Твое имя.

Глава 14.

Они танцуют под медляк «Say something» A Great Big World, который очень нравится Чонын. Как только она его слышит, тянет Юнги на танцпол из комнаты, хотя вечеринка в самом разгаре и никто не обращает внимания на музыку извне яркого празднования. Юнги не любит танцевать, но делает для Чонын исключение, потому что это особенный день. С утра, когда они проснулись помятые и каждый со своим настроением, ничего не предвещало какой-то встряски вечером, кроме того, что они оба планировали вернуться домой пьяные и счастливые. Но не опьянённые и в смятении.

Ведь по сути Юнги поставил перед фактом. И даже не дарил кольца. Зачем он это сказал?

Она смотрит на него блестящими глазами. В них почему-то скапливаются слёзы, хотя день-то чудесный и рискует стать ещё чудеснее.

— Say something, — наконец, говорит ему она, даже не стараясь перекричать музыку. А Юнги держит за талию и даже в танце ведёт. И выглядит абсолютно странно, потому что потом, когда выяснилось, что сказал о женитьбе и Чимин, он больше не проронил ни слова. И молчит сейчас. Хотя Чонын нужны ответы.

Они вместе уже целый год, ведь скоро ноябрь. Ведь гарантий Юнги никаких не давал. И ни разу всерьёз на её «возьмёшь меня замуж?» не ответил. Он ей вообще ничего не предлагал и не обещал.

Пока Соён хвастается колечком, Сомин красивым, смелым и вообще распрекрасным женихом, а Хосок с Сыльги и Тэхён с Ухи наслаждаются своим тихим счастьем, Чонын смотрела в глаза Юнги и думает о многом, что было и что ещё будет. Ведь в их отношениях никогда не бывает гладко и тихо. Им надо со скандалами, вечными американскими горками, или не надо вообще никак. Словно они иссыхают, если наступают моменты затишья.

— Я люблю тебя, — говорит Юнги, и как тогда на Чеджу, в машине, музыка перекрывает слова, но девушка понимает его отлично, — тебя это удивляет?

— Нет, не это, — она проводит по щеке ладонью, — а твоё предложение.

— Ты хотела, я сделал, — улыбка трогает его губы. И она такая трогательная в сочетании с тем, как он смотрит, что Чонын не может сразу начать метать в него топоры, потому что он не говорит о самом главном.

— Потому что я хочу или ты? — и губы предательски дрожат, ведь непонятно, что будет дальше, после этого предложения. Родители по-прежнему не оставят их в покое и впереди ещё как минимум четыре года учёбы, а бросать всё ради семейного очага и детей Чонын не станет. Какое там, ведь она сама позавчерашний ребёнок. А Юнги тридцать плюс, Юнги наверняка нагулялся и хочет нормального семейного счастья. Как и говорил тогда, в начале отношений. Он ведь предупреждал её. В итоге он опять сам идёт на уступки, и это гложет её. Она не может чувствовать себя счастливой от того, что заставляет его идти на жертвы, каждый раз притворяясь маленькой девочкой, капризной и непослушной, чтобы он не злился и делал так, как хочет она. Нужно ли это Юнги? Станет ли он долго терпеть это, как говорит сейчас? А через год, три, пять? Если надоест, сможет ли он честно признаться, что устал?

Но Чонын не знает, как научиться жить не только своими желаниями и нуждами. Как привыкнуть, что, если поженятся, теперь всё будут делить на двоих и делать вместе.

— Хочу, — голос обволакивает её с головы до ног, — хочу, чтобы ты была миссис Мин. Но у нас не принято брать фамилии мужей. Вместе выберем кольца или мне самому это сделать?

Жмурится от яркой подсветки над их головами и не замечает никого вокруг, продолжая раскачиваться в такт музыке. У Чонын пересыхает в горле. Это всё алкоголь. Утром проснётся и поймёт, что Юнги пошутил и ничего не говорил.

Мин Чонын.

Это было бы слишком хорошо.

***

— Заночуешь у меня? — предлагает Хосок. Они стоят на неверных ногах в ожидании такси. Когда Чимин предложил вместе перебраться к нему на квартиру или же пойти гулять по набережной, все дружно проголосовали за второе, но очень скоро Сыльги замёрзла, и Хосок решил, что на сегодня они навеселились. Да и Чонын с Юнги уже уехали, как и Намджун, у которого появились срочные дела. В итоге пошли гулять оставшиеся три парочки, а Сыльги запросилась домой или как минимум в тепло. Поздравив ещё раз, они удалились.

