Чонын просыпается на диване в своей комнате. Волосы лезут в лицо, тело отказывает подчиняться хозяйке. Пока память отказывает ей в услуге вспомнить вчерашние события, она пытается встать и пойти на кухню попить, потому что жажда мучает ужасно.
Но Юнги нет дома. И это первый сигнал бедствия. Хотя первым девушка считает то, что она спала не с ним и не в его комнате, а в той, в которой начиналось всё. Уже после, когда она смотрит на часы и видит, что почти обед, начинается настоящая паника. Ведь она должна быть на работе уже как четыре часа. Никто не разбудил, будильника не было слышно, и когда она находит телефон, а там три пропущенных от начальницы, то душа уходит в пятки. Сначала она звонит на работу. Но вопреки ожиданиям, женщина, что вязла её на работу, оказывается понимающей. Приходится врать и говорить, что она заболела, чтобы хоть как-то оправдать себя.
— Возьми отгул, — отзывается начальница, — ничего страшного. Потом возьмёшь смены тех, кто тебя подменяет. Жду на работе через пару дней.
— Спасибо большое, — Чонын ещё несколько раз кланяется, хотя понимает, что никто не видит — рефлекс. Затем она набирает Юнги и в ответ слышит мелодию его телефона из спальни. Паника возвращается и перерастает в истерику. Найдя телефон на ковре рядом с кроватью, которая нетронута и заправлена, Чонын оседает на пол и начинает плакать. Память постепенно возвращается.
Вчера Юнги сказал, что они женятся. Но Юнги дома нет.
— Алло? — первым, кому она звонит, оказывается Хосок. Вкратце объяснив ситуацию, Чонын ждёт помощи, но Хосоку нечем её обрадовать. — Ох… Вы же первые уехали. И Юнги вроде как был довольно трезвым. Может, на работе? Дать телефон Намджуна или самому позвонить?
— У меня есть, — тихо говорит Чонын, — я сама.
— Держи меня в курсе, если чего.
Она звонит Намджуну, но и он оказывается не в курсе, где искать Мина. У Чонын была призрачная надежда, что он ушёл на работу, забыв телефон, а теперь исчезла и она. Неужели… Неужели Юнги просто сбежал?
Перебрав всех друзей и ото всех услышав ненавистное «нет, не знаю», Чонын просто бросает свой телефон в стену и тот разбивается вдребезги. Ей нет никакой разницы, потому что оставивший телефон дома Мин Юнги не позвонит на него. И она не имеет ни малейшего понятия, где его искать. И то, что они вернулись домой вместе, ясно, как божий день, значит, он ушёл отсюда на своих двоих. Оставив её наедине со своими мыслями. Словно сон, в котором Юнги предлагал расстаться, затянулся и воплощался в реальность. И в этот раз собрать себя в кучу и повторить подвиг, после которого Юнги уже не смог бы от неё никуда деваться, не получится. Нет сил. Себя хватает только на то, чтобы пойти в душ. И она зависает там без счёта времени.
Сколько проходит минут, часов — Чонын не знает. Когда она вылезает из ванны, едва промокнув себя полотенцем, идёт на кухню. День длится бесконечно, Хосок звонит ещё два раза уже на телефон Юнги, потому что телефон Чонын вне зоны доступа. Разбитого собрать нельзя. Она отвечает, но монотонно и коротко — не вернулся и не знает, где его искать. Хосок обещает, что поищет, но где искать, если ни один из друзей не видел его с дня рождения Чимина?
Чонын устаёт плакать. Уже и не помнит, когда последний раз так себя жалела. Приходит осознание, что её могут искать родители, которые не дозвонятся на телефон, но потом понимает, что, если бы искали, Юнги бы позвонили тоже. А его телефон принимает только вызовы друзей.
Входная дверь хлопает неожиданно. Чонын сидит в гостиной, обняв колени, слегка раскачиваясь и задрёмывая, уткнувшись заплаканным лицом в ноги. На пороге появляется он, и его пальто припорошено снегом. Первый снег — всё, что мелькает у неё в голове, когда она поднимает глаза, чтобы увидеть, кто вошёл. Юнги смотрит оцепенело. Чонын замечает в руках большой букет алых лилий и пакет из круглосуточного магазина. И странно, ведь она уже ждала чего угодно, только не его возвращения, словно ничего не произошло.
— Ты… — голос предательски дрожит. Чонын не знает, что спросить или сказать. — Ненавижу.
— Прости? — не понимает он. — За что?
— За что? Я здесь… я… оставил телефон и… друзья тебя не видели… Намджун! Сказал, что не было на работе, а я… Блять, — она останавливает поток несвязной речи, потому что опять начинает реветь. Юнги подходит и садится перед ней на корточки, протягивая букет. Хорошо, что лилии. Потому что она тут же начинает им бить его по голове. — Чё пришёл?! Иди туда, откуда явился! Видеть тебя не желаю!
