Тени и зеркала

Глава девятая

ГЛАВА IX

Дорелия. Энтор, королевский дворец

– Ты плохо выглядишь, Миртис. Шерсть потускнела, и когти снова слоятся…

Холёная длиннопалая рука, унизанная перстнями, легла на кошачью шею и зарылась в белоснежный подшёрсток. Король Абиальд Дорелийский блаженно вздохнул – только в минуты, подобные этой, он мог расслабиться и отвлечься от надоедливой возни с делами, которая преследовала повсюду. Миртис свернулся у него на коленях, как маленький горячий сугроб, и уютно давил своей тяжестью. Для полного счастья не хватало разве что мурлыканья – но королевский кот никогда не унижался до него, позволяя чесать себя за ухом лишь в суровом молчании.

– Опять, наверное, Келти недоварила твою рыбу? – продолжил Абиальд и в задумчивости умолк, будто ожидая ответа. На его гладком, немного женственном лице с точёными чертами отражалось томное недоумение. – А вот и колтун… Нет, дворецкому точно надо снизить ей жалованье.

Кот лениво приоткрыл янтарно-жёлтый глаз, и в его взгляде королю почудилось презрение. Он снова вздохнул.

– Ты прав, сам не знаю, почему это меня так волнует… Даже тебе наверняка наплевать на меня. Ты терпишь меня только потому, что тебя кормят под моей крышей, ведь так? Как все здесь… Все до единого.

Разделял ли Миртис горькие мысли Абиальда, понять было невозможно: его круглая морда осталась совершенно непроницаемой. Абиальд потрепал кота по холке    и поймал собственное отражение в высоком зеркале, прислонённом к стене. Зеркало было подарком его отцу от Отражений и перешло по наследству, как почти всё в энторской резиденции; королю нравилась картина, захваченная стеклом в золочёной раме – почти портрет из фамильной галереи, только не парадный, а домашний. Халат из миншийского коричневого шёлка и комнатные туфли не делали смешным короля, развалившегося в любимом кресле, а скорее подчёркивали его молодость, здоровье и величие. Золотые кудри Абиальда не поредели со времён его отрочества и юности, их ещё не коснулась седина, а высокий лоб оставался безупречным, как у мраморной статуи. Придворные поэты и менестрели, славословя Абиальда, называли его то духом-хранителем Дорелии, то её пятым богом, юным и прекрасным (хотя это уже вызывало раздражение некоторых особенно рьяных жрецов). Ему нравилось иногда поддаваться самообману, притворяясь, что он им верит. Нравились ему торжественность приёмов и переговоров, пышность празднеств и балов, драгоценности и охота, восторженные взгляды женщин… Нравился мир и благоденствие в королевстве, создаваемые сотнями других людей от его имени.

Не нравилась Абиальду лишь изнанка всего этого – пошлая, неприглядная, а подчас и кровавая. Он не знал точно, сколько людей во дворце и за его пределами (лордов, конечно же – других он в расчёт не брал) желало его смерти, но число их явно измерялось, по крайней мере, всё теми же сотнями. Абиальд родился третьим (оба его старших брата не дожили до совершеннолетия, причём их смерти оставили его равнодушным, хотя он и сам не признался бы себе в этом), не был ни воином, ни выдающимся политиком и, взойдя на престол, представления не имел, что делать с неожиданно доставшимся ему королевством – голодным, злым, разорённым набегами северян и торговыми махинациями южан. А главное – таким большим. Каждая деревенька, каждое засеянное поле, не говоря уже о городах, требовали его внимания. А ещё нужно было следить за армией и крепостями на границах, и вовремя подлатывать дороги, и разрешать земельные споры, и высчитывать налоги, и контролировать казну…  Не говоря уже об отношениях с Отражениями – которых, впрочем, лучше всего было просто почаще оставлять в покое.

Неприятным сюрпризом для златокудрого мечтательного принца когда-то стало и то, что крестьяне временами бунтуют и припрятывают хозяйское зерно, а цехи мастеровых набирают влияние и то тут, то там требуют выборных градоправителей, а некоторые назначенные градоправители и судьи чуть ли не в открытую воруют государственные деньги… От всего этого у Абиальда голова очень скоро пошла бы кругом, если бы он озаботился всерьёз.