— У тебя же брат дома, — напоминает Сыльги.

— Я могу очень попросить его заночевать у друзей, если он уже это не сделал, — он помогает своей девушке не упасть, когда они спускаются по каменной лестнице. — Он чаще не появляется дома, чем появляется.

— И что мы будем делать у тебя? — лукаво смотрит она.

— Пить кофе и играть в пасьянс, конечно! — от его реплики Сыльги хохочет. — Хотя мне хотелось бы другого…

— Чего именно? — они, наконец, ловят машину и садятся на заднее сидение. Хосок называет адрес и пишет Чонгуку, чтобы не приходил домой или смылся побыстрее, если он там. Чонгук понятливый и пишет, что постарается утром заявиться не слишком рано. Телефон отправляется в недра кармана пиджака, а сам Хосок, прилично захмелевший, ведь по-другому кутить на днях рождениях они не умеют, наклоняется к Сыльги и смотрит в самую душу.

— Скажи честно, ты же сразу запала на меня? Как только увидела?

— Самолюбие зашкаливает, уважаемый доктор, — она упирается руками в его грудь. — С чего ты взял? Я вообще-то безответно влюблена была!

— Но любить ответно ведь в тысячу раз приятнее, согласись?

— Соглашаюсь, хотя я до последнего хотела тебя отшить, — смеётся девушка.

— Надоедливым быть иногда полезно, — его руки перебираются на её талию. Сыльги отвечает на лёгкий поцелуй.

Жарко целоваться они начинают прямо на лестнице. Сыльги прижимается поближе, потому что замёрзла, а Хосок этим нагло пользуется и сгребает в охапку, согревая теплом своего тела. Кое-как оторвавшись друг от друга и смотря с легко считываемым желанием, они добираются до двери квартиры. Сыльги не хочет, чтобы утром косились соседи и думали о Хосоке как о ловеласе, поэтому она заставляет его найти ключи и открыть дверь. Когда она за ними закрывается, почти ничего больше не сдерживает.

— Хочу, чтобы первый раз был для нас обоих особенным, — успевает подумать Хосок, хотя усиленно делает вид, что не готовился и не ждал. Сыльги понимает, что он тот ещё плут, когда они заходят в его спальню и свечи уже зажжены любезно сделавшим это за Хосока младшим братом. Старший прикусывает язык. — Бля, Чонгук… Так и знал, что рыскал по моей комнате.

А Сыльги краснеет, хотя это и кажется ей слишком забавным.

— Первый раз уже был особенным, — говорит она с сарказмом, и Хосок удивлённо таращится.

— В смысле?

— Ты всё проспал, — разочарованно сообщает она, — пить надо меньше.

Хосок как-то заметно бледнеет.

— То есть мы уже переспали?.. И ты молчала?! Ты спала со мной, а потом спокойно сказала мне «нет»?

Она едва не валится от смеха, наблюдая, как много драматизма на его лице.

— Ты меня трахнула и притворилась невинной овечкой? — продолжает он, едва не переходя на ультразвук. — Поматросила и бросила?!

Сыльги уже смеётся в голос, хватаясь за что-нибудь, чтобы не упасть.

— Я оскорблён до глубины души! С прискорбием сообщаю, что тут вину искупит только м***т.

— А ты не охренел ли? — она тут же выпрямляется. Дело принимает совсем другой оборот.

— Что? Я же должен как-то компенсировать душевную травму! А ты прям такая… ну такая… прям отсосательного роста, знаешь!

— ЧОН ХОСОК-ШИ!

Теперь от смеха падает он.

— Мне всё ещё не ясно, кто кого трахнул и трахнет ли вообще, — вдоволь отсмеявшись и даже вытерев слёзы, говорит он и идёт впрямь заваривать чай, потому что после такого на эротические ласки не настроен никто. Сыльги шагает следом. В прошлый раз она не рассмотрела квартиру как следует и только теперь понимает, что в ней минимум три комнаты и одна большая кухня. Мужчина ставит чайник, а девушка шмыгает и садится прямо на стол, завлекающе перебрасывая ногу на ногу. Когда он к ней поворачивается, то в штанах становится теснее явно.

— Ты хитрая лисица, — говорит он, подходя к ней, — почему ты не сказала?

— Ты не вспомнил, а уж я освежать тебе память была не намерена. Подумала, что, если не помнишь, значит было не так уж важно.