— Ну я домой к себе пришёл, вообще-то, — повышает он голос. — Тебя давно не воспитывали, да?
— Я тебе дам меня воспитывать, — фыркает девушка. — Ты… тварь, подонок, сволочь, я… — он перехватывает её кулак, пытающийся ударять его после того, как букет уже пришёл в негодность и выпал из рук на пол.
— Мне уже больно, хватит, — скорее просит, чем требует Юнги и смотрит в самую душу.
— Уходи!
— Детка, — мягче обычного произносит мужчина, — сначала выйди за меня замуж и отсуди этот дом, а потом выгоняй, — крепче перехватывает и целует её в самые губы. Она отпирается и, отпихнув его от себя, смотрит на него диким, загнанным зверем.
— Будто ты мне его отдашь!
— Всё отдам, — с готовностью отвечает Юнги. — Дом, машину, вещи, деньги, всё твоё.
— Ну и нахрена оно мне всё это надо без тебя? — последние слова Чонын говорит шёпотом, потому что голос сходит на нет, и глаза опять на мокром месте.
— Себя отдам. Всё, что хочешь.
— Где ты был? — шепчет и припадает к его груди, чтобы обнять, что есть силы. Юнги обнимает в ответ.
— Искал нам кольца. Ну и так, по мелочи. Я решил, что в свадебное путешествие мы отправимся в Прованс, — Чонын охает. — Поженимся, кстати, там же. Я не хочу громкую и пышную свадьбу. Надеюсь, ты разделишь со мной эти предпочтения. Хотя, зная твои запросы…
— Мне всё равно, — она обхватывает его за шею и целует куда-то за ухом.
— Если захочешь, устроим потом праздник для двоих.
— Ты что, уже и билеты купил? — она замечает, как он достаёт небольшой конверт из кармана пальто.
— Да, — его губы трогает улыбка. — Ты станешь миссис Мин двадцатого мая две тысячи двадцатого года. Кстати, в Париже менять фамилию на фамилию мужа — практика распространённая. И я очень надеюсь и тогда услышать «да».
В ответ ему она может только нечленораздельно промычать, но ему и этого достаточно. За эти дни она слишком много нервничала. Если Юнги сможет, он, конечно, сведёт нервные ситуации к минимуму, пусть и сам частенько становится их героем.
По-другому они не умеют. Но лучше этого быть не может.
***
— Так ты ему помогал? Для какого-то неоправданного эффекта? А ничего, что бедная вся испереживалась?! — восклицает Сыльги.
— Ну вообще-то эта бедная ещё недавно с тобой пререкалась, — усмехается в ответ Хосок. — Женская солидарность?
— Хоть и немного, но зная её характер, если Чонын об этом узнает, я бы на твоём месте ходила и оглядывалась, — советует она. Хосок ржёт.
— Всем тогда надо ходить и оглядываться. Господи, хорошо, что эту бестию кто-то замуж берёт, — Сыльги кидает в него бутылкой и показывает, что так говорить нельзя, — а то бы сколько людей выкосила…
— И не жалко тебе друга, если так?
— Да ладно, все там будем, — машет он рукой. Сыльги закатывает глаза.
— Где? Замужем?
— В браке, — снова ржёт. — Хорошую вещь ведь браком не назовут, верно?
— Меня звать даже не вздумай!
— Да куда ты денешься, — он хватает её и целует, — слюбится и стерпится.
— Беру свои слова обратно. Ты! Ходи и оглядывайся!
— Буду счастлив умереть от твоей руки, — мечтательно произносит он, за что и получает по шее. — Но просто на заметку: меня убивает и костюм медсестры из секс-шопа через дорогу. Или хороший м***т.
— Береги лучше свои булки…
И Хосок может поклясться, что слышит реальную угрозу и скрежетание зубов. Однако через секунду Сыльги снова смотрит на него влюблённо, потому что у него в руках приглашение в ресторан, цветы и колье. Советы Намджуна пригодились. Лишь бы ему самому тоже помогли. Однако это история совсем другая…
— Бегу переодеваться и можем ехать! — она чмокает его в щеку, и Хосок победно улыбается. — Люблю тебя!
— Ну вот, — удовлетворённо может выдохнуть он, — а то всё ходи и оглядывайся… Горячая женщина.
И спешит за ней.