Однако этого не случилось, поскольку первые несколько месяцев он просто-напросто дрожал за свою жизнь, не покидал покоев без охраны и ни куска бы не съел без предварительной проверки на яд. При жизни отца Абиальд никогда не вникал в придворные склоки, а когда пришлось это сделать – отшатнулся с отвращением, будто разворошил муравейник. Все подсиживали, предавали, использовали друг друга, истекая при этом лестью и наперегонки стараясь ему угодить. Но лорд Заэру, его правая рука и чуть ли не единственный аристократ, достойный доверия, быстро обозначил болезненные точки: Фергюс, двоюродный брат короля по материнской линии, имеет виды на престол и преданный отряд наёмников в придачу; леди Алтия мечтает выдать за короля свою дочь или хотя бы подсунуть её ему в любовницы, тогда как второй муж леди Алтии – из разжившихся купцов – наладил тесные контакты с Кезорре… И так далее, и так далее – это никогда не заканчивалось; ворох заговоров, честолюбивых замыслов, провалившихся покушений, взяток, сводничества окатил Абиальда ледяным осенним дождём. Без лорда Заэру и его сподвижников он вряд ли дожил бы хотя бы до своей свадьбы – до свадьбы, разумеется, с хорошей девушкой из честной благородной семьи (королю отсоветовали жениться на чужеземке), которая, впрочем, в два-три года растеряла своё стыдливое очарование, сильно располнела и превратилась в такую же мелочную интриганку, как остальные. Теперь её величество Элинор представляла собой скорее отдельную угрозу, чем союзника, и после рождения долгожданного наследника Ингена король её старательно избегал.

Точно так же он избегал бы большинства людей, будь на то его воля. Бесчисленные трудности и дрязги пугали Абиальда, который превыше всего ценил красоту и удобство; он предпочёл замкнуться в собственном красивом и удобном мире, где не было места грязи и крови. Неспешные прогулки – верхом или в лодке по реке, – выезды в загородные резиденции, сложные блюда и тонкие вина, картины лучших живописцев, гобелены и резные скамеечки для ног – вот что составляло его мир. А главное, книги – горы разнообразнейших книг, которые он с детства глотал с большим удовольствием, чем миншийские сладости. Предоставив другим заниматься своими делами, Абиальд при первой возможности скрывался в этом мире – прочь от двора, от надоедливых советников, нелюбимой жены и шумного, капризного сына, воспитывать которого он не хотел и не мог. Пусть его сравнивают с большим ребёнком или с привередливой старой леди: кровь Абиальда позволяла ему не заботиться о мнении окружающих.

Главный же парадокс – или тот пункт, на котором старый учитель Абиальда Тогар воскликнул бы: «Вы только представьте себе!», поднимая седые брови, – заключался в том, что Абиальд, тяготясь своей властью, ни за что не отказался бы от неё, даже если бы ему предложили. Уж слишком удобным и привычным было его положение, слишком приятными – почести, казавшиеся такими заслуженными. И сейчас, когда Абиальд ждал лорда Заэру для ежедневного утреннего доклада, настроение его было вполне безмятежным.

Лорд вошёл без доклада и стука: в такой частной обстановке король не любил церемоний. Взмахом руки он отпустил слугу и с лёгкой досадой прекратил почёсывать Миртиса – сановник прервал цепь его причудливых полуснов-полуфантазий, навеянных очередным сборником легенд.

– Ваше величество, – старик (в глазах Абиальда он всегда был стариком – и десять, и двадцать лет назад) поклонился коротко и энергично, юноше бы впору. Сухопарая фигура, втиснутая в аскетичное чёрное одеяние, странно смотрелась на фоне алых портьер, витых канделябров и тысячи заморских безделушек в покоях короля. Однако это тоже было как всегда и уже не резало глаз Абиальду. Приветливо кивнув, он отпустил загривок кота; тот мягко приземлился на все лапы и с достоинством прошествовал к мискам в углу.

– Доброе утро, Дагал. Что-нибудь новенькое?

– Слишком много всего, Ваше величество, – лорд тяжело вздохнул и опустил глаза – как считал Абиальд, не в меру чёрные и не в меру проницательные. Такое начало ему не понравилось.

– Снова крестьяне волнуются?.. Можешь сесть, – он кивнул на кресло напротив. Лорд нарочито медленно уселся туда, видимо, подбирая слова.

– О нет, сир. Они долго будут помнить Тиретли.

Король вздрогнул. Донесения из Тиретли – деревни, где примерно месяц назад был подавлен последний и самый крупный крестьянский бунт – растревожили его чересчур живое воображение. Он ни разу не был там лично – не видел всех повешенных, покалеченных, высеченных плетьми, – но плохо спал после этих донесений. Личный лекарь прописывал ему мятный отвар и побольше свежего воздуха.

– Так в чём же дело? Снова та кучка сумасшедших, что совершает паломничества к какому-то белому камню?

– Я был бы счастлив, будь это главной проблемой, Ваше величество… Нам сообщили, что умер король Хордаго.

Абиальд поморщился. Вероятно, Миртис, когда его гладили против шерсти, чувствовал себя так же, как он, когда слышал это имя.

