Поезд Миргород — Спасов

Глава XXII

XXII

К наружной двери вагона некто с незапамятных времён прикрепил бумажку с маленькими аккуратными буквами:

ЧОЧ

Всё же это были именно буквы…

Бумажка успела пожелтеть от времени, но её не трогали и не заменяли.

Хороших Ребят в тамбуре не было, в вагон я вошёл беспрепятственно.

История повторялась с небольшими вариациями. В коридоре купейного вагона тоже были люди — меньше, впрочем. Все, однако, стояли к проходу спиной, лицом к окну, и тщательно избегали смотреть друг на друга.

На проводницкой вместо разухабистой надписи «Машкин дом» имелись две загадочные надписи:

ЧОЧ

civ

Я постучал. Дверь открыли почти сразу. На пороге стоял проводник в тщательно выутюженной, несмотря на раннее утро, сиреневой форме.

— Проходите, — сказал он сухо. — Чем могу помочь? Да, присядьте.

— Чем можете помочь? — растерялся я. — Видите ли, я новенький…

— Вижу. Так чем могу помочь? Впрочем, извините: Ваш билет.

Я протянул билет, с тоской подумав, что сейчас мне снова придётся раскошеливаться. Но этот проводник меня удивил.

— Ваша отметка «Каллитаки» достаточна, так как мы, в некотором роде, сотрудничаем с этой фирмой, — заметил он. — Достаточна при одном условии: Вам придётся произнести признание верховенства Старшего по вагону в устной форме.

— Да? — удивился я. — Чем мне это грозит?

Проводник пожал плечами:

— Ничем. Сейчас обязанности Старшего выполняет древняя старуха, она живёт в отдельном купе и никогда ни от кого ничего не требует — точнее, мы так всем говорим, потому что в действительности это не так… Вы ей, впрочем, наверняка не будете интересны.

— Тогда пожалуйста.

— Повторите: признаю верховенство Старшего по вагону.

Я повторил. Проводник поставил на моём билете отметку «ЧОЧ».

— Вам нужно что-то ещё? — спросил он меня.

— Я даже не спрашиваю, сколько у Вас стоит место в купе… — усмехнулся я.

— Очень дорого, но свободных мест у нас нет.

— Ни одного?

— Ни одного. Между прочим, за места в коридоре тоже нужно платить. Там откидные сиденья, Вы заметили?

— И Маши… у вас тоже нет?

— Госпожа Светлова… хм, она появляется в часы, обозначенные её расписанием и должностными обязанностями.

— А что это за часы? — с надеждой спросил я.

— Понятия не имею, — отозвался проводник. — Я не являюсь её работодателем.

— Тогда, пожалуй, я не буду у вас задерживаться…

— Да, это самое умное, что Вы можете сделать. Предупреждаю: дальше начинается другой поезд.

Я распахнул рот:

— Как это — другой поезд?

— Вот так: другой поезд. Тот другой поезд идёт в Шелом.

— Но ведь локомотив один и тот же!

— Локомотивы, — поправил меня проводник. — На определённой станции поезд будет отцеплен и пойдёт по другой ветке.

— А Маша — где останется Маша? — взволновался я.

— Госпожа Светлова останется там, где предписано её обязанностями и распоряжениями её начальства.

— Но если Ма… если госпожа Светлова живёт в Спасове, то зачем ей работать на поезде, который идёт в Шелом?

— Вы меня спрашиваете? Я не знаю. Вы думаете, устройство этого поезда подчиняется какой-то логике? Вы заметили, что здесь настоящий сумасшедший дом?

Я кивнул. Проводник первый раз слабо улыбнулся.

— Рассуждайте логически, — заметил он. — Здесь Вы её едва ли встретите. Впрочем, у нас есть некоторые пассажиры, которые претендуют на то, что знают госпожу Светлову лично. Я по долгу службы обязан её знать и взаимодействовать с ней, но не могу этим похвастаться. А вот в последнем купе живёт любопытный старик, Кирилл Иванович Шот, с ним Вы можете поговорить. Возможно, он наведёт Вас на правильный путь. Но его слова я не стал бы сразу принимать на веру.

— Отчего?

— Он написал больше семи портретов госпожи Светловой, и ни один портрет не похож на другой. Более того: на некоторых портретах она… вообще ни на что не похожа. Вот и вся причина. Но вернёмся к логике: если Вы в поезде на Спасов нигде её не нашли, то в другом поезде точно ничего не потеряете.