Май в Провансе довольно влажный, но тёплый. Сначала они летят практически полдня до Парижа, затем бронируют машину (на этот раз это белый кабриолет) и ещё около двенадцати часов едут до отеля в Провансе, а это почти восемьсот километров. Юнги за рулём в лёгкой фиолетовой рубашке и чёрных облегающих штанах — классика в его понимании, Чонын изучает карту достопримечательностей рядом на пассажирском сидении, и она облачена в белое платье с вырезом и юбкой-пачкой. В полдень двадцатого числа их ждут в Соборе Святого Спасителя, чтобы они смогли обвенчаться и объявить себя мужем и женой. Что бы там ни говорил Мин, он во всём уступает Чонын, а Чонын — католичка, и ей пришло в голову сделать это как в романах, словно тайное венчание и побег. И Юнги нравится, пусть сам он далёк от Бога. Документы-то всё равно будут действительны только в Корее и зарегистрированные корейскими органами. А это — чисто их импровизированная церемония.
Жизнь в Провансе неспешная, тихая, почти тайная. Воздух заполняется цветочными ароматами и звуками цикад на фоне мелодии моря Лазурного берега. Цветов целая вселенная, что так завораживает их обоих. Уставшие от суеты города, его спешки и противных запахов, шума они приехали сюда прежде всего насладиться уединением и счастьем друг друга.
Они останавливаются в очень небольшом отеле на окраине сельской территории, откуда рукой подать до лавандовых полей, и выбирают комнату с большой кроватью и отдельной маленькой кухонькой рядом с балконом, на который можно выйти вечером освежиться и полюбоваться видами. Повсеместно красиво, куда ни глянь. Юнги втаскивает вещи, а приезжают они к семи утра, поэтому на сон есть всего несколько часов. Они заранее подготовились ещё в самолёте, поэтому одеты именно так, как хотят пожениться. Чонын молчаливо берёт Юнги за руку и они, не размениваясь на сновидения, оставив вещи, спускаются вниз, чтобы выпить в ближайшем кафе кофе и отправиться в город.
Собор находится в столице, Экс-ан-Провансе, и жизнь здесь кипит не намного быстрее, чем в глубинке. Они добираются почти вовремя.
— Не верю, что делаем это, — делится переживаниями Чонын, когда они выходят из машины и направляются к зданию. — Вот так.
В архитектуре собора и готические, и романские черты, есть и мрачность, и возвышенность, навевающая определённые мысли и чувства. Он огромный в высоту, величественно приглашает их войти и станет молчаливым наблюдателем их счастья, выхода на новый уровень. Немножко страшно, немножко любопытно, но это всё ещё именно так, как девушка себе представляла.
— Войдём? — Юнги снимает солнечные очки и крепче сжимает руку. — Не хочу давать тебе время на сомнения, а то сбежишь с каким-нибудь красивым молоденьким французом.
— Не дождёшься!
— Тогда идём.
Всех святых, кроме Моисея и Богоматери, Юнги не знает, что заставляет его разглядывать фрески, картины и барельефы с неподдельным любопытством. Впереди епископ, ожидающий их за центральной кафедрой, до которой ещё нужно подняться по лестницам.
— Это самое необычное засвидетельствование брака в моей тридцатилетней практике, — говорит мужчина на английском, хотя его родной, конечно, французский, облачённый в тёмные одежды и очки которого всё сползают на переносице, и улыбается. — Что ж, вы готовы принести клятву? Не забудьте, что оба вы должны принадлежать одной конфессии и искренне верить в Бога и почитать его, тогда он одобрит ваш союз и он будет крепким.
Юнги и Чонын кивают, и епископ соединяет их руки под своей, начиная ритуал. Ещё одно его отличие, принципиальное, в том, что после клятв, которые они дают сами себе на родном языке, Юнги достаёт кольца, которые до этого девушка даже не видела. Прочитав молитву, епископ удаляется в свою комнату за колонной, благословляя их на брак и называя своими детьми, а Юнги открывает перед девушкой коробочку, в которой лежат два маленьких главных атрибутов их союза. Он, конечно, постарался, и на внутренней стороне стоят инициалы прямо рядом со знаком бесконечности. Естественно неправильным знаком, потому что это их особая фишка. Поняв это, Чонын передумывает плакать, и стены отражают её смех, и Юнги, собою довольный, с горем пополам надевает на её палец кольцо, а затем передаёт в руки его. С большим трепетом и дрожащими пальцами они справляется со своей частью, пока Юнги наблюдает сверху вниз за её потугами.
— Маленькое, чёрт, почему оно такое маленькое?
— Не ругайся в святых стенах!
— У нас никогда ничего не будет по-нормальному.
— Это нормально, — Мин притягивает её к себе, потому что больше не может выдержать — так хочется её поцеловать, трогательную, невероятно красивую в этом платье, его ещё вчера невесту и сегодня, сейчас уже жену.
