Твое имя.

Глава 12.

Чонын просыпается под соло ленивых поцелуев. Она вообще не часто просыпается позже Юнги, потому что её мужчина всегда спит до победного. Он даже не ставит себе будильники, в его правилах — жить вне правил, а будильник — это какое-то препятствие. Но не сегодня. Сегодня Юнги пробуждает её своими прикосновениями и мягкими губами, которые не могут оторваться от её шеи, покрывая довольно заметными следами.

— Ты что делаешь? — взвизгивает она, когда понимает, что Юнги метит. Не так уж и часто он это делает, а ревность на людях практически не проявляет вообще. Ему проще высказать ей всё дома, чем устраивать скандал при всех. Так что подобное поведение ему несвойственно.

— Мечу территорию, — хрипло отзывается он и продолжает своё дело, перемещаясь на скулу. Она с трудом его отпихивает, потому что лениво-софтовый Юнги это то ещё удовольствие, в котором, как в самом вкусном десерте, сложно себе отказать.

— У меня сегодня первый день на работе! Ты издеваешься?

— Нет, — он почти мурлычет и смотрит сонно из-под спавшей чёлки. — Пусть все на работе знают, что у тебя есть мужик.

— У меня есть животное, — огрызается она и встаёт, но он буквально сразу хватает её за руку и рывком заставляет лечь обратно, причём свалиться на него, да так, что теперь просто отпихнуть не получится.

— Если я животное, то я дикий волк, — шепчет он почти ей в губы. Нет сил сопротивляться подобным грязным приёмам. Юнги кое-чему да у неё научился. И это засада. — А волки всегда метят территорию.

Она чувствует, как слегка побаливают укусы и засосы на шее и ключицах, которые он успел наставить, пока она спала. Большего она не позволит, потому что это теперь и так часа три замазывать, чтобы начальство в первый же день не выгнало её с позором, но на поцелуи в губы отвечает, пусть всё ещё и пытается показать, что злится. Юнги прижимает ближе к телу, чтобы чувствовать её кожей. Но он-то обнажён, а Чонын минимум без рубашки спать не привыкла, поэтому он недовольно тянет её на себя, чтобы девушка разделась.

Никаких скачек, никаких ссор и жарких примирений, потому что они и не ссорились. Лениво раскачиваясь, покрывая кожу девушки сладкими поцелуями, они настраиваются на утреннюю ласку. Холодные пальцы мужчины сначала обжигают кожу в интимном месте, но он компенсирует это сразу приятными движениями по кругу. Чонын стонет на ухо громко. Хорошо, что у них свой дом, иначе соседи бы точно косились, ведь в многоквартирных домах стены тонкие. Девушка рвано просит сбавить темп, потому что ласка невыносима до дрожи в ногах, но Юнги и не думает останавливаться. Ему только в наслаждение, что она даже цепляться за него толком не может, и её просто размазывает по нему от того, насколько хорошо он ей делает. Распластавшись, она в ушах слышит только собственный голос, не замечая, как Юнги вторит ей, хотя и гораздо тише, когда медленно входит внутрь.

Так запредельно, что у неё дрожь не проходит даже тогда, когда она, с блаженной и глупой улыбкой идёт в душ, чтобы освежиться и начать собираться на работу. В голове прокручивая сцены, как Юнги языком вылизывает шрам под грудью, что чуть белеет несколькими тонкими полосками. А Юнги только усмехается, когда она выходит из ванны, а он нагишом чистит зубы. Вполне по-семейному: утренний секс, совместный завтрак и опоздания в первый же её рабочий день. Но Чонын приходит на работу такая счастливая, что Юнги может собой гордиться. Он заставляет её так чувствовать.

***

Хосок появляется в больнице с опозданием. Голова болит адски, а похмелиться нельзя. Чурается прилипающих к нему интернов и сразу закрывается в своём кабинете. Пить надо меньше, вот уж точно. Да он и не помнит особо, чем закончились вчера советы сводников. Помнит так, обрывками. Чимин звонил Соён по видео-связи, чтобы показать, что не где-то шляется, а с друзьями сидит, Юнги уехал самым первым, а Джин так и отрубился и спал у Чимина. Что делали они с Намджуном и Тэхёном? Тэхён точно вернулся домой, но во сколько и как — Хосок в душе не имеет. А Намджун… Намджун много дельного рассказывал, пока Джин не уснул, кстати, тоже. А что именно?

Первым делом Чон переодевается, потому что он всё-таки на работе. С кислой миной вспоминает, что ему сегодня ещё и дежурить, и идёт за кофе. Ему удивительно мало людей сегодня попадается на встречу, хотя уже десять утра и пора бы начать его доставать. Пока пьёт кофе у себя в кабинете, роется по цветочным магазинам и, скрепя сердце, ведь зарплату же урезали, покупает большой, нарядный букет тёмно-красных роз и просит курьера подвести часиков в восемь вечера. В восемь заканчивается вечерний обход и есть как минимум часа два до наступления дежурства, так что он выловит Сыльги прямо в это время и начнёт атаку.