— Я просто пить не умею, вернее редко пью так, что прям до беспамятства. Роблю же сутками, никогда особо и не было времени развлекаться. А как напьюсь, так всё — белый лист, — он мягко притягивает её к себе. — Поэтому ты мне отказала сначала?

— Ну, и потому что не уверена была в себе.

— А сейчас не сомневаешься?

— Стала бы я приходить сюда гораздо более трезвая?

— Рад это слышать, — он находит её губы, прикрывая глаза, и целая вечность, кажется, проходит, прежде чем чайник кипит, оповещая. А им уже всё равно, им хочется наслаждаться друг другом. Так и оставив остывать чай в кружках, они перемещаются в гостиную, где спала на огромном диване Сыльги. Хотя в комнате Хосока свечи и красота, это всё хочется потом и не сейчас, а сейчас только его прикосновения и полёт в космос, то есть один билет до Гонконга.

Хосок не помнит, а потому для него эта ночь с ней первая, и он старается быть лучшим, чем был тогда, когда и не помнит. Целует прерывисто, пока руки помогают ей избавиться от одежды, и сам расправляется со своей. Кожа Сыльги бархатная, горячая, на вкус словно манго и клубника — вкус геля, которым она пользуется. Хосок хоть и медлит, орган его уже очень требует внимания, а потому ласки, затянувшиеся, переходят сразу в резкие толчки. Сыльги стонет, но тихо, в своей манере, не привыкшая выражать чувства слишком громко. Этого достаточно Хосоку, ведь стонет она ему в ухо, пока он, вбиваясь, покрывает следами поцелуев кожу на шее, ключицах, груди, плечах. И обнимает после крепко, вдыхая аромат шампуня, утыкаясь в волосы.

Они меняют позы несколько раз. Сыльги становится сверху, но всё ещё смущённо прячет лицо где-то у него на груди, пока он ласково поглаживает её спину и шепчет что-то приятное, ему несвойственное. Обычно он с любой партнёршей даже в постели взаимно подкалывали друг друга, но Сыльги другая. С ней на работе можно дебош устраивать и взаимные подколы там будут кстати, но в постели нет, надо быть ласковым, и Хосок чувствует это сразу.

В душ хочется идти вместе, но мужчина пропускает её первой, когда убеждается, что ей точно было приятно, а это должна была быть дрожь и прогибы в спине, и он ответно их получает. Сразу как-то проблемы все на работе забываются и чай остывший пить даже круто. Она присоединяется к нему на кухне минут через десять, заворачиваясь в одно из его полотенец.

Переглядываются молча, ведь в сущности говорить о приобретениях в эту ночь ни к чему. И через стол протягивают друг другу руки. Хосокова ложится сверху и поглаживает большим пальцем её ладонь. Спать не хочется совершенно.

Сыльги перебирает марлю в предоперационной. По факту находиться ей здесь нельзя — она не ведущий хирург, не анестезиолог и не помощник хирурга, она просто нервничает и заряжает всех своим настроением — уж в этом она мастер. Даже спустя почти два месяца со знакомства с Хосоком не было такого, чтобы она захотела сменить свою специальность и перевестись в его отделение, чтобы быть ближе и работать вместе. Нет, Сыльги осталась себе верна. Она любит детей и дети любят её, пусть и бывает строгой, заставляет ходить на уколы и есть кашу. Сыльги ориентируется в своей специальности, это то, чем она хочет заниматься и дальше. Но сегодня Хосок разрешил присутствовать, случай-то особенный. Буквально они оба в равной степени за него ответственны и потому она ждёт с замиранием сердца окончания операции. Хосок взялся оперировать Джину, того самого мальчика, за которого они вместе переживали.

Первой выходит помощница, показывая пальцами, что всё ок, но Сыльги поверит только доктору Чону, а если он выходит не первым, значит, что-то не так. Сыльги нельзя врываться в операционную и отвлекать процесс, хотя руки чешутся и нервы натянуты до предела. Всё-таки это её маленький пациент, которого она не один месяц выхаживала.

И вот, наконец, выходит Хосок, весьма довольный и расслабленный, но возможно, просто уставший, и Сыльги подходит к нему.

— Нормально, немного с наркозом переборщили, дольше спать будет и отходить чуть сложнее, но анестезиолог Ли сказал, что не отойдёт от него, пока не убедится, что всё в порядке, — он на ходу снимает перчатки и целует выдохнувшую девушку в висок. — Моя работа окончена.