— Объявляю тебя своей женой, Мин Чонын, — шепчет он в губы и снова целует их.
— А я тебя своим мужем, Мин Юнги, — и лукаво добавляет, — оппа!
И с тихим визгом покидает здание, потому что потом следует «иди сюда, маленькая чертовка, ты напрашиваешься на наказание!», и вот это уже больше похоже на правду, потому что в то, что они стали мужем и женой, оба не смогут поверить ещё очень долго.
Их свадебный маршрут начинается с городской прогулки по столице, плавно переходящей в поездку до Арля и Авиньона, чтобы посмотреть мост через Рону, а затем в Кассис — рыболовецкий город, останавливаясь в ресторане на пляжу уже под вечер, чтобы поесть рыбы и выпить вина. Пока официант разливает для них по бокалам красное полусладкое, они вместе отвечают на сообщения и звонки от друзей, узнавших, что те обвенчались, буквально только от сообщений Юнги в общих чатах. Юнги до конца держал в тайне место их медового месяца и дату поездки, потому что хотел удивить и потому, что поздравления и наставления заранее достали бы их с Чонын прежде, чем они сказали бы всем о том, что планируют. Друзья знали о намерениях Мина ещё с вечеринки Чимина, но тогда он не сообщал всех деталей. Чимин планировал жениться к окончанию учёбы Соён, и потому о датах не шло речи, у них же с Чонын всё было совершенно по-другому.
— Вот вы жуки! — добродушно восклицает Хосок, вышедший на видеосвязь вместе с Сыльги. Чонын краснеет и кивает, а Юнги только снисходительно улыбается. — Свалили и никому не сказали!
— Мы потом устроим празднование для своих, — обещает Юнги.
— Честно-честно, — поддакивает новоиспечённая жена.
— А родители что? — спрашивает Сыльги.
— Поставили перед фактом, — Юнги пожал плечами. — Так было проще всего. Теперь у них не будет на нас никаких рычагов давления.
— Ну вы… бешеные, конечно, — Хосок искренне рад, но не может не пожурить их за конспирацию. — Когда прилетаете?
— Послезавтра самолёт. Ибо в понедельник мне уже на работу, — вздыхает Чонын.
— Счастливо отдохнуть, что ли, — и они прощаются.
Их маленький рай заканчивается прогулкой по лавандовым полям перед самым возвращением, и это то, что Чонын запомнит надолго. В тысячу раз более оригинально, чем если бы они женились в корейском отеле в кругу кучи знакомых и родственников, надевали традиционные ханбоки и устраивали фотосессию. У них останутся фотографии, они успели сфотографироваться и в день свадьбы, но их будет немного, и тем они ещё более ценные. Это запомнится, и Чонын не перестанет говорить Юнги спасибо за то, какую сказку он ей устроил, какое незабываемое путешествие подарил.
Возможно, Прованс видел сотни тысяч историй любви и свадеб, и Юнги с Чонын не станут для него особенными. Но для них Прованс стал точно.
— Мне снился сон, — они садятся в самолёт, и какая-то тёплая грусть накатывает немного, когда они покидают курорт. Юнги внимательно слушает. — Ещё когда в больнице перед операцией лежала, ты пришёл ко мне и сказал, что не в состоянии даже нормально позаботиться обо мне, о нас… Сказал, что хочешь сделать паузу. Знаешь, это был мой страх на протяжении всего времени с того момента, как я переступила порог твоего дома. Что ты откажешься от меня в конечном счёте.
— И что же в итоге?
— Я проснулась на моменте, когда хотела тебя отмудохать, а ты такой лежишь рядышком и обнимаешь, и сопишь в ухо.
Юнги не может сдержать смешка.
— Чем всё закончилось? У тебя в голове.
— Тем, что я вспомнила твоё обещание быть рядом, несмотря ни на что.
— А знаешь, что я подумал, когда впервые увидел тебя на пороге? — вкрадчиво спрашивает он. Юнги шумно сглатывает.
— Чего?
— Что вот он, пиздец, катастрофа, конец моего мирного существования во весь свой полторашный рост, и что, блять, мне придётся держать каждое своё обещание, первое из которого было «не влюбляйся в эти блядские чокеры».
— Не получилось? — понимающе кивает она.
— Я тебя замуж взял, — обречённое вздыхание. Чонын смеётся и ликует одновременно.
— Это было единственное обещание, которое ты относительно меня не сдержал.
— Да. Потому что я никогда не говорю странных вещей, которые потом не смог бы воплотить в реальность.
— Я знаю, — она утыкается ему в шею, ведь впереди долгий полёт, и Юнги приобнимает в ответ.
Чонын точно знает — Юнги всегда выполняет свои обещания.