Сыльги, как назло, за весь день работы встречается ему всего однажды — в очереди за обедом, и завидев Хосока, делает вид, что не увидела его, быстро ест и сбегает, что очень уж похоже на то, что она не хочет с ним пересекаться. Но расстраиваться как-то рано и не в жизненных принципах Чона. Это даже забавит, ведь ещё совсем недавно, пусть и не отдавая отчёт своим действиям, она с ним целовалась, и не то, чтобы была слишком против. Почему девушки всегда такие? Почему им нужно сто раз повторить «ты мне нравишься», чтобы на сто первый они услышали наконец? Почему так сбегают и не верят мужским словам и поступкам?

В перерыв он решает позвонить Тэхёну и убедиться, что вчера, а точнее уже сегодня ночью он добрался до дома нормально и за позднее возвращение его не покарали. Зная Ухи, конечно, с ним ничего подобного не было, но всё-таки немного было за него боязно.

— Старичок, ничего мы вчера посидели, да?

— Настолько ничего, что я сегодня в постели целый день, — бурчит Тэхён, — я вчера что, мешал?

— Не помню, — честно признаётся Хосок, — но мне тоже хероватисто, ты не один такой.

— Только Чимин может вливать в себя без остановки и миксуя и на утро быть огурцом, — жалуется художник, — вот падла.

— Ухи ничего не сказала?

— Спала, когда я пришёл. А на утро побаловала меня завтраком.

— Золото, а не девушка, — хохочет Хосок и слышит, как тот выдавливает «угу». — Так я ещё чего звоню… У Чимина же день рождения через неделю. Чего думаем, куда ведём?

— Надо у Соён спросить, — хмыкает Ким, — может, она мутит чего. Хотя вряд ли, студентка же… Но если у неё есть идеи, надо спросить и согласовать. Помочь организовать.

— Надо, но я же с ней не контактирую, — Хосок потягивает кофе из стаканчика. — Ухи же её подруга, верно? Пусть спросит.

— Спросит, попрошу вечером, потом вам скажу.

— Договорились. Не хворай, — желает доктор напоследок и отключает вызов, собираясь на вечерний обход. Когда же он освобождается, смотрит на часы и видит, что почти восемь, а значит, курьер скоро подъедет. Сыльги не видно на горизонте, но это и хорошо, потому что он сможет незаметно устроить романтик в собственном кабинете, а потом уже позовёт её. Расплачивается с курьером, кое-как незаметно прокрадывается в свой кабинет и ставит большой букет прямо посреди кабинета в цветной коробке, в которой привезли. Его немного охватывает та ностальгия, когда подобное он устраивал, будучи студентом, лет в двадцать. Тогда были первые серьёзные отношения и Хосок очень любил делать своей девушке сюрпризы. Правда, один такой обернулся скандалом, потому что девушка была из более богатой семьи и всегда ждала от Хосока чего-то соответствующего, и ему приходилось выкручиваться, а однажды это надоело. Чувствовать себя ущербным на её фоне очень ударяло по самолюбию, да и вечные упрёки начинали доставать. Как ни старался он, ведь по-настоящему был влюблён и хотел стать лучшим, ему не удавалось соответствовать.

— Ты говоришь ужасные вещи, — как-то сказал ей Хосок. — Ты не можешь хоть раз попытаться меня понять? Мы так давно вместе. Мне нужно выучиться, и всё будет…

— Я? Что я такого сказала? Тебе кажется странным, что я хочу, чтобы ты был чуточку лучше и мне было не стыдно приходить с тобой к друзьям?

— Это уже слишком.

Хосок улыбается. Почти десять лет назад ему казалось, что он никогда больше ни для одной так стараться не будет. Но вот наступает на новые грабли. По крайней мере он уже знает, что бьют эти грабли больно, зато он знает, что от них ждать. Открытостью Сыльги подкупает.

Он находит её в ординаторской своего отделения. Она изучает карту своего маленького пациента, с который Чон уже встречался — Джину. Она так сосредоточена, что не замечает его. Покусывая свой карандаш и слегка покачивая ногой, она выглядит очень привлекательно. В своей простоте, в футболке и джинсах и коротком халате. Он присаживается рядом на стул, и только тогда Сыльги поднимает на него взгляд. В глазах её присутствует растерянность.

— Пойдём со мной на минутку? — просит Хосок без приветствия, ведь они уже виделись. Сыльги хмурится.

— Зачем?

— Ну, если я скажу, это будет уже неинтересно.

— Так, какой-то твой сюрприз опять? — она складывает руки на груди.

— Почему опять? Я тебе ещё сюрпризов не делал, — спокойно отвечает он.