– Ну что ж, он был уже немолод, этот варвар и выскочка. Не могу сказать, что меня это печалит. Но, – опомнившись, он изобразил умеренно-скорбное выражение лица, – да хранят его душу боги, разумеется. Сын наследовал, всё благополучно?

На самом деле ему хотелось – как и большей части Обетованного, – чтобы в Альсунге всё было как можно менее благополучно. Но лорд Заэру его разочаровал:

– Да, уже назначена коронация Конгвара – Двури-Тер, как они это называют, рождение двура… Но они не торопятся сообщать об этом. Как и о смерти Хордаго – обо всём я узнал из своих источников и только сегодня ночью.

Как всегда в подобных случаях, Абиальд посочувствовал старому лорду: если бы его самого оторвали от его красочных снов вот такой ерундой, он подписал бы сгоряча пару смертных приговоров.

– Ну и что же? Они всегда без особого желания шли на контакт. У Альсунга вообще проблемы с общением на каком-нибудь другом языке, кроме языка железа, – Абиальд не смог скрыть презрение в голосе. Ему вспомнились чеканные звуки ти’аргского наречия, такого удобного на разных переговорах, и берущие за душу переливы кезоррианских песен. Он тоскливо зевнул. – Что-нибудь ещё?

– Это напрасно не тревожит Вас, сир, – с мягким нажимом произнёс лорд, и король уловил его скрываемое раздражение. – Конгвар слаб, и очень скоро им начнут помыкать те, кому не терпится оттяпать кусок нашей… Вашей земли. А то и не кусок, – многозначительно добавил он.

«Помыкать так же, как ты мной?» – с горькой усмешкой подумал Абиальд. Миртис требовательно мяукнул из своего угла – наверное, не наелся, ненасытное создание. Король с досадой ждал продолжения.

– Предполагают также, что Хордаго отравили. Он умер прямо на пиру после их грабежа в Минши, и мои источники считают, что это было очень подозрительно.

– Даже если и так, что мы можем сделать? – спросил Абиальд, в нетерпении вращая один из перстней. – Мы не имеем права вмешиваться в их внутренние дела – по крайней мере, открыто. И потом, чтобы тягаться с нами, им сначала пришлось бы расправиться с Ти’аргом.

Уж эту избитую истину он знал с детства: Дорелия слишком крупный, слишком опасный противник, к тому же Ти’арг – её вечная надёжная страховка. Глубже этого король предпочитал не закапываться в ситуацию.

– Сейчас Альсунг настолько силён, что, боюсь, это не составит труда для него, – тихо сказал лорд. – Мы должны быть готовы, Ваше величество. Должны собрать гарнизоны и, если понадобится, требовать ополчений от лордов. Если Ти’арг не выстоит…

– Не выстоит? – король фыркнул от смеха. – Дагал, что за безумные речи? С каких это пор кучка варваров на прогнивших кораблях…

– На лучших военных кораблях в Обетованном, сир, – аккуратно поправил лорд Заэру, подавшись вперёд, точно кто-то мог слышать их. – Очень лёгких и быстрых. И с войском, разросшимся в полтора раза за счёт пленных. Они и на суше очень сильны, но подойди они с моря – и Ти’аргу конец. Больше это не шутки, такое вполне возможно. Ти’арг на грани гибели: каждый лорд возится там со своим замком, но этим не спасти королевство.

Абиальд отмахнулся и поднялся: наступил предел его выдержки.

– Сделай всё, что считаешь нужным, но прекрати эти страшные сказки. Ти’аргу ничего не грозит от Альсунга, а нам и подавно.

– Это не всё, сир, – лорд тоже встал и вытянулся по струнке, будто в почётном карауле. – Отражения…

– Нет, нет, нет! Вот от этого уж точно избавь меня…

– Но они давно уже пытаются достучаться до Вас. У них свои проблемы, связанные с магией. В последнее время…

– Я же сказал – нет! Я не стану слушать…

– В Энторе снова видели этих то ли призраков, то ли теней. Женщину на Гончарной Улице нашли мёртвой и израненной, – скороговоркой выдохнул лорд. – Отражения просят Вашей аудиенции…

– Глупые домыслы! Сказки! Слышать не хочу!

– Ваше величество, я сам не доверяю колдовству и понимаю Ваши чувства, но если мы не прислушаемся…

– Приём окончен, милорд, – прервал король, ощутив тупую, нараставшую боль в висках. – Увидимся за завтраком.

Он говорил, как обычно, – тихо, растягивая слова, но лорд Заэру умел улавливать ту грань, за которой не терпелись возражения. Желваки заходили на его выступающих скулах, но поклонился он так же почтительно. Миртис, проходя мимо, шаркнул хвостом по его ноге – ни дать ни взять жрец, осеняющий божественной благодатью; и Абиальд мог бы поклясться, что увидел на лице лорда отчаянное желание придушить королевскую животину.