— А что если она едет с машинистами?

— Может быть… но знающие люди говорят, что её там нет.

— «Говорят»…

— Я сам был в тепловозах.

— Да? — встрепенулся я. — И что же?

— Никакого следа.

— Может быть, её от Вас прятали?

— Подумайте сами: если некоему должностному лицу предписано взаимодействовать с проводниками, то кому придёт в голову это должностное лицо прятать от проводников? А ещё я Вам скажу, что я был там целых два раза: один раз — в форме, а другой — частным порядком. Ночью, когда все спали.

— В пятьсот пятом ночью запирают двери! — усомнился я.

— Да, но меня пропустили. Нас они не боятся. Увы, я никого в локомотивах не нашёл. Ни госпожи Светловой, ни Главного Проводника. Что, впрочем, неудивительно…

— Как его фамилия, кстати?

— Посланник.

— Посланник?

— Да. Такая вот странная фамилия.

— А имя?

— Именем я никогда не интересовался, кроме того, сейчас невозможно узнать его с достоверностью.

— Сейчас? Он так давно умер?

— Он не умер, а прибыл в Спасов. Нет, относительно недавно, но здесь день идёт за год…

— Вы серьёзно?! — перепугался я.

— Я выражаюсь образно. Я имел в виду, что в этом поезде правда очень быстро превращается в суеверие или в легенду. Как я сказал, среди машинистов его нет, хотя есть легенда о том, что Посланник назначил Первого машиниста.

— Это правда, что Посланник — сын Ма… госпожи Светловой?

— Думаю, эта легенда покоится на том, что господа Светлова являлась его работодателем.

— Работодателем? Так она — начальник поезда?! — наконец озарило меня.

— Ну да, — удивился проводник. — А Вы как думали?

— Мог вообразить себе что угодно кроме этого, — признался я. — Так вот почему у неё такое купе!

— Простите: а Вы были у неё в купе? — с улыбкой поинтересовался собеседник.

— Во сне…

— Между сном и явью большая разница, не так ли? А я вообще не люблю сказочников. Хотя… — он задумался. — Ведь вы сели в «Переславии»? Вы все там большие сказочники, но это я не в упрёк вам. А меж тем вы, переславцы, по крайней мере, ближе к локомотивам. И, верите ли, нет, меня всегда к вам тянуло. Я бы… даже хотел работать проводником у вас, там. Но, увы, меня назначили сюда. В тот день, когда я возвращался от машинистов, в «Переславии» ссадили с поезда одного пассажира, а тот оказался писателем. Достойный.

— Достойный писатель?

— Да. Писатель Достойный.

— Никогда не слышал…

— Немудрено. После него осталась на сиденье рукопись большого романа, «Сёстры Чернозём». Он работал до последнего часа и как раз её закончил.

— Чернозём… Уже третья диковинная фамилия.

— А вы не удивляйтесь ничему. Возьмите себе за правило в этом поезде ничему не удивляться. Я унёс рукопись себе в купе и прочитал её от корки до корки. Читая, я пришёл к выводу, что этот писатель знаком с Главным Проводником лично. Можете Вы вообразить, какое огорчение для меня? Ведь это я — проводник, и Посланник — мой работодатель.

— Я понимаю, это огорчительно, — поддакнул я.

— Вероятно, я — вообще не самый лучший проводник, потому что сижу здесь и читаю эту книжку, вместо того чтобы…

— …Облегчить положение стоящих в коридоре?

— Почему Вы думаете, что я не пробовал этого сделать? — странным голосом заметил мужчина. — Я вынес на Общее собрание вагона предложение о том, чтобы предоставлять им места в купе, хотя бы между койками и хотя бы на ночь.

— С каким успехом?

— С тем, что меня скоро снимут с должности и изберут нового, так что цифра на двери снова изменится.

— Не понимаю Вас…

— CIV — это мой порядковый номер римскими цифрами. Я — сто четвёртый по счёту проводник в этом вагоне с момента начала работы поезда.

— Как же вы быстро меняетесь…

— Последнее время — быстрее, чем хотелось бы. Идите в девятое купе к Кириллу Ивановичу и не тратьте на меня время.

Уже уходя, я обернулся я спросил:

— Как Вас зовут?

— Моя фамилия Ровен, — ответил проводник со слабой улыбкой. — А имя вам знать не обязательно. Ступайте.