это пневматика, но все думают, что настоящее. Откуда, дурачок? Кто работает — у того всегда будут деньги. А работать надо уметь! Приходим мы, например, в один из угольных вагонов, и даём этим идиотам какую-нибудь ерунду: зеркальце, или пластмассовые бусы, или сломанные часы. А потом называем цену с тремя нулями. У них денег нет — и они платят всем, чем могут: едой, одеждой, иногда женщинами… Женщины нам не нужны, здесь, в вагоне, есть гораздо красивее. Если у Димы и возникает потребность, он всегда найдёт возможность. Нет, видишь ли, ему подавай Настоящую Труженицу!

— И что же вы делаете с женщинами?

— Перепродаём в соседние вагоны. В исправительный, например.

— А если вдруг у вас нет зеркальцев и бус?

— Ну, тогда можно проще. Мы приходим с Хорошими Ребятами куда-нибудь в конец поезда и говорим: вы, драгоценные, живёте как дикари. У вас до сих пор нет Самоуправления. Где ваш проводник? Вот этот, назначенный Якобы-Главным-Машинистом-Которого-На-Самом-Деле-Нет? Проводник получает пинок под зад и отправляется к своему Якобы-Главному-Машинисту. А вам, говорим мы, нужно теперь избрать проводника самостоятельно и вообще все вопросы решать Общим Собранием. Понятненько? Благодарны вы нам? А если благодарны, то давайте нам за консультацию еду, одежду и женщин. Нет, всё-таки ум — великое дело!

— А если кто-то не согласен на такой обмен?

— А пневматика-то на что, Ваня?

— Неужели Маша одобряет это всё? — пробормотал я.

— Маша? Конечно, одобряет. Потому что это только справедливо: каждый должен получать по своим заслугам. Как же ей не одобрять, если она живёт в нашем вагоне?

— Где?!

— В нашем вагоне, — повторила Адель ничтоже сумняшеся. — Ведь это самый лучший вагон. В «Машкином доме», с Димой, это любой ребёнок знает.

— А я там был — не было там никакой Маши!

— Значит, она от тебя спряталась. В шкаф, ха-ха!

— Шкафов там тоже нет!

— Ну, значит, Маша в это время пошла по своим делам — что ты какой непонятливый! — попеняла мне Адель. — Как дитя, честное слово.

— Зачем же Диме нужна женщина, если у него уже есть Маша? — ввернул я.

— И я ему то же самое сказала, веришь ли, нет. Несчастная Маша! — Адель вздохнула. — Несчастная! Ужасно жаль её! — глазки её вдруг наполнились слезами. — Нам ведь вообще всех жаль, — проговорила она слезливым голоском. — Потому что, Ваня, мы здесь все очень добрые люди!

— Ну-ну, не плачь… Адель, послушай… Ведь ты, наверное, и сама была в «Машкином доме»?

— Была однажды, когда меня умывали, — согласилась девушка. — А больше меня не приглашали.

— А Машу ты там видела?

— Нет, она тогда тоже куда-то вышла.

— Почему ты не хочешь зайти ещё раз?

— Зачем? И потом, Вань: чужой дом — чужая крепость. Меня туда не звали. И что я там буду делать? Неловко… О чём ты вообще беспокоишься, Вань? Твоя жизнь обеспечена! У тебя работа, о которой любой мужик мечтает — чего тебе ещё надо? Живи себе да живи!

— А полиция? — ввернул я.

— По… Тьфу! Нет никакой полиции! Неизвестные Силы сюда войти не могут. Это частное жилище. Оно охраняется Конституцией — понятно? Спи, умник! Завтра я тебя разбужу пораньше. Мы с тобой установим расписание твоей трудовой деятельности…