После пьют кофе, обнимаясь на диване и наслаждаясь минуткой перерыва между работой. Хосок рассказывает о Чонгуке, и маме, с которой Сыльги всё-таки предстоит встретиться в выходные, о папе, который ну очень любит свой сад и разводит там кучу всяческих растений, названия которых Хосок, если честно, по-научному, как звучит в ботанике, не выговорит. Сыльги в свою очередь о своей семье — мама и папа, вообще-то, не врачи ни разу, у папы ресторан свой, а мама в детском саду работает, от того и любовь к детям и выбор профессии. В конечном счёте не только Лео и его авторитет повлиял на её профессиональное самоопределение, ведь в таком случае она подалась в хирургию.

— Я думал, что Лео прям так сильно тебя захватил, — улыбается Хосок, — даже начал сначала нервничать, что нет шансов.

Сыльги сдержанно улыбается, хотя внутри всё бурлит — такие откровения для неё ещё слишком интимны. Интимнее, чем постель Хосока, в которой она бывает регулярнее, чем разговоры по душам. Но надо преодолевать и эти барьеры.

— Слишком странно, да? — спрашивает у него. — Что я так быстро переключилась на тебя?

— Нет, почему? — удивляется Чон. — В конце концов, я сногсшибательный. Крепость пала бы всё равно. А что, есть какая-то подоплёка?

— Нет, — мягко отвечает она, — я просто влюбилась в то, как ты обращаешься с детьми. И со своими пациентами в целом. Это и стало отправной точкой. Я поняла, что твоя доброта и отношение к людям подкупает кого угодно.

Хосок обнимает крепче, наслаждаясь. В конце концов, не все влюбляются в холодных плохишей.

***

Руки у Сыльги дрожат, хотя обычно она держится дерзко и уверенно. Это её защитная реакция, как выяснил Хосок.

— Не переживай, ты им точно понравишься, — и, смеясь, добавляет, — к тридцати годам их сына родители начинают принимать за невестку всё, что движется, а я ещё и девушкой тебя своей представил.

— Всегда стращают свекровями, которые сожрут тебя, если позаришься на святое, то есть на их сына, — как-то нервно хихикает Сыльги.

— Ничего, первый блин комом, у нас ещё есть Чонгук, — только произносит Хосок, пытаясь разрядить обстановку, как дверь в дом открывается, на пороге появляется собственной персоной мама Хосока. Но Сыльги не успевает поклониться и разглядеть возможно будущую свекровь, как её хватают за руку и буквально втаскивают в дом.

— Ну наконец-то! Хосок, сколько можно?

Хосок только пожимает плечами, пока Сыльги начинают обнимать, провожать в комнату, где уже накрыт стол и сидит отец во главе него, кстати, тоже радушно и очень приветственно улыбающийся, но девушка тушуется и теряется настолько, что может только смотреть ошалевшими глазами на своего парня в поисках помощи и спасения.

— Мам, пробки, мы немного задержались.

— Знаю я твои пробки, дурачина! Чонгука почему не взял с собой?

— Откуда мне знать, где он шляется?

— Так и оставляй на тебя брата…

— Ему двадцать два уже, не маленький, сам разберётся! — Хосок закатывает глаза.

— Да ты не стесняйся, деточка, проходи, садись, бери палочки, ужинать будем! — она с силой нажимает на плечи Сыльги и та от тяжести скорее падает, чем садится на предложенное место. Мама у Хосока и правда с изюминкой: в свои пятьдесят с хвостиком активная и юморная, и одевается вполне по моде и даже молодёжными словечками щеголяет. — Ну, как доехали? Сыльги, солнышко, рассказывай, что и как вообще? На работе познакомились — это понятно, а как? Сразу сдружились? Хосок мой шебутной больно, но красавец ведь, да?

— Мам… — мужчина вздыхает, пока отец намекает ему помолчать: маман семейства дорвалась до пассии старшего сына, пусть выпустит пар, пообщается. А то ведь не успокоится не отстанет, разве ему ли не знать? — Не терроризируй её, она скромная и спокойная. Не любит такого внимания.

На фоне что-то идёт по телевизору, но никто на него не обращает внимания. Квартира скромная, скромнее хосоковой, хотя вряд ли семейство Чон бедствует, скорее личный выбор, и обустроена в стиле минимализма. Стол прямо по середине и традиционно сидеть за ним надо на подушках на полу.

— Да что я? Да чужие люди разве? — улыбается мама и подкладывает в тарелку Сыльги больше говядины. — Ешь давай, худющая какая! Пушинка! — и смеётся. А девушка словно окаменела и может только как болванчик кивать, благодаря за всё, что дают. — Ла-а-адно, не пристаю, всё. Сам расскажи тогда, чего сел? Руки мыл?! Ещё хирург называется…

Хосок мотает головой, Сыльги испускает коротенький смешок и оба, поднявшись, семенят в ванную вымыть руки. Закрывшись, они синхронно переглядываются, и только тогда девушку почему-то прорывает на смех. Хосок тоже не может сдержать улыбки.

— Ну вот, я же предупреждал, — он подталкивает её к раковине и включает кран, становясь позади и опуская голову ей на плечо. Когда Сыльги смотрит в зеркало, подобная картина вызывает у неё чувство спокойствия и удовлетворения.

— Я, конечно, зря боялась, но… всё равно пока непривычно.

— Погоди, через пару таких встреч они начнут величать тебя невесткой и сватать, и я ничего не могу с этим поделать, — он подставляет её руки под прохладную воду вместе со своими. Их рост идеально сочетается, чтобы он был выше на голову и управлял её действиями, и Сыльги позволяет быть ведомой. — Мы с мамой частенько ругались раньше по поводу того, что я никого не приводил домой, с кем встречался.

— Та-ак, — напускает она на себя грозный вид, — и много кто был до меня?

— Что, ты готова к разговору о бывших? Прямо сейчас? — он приподнимает одну бровь.

— Скажем, что мы очень тщательно мыли руки, — усмехается девушка. — Колись давай.

— Прям число надо? Ой! — она пихает его локтём в бок. — Да не помню я! Так, были интрижки, несерьёзно. Вот последняя…

— А когда были последние отношения? — всерьёз спрашивает Сыльги. — Кто она? Номер её айди-карты!

— Чтобы ты её убила? — ужасается мужчина. — Мы что, корейские мистер и миссис Смит?

Девушка поджимает губы и берёт полотенце, чтобы вытереть руки, а потом кидает в Хосока, но не в руки, а в лицо.

— Малыш? Первая ревностная ссора? — реально пугается он. — Я же сейчас с тобой?

— Со мной, — бурчит она. Хосок подходит и обнимает, но она всё ещё холодно отзывается.

— И я же к Лео не ревновал?

— Нет, — снова соглашается. — А чего это ты не ревновал?

— Должен был? Я в себе всегда уверен, мне доказательства верности не нужны, — он целует в макушку, — неужели мне нужно сомневаться насчёт тебя?

— Нет!

— Славно, — считает он конфликт исчерпанным. — Идём, а то мама с папой подумают, что мы тут чем-то не тем занимаемся.

***

— Ты у меня ещё ни разу не был, — вспоминает Сыльги по пути домой. Посиделки с семьей своего парня вышли отличными, и Сыльги очень им понравилась — Хосок уверил. Даже уезжать после того, как все разговорились, мама травила байки про детство братьев, а отец рассказывал весёлые случаи на работе, не хотелось.

— Ты живёшь одна вроде?

— Раньше жила с троюродной сестрой, но она съехала недавно к своему парню, — кивает Сыльги. — Теперь одна. И аренду приходится платить одной.

— Это намёк? — коварно улыбается Чон. — Съехаться?

— Ты во всём его увидишь, — смеётся она, — но нет. Давай немного подождём. Я пока, если честно, не готова.

— Согласен, убьём всю романтику, если по квартире будут валяться вдвое больше носков и висеть на балконе вдвое больше трусов.

— Так… — закусывает она губу, — хочешь остаться у меня сегодня?

— Конечно, — он убирает одну руку от руля и кладёт поверх её на колене. — Вино или шампанское? Заедем в магазин?

— Вино. И сыр. И какой-нибудь боевик! — почти хлопает в ладоши она от удовольствия.

— Ожидал услышать романтическую комедию, поэтому приятно удивлён.

— Ты ещё недостаточно понял, насколько нестандартная досталась тебе девушка?

— У меня впереди куча практики, — обещает Хосок, — не хочу торопить события, хочу смаковать. Кстати, я тут вспомнил, что хотел наказать тебя за то, что из-за тебя получил выговор на работе…

— Это было до того, как мы начали встречаться!

— Я не злопамятный, но это…

— Останови машину, я выйду!

— Не-е-е, получишь всё! С процентиками!

— На что я подписалась…