— Хватило сюрпризов с твоей мамой.

— Это ты ещё вживую с ней не общалась, она у меня вообще с изюминкой, — смеётся он. — Что? Не изнасилую я тебя, пошли!

Приходится сдаться, потому что по глазам мужчины понятно — не отстанет. Сыльги, зачесав волосы назад, в процессе чтения выбившиеся из хвоста, следует за Хосоком, и мимо провожающие медсёстры косятся на них с подозрением, будто Хосок сейчас ей зверски отомстит. О да, букетом и признаниями и жаркими поцелуями, по его, по крайней мере, замыслу, ещё как отомстит! Вот она наказана-то будет!

Он открывает перед ней дверь в кабинет, успевая прикрыть глаза ладонями, и пропускает внутрь, не выпуская из рук, чтобы она не увидела всё раньше времени. Когда дверь за ними захлопывается, тогда он убирает руки, мягко положив их на талию, чтобы чуть протолкнуть девушку вглубь комнаты. При приглушённом свете настольной лампы на рабочем столе это выглядит ещё романтичнее, учитывая вообще место данных обстоятельств. Этот как ужин гамбургерами — вроде фастфуд на крыше больницы, а не вечер при свечах в ресторане, но обоим тогда было хорошо вместе и точно так же романтично. Даже романтичнее ресторана. Есть в этом что-то особенное. Ведь так много времени своей жизни они посвящают себя больнице и больным, и это практически их второй дом. Дом, где редко такое бывает — сюрпризы, милые свидания, признания в любви. Конечно, Хосоку много известно историй любви, начавшихся в больнице — как врачей с врачами, так и пациентов с пациентами, и даже врачей с пациентами. Однако до сих пор он думал об этом месте исключительно, как о работе, а потом появилась она. Сыльги практически перевернула устоявшуюся картину мира, вошла с ноги, всполошила ему нервы и теперь уходить не хочет. По крайней мере, его сердце с её уходом не согласно.

Сыльги ахает, увидев букет, стоящий прямо у её ног. Хосоку нравится, если ей нравится, потому что улыбка, правда, идёт ей гораздо больше, пусть сначала он влюбился и в мегеру, сидящую в теле этой девушки. Она приседает, чтобы рассмотреть получше, понюхать, потрогать, а потом поднимается и оборачивается к нему, но слов не находит, чтобы что-то сказать.

— Твой сюрприз? Мне? — её щёки розовеют. — Не помню, чтобы кто-то дарил мне такой большой букет…

— Лео, наверное, подарками вообще не баловал, — усмехается Хосок, чувствуя своё превосходство. Сыльги теряется от подобного замечания. — А я буду. Так часто, как смогу, потому что хочу видеть блеск в этих глазах. А не только желание меня придушить.

— Эй, я не такая уж и… ладно, — сдаётся она и улыбается, не замечая, как подходит к нему всё ближе и руки тянутся к его груди, чтобы потеребить галстук, потому то она, на самом деле, жутко нервничает, — согласна, я всегда перегибаю палку. Спасибо, Хосок, — она целует его в щёку, — никто не делал мне таких подарков. Парни, по крайней мере.

— Эй, только в щёчку? — он делает вид, что обижается, и Сыльги тычет ему пальцами в рёбра.

— Наглёж, — словно бы негодует, но делает обратное: слегка подавшись вперёд, губами прижимается к губам, а Хосок уже берёт на себя инициативу и углубляет поцелуй, прося больше. Сыльги стесняется, пытается отстраниться, но он заключает её в свои объятия и не продолжает целовать с напором, пока она не перестаёт его отталкивать и прикрывает глаза, чуть дрожа. Это всё от нервов.

— Напомнить, что ты мне нравишься и я не собираюсь сдаваться? — после уже говорит мужчина, когда утягивает её за собой на диван и усаживает на колени, не выпуская из рук, словно боится, что сейчас точно сбежит. Но Сыльги вроде и не собирается, устроившись поудобнее и даже обвив его шею руками. Она всё ещё красная, и теперь Хосок понимает, что вся её злоба и напускная строгость, недовольство были скорее защитным механизмом. Он хочет узнать Сыльги лучше, узнать настоящую. Ту, которая была с ним открыта, когда была пьяная. От той ему вообще сносит крышу, пусть в целом она нравится ему и злюкой.

— Да, я помню. А тебе не надо намекать, что если я сейчас сижу у тебя на коленях, и не бросаюсь наутёк, то это что-то да значит? — она прячет своё лицо, утыкаясь ему в плечо. Он почти ликует, видя такую её сторону.

— Моё текущее настроение: позвонить парням и рассказать, что на дне рождения Чимина, это один из моих друзей, если что, я буду не один! — восклицает он.

— Не надо! Давай не сейчас?

— Ладно, я шучу, — прижимает к себе ещё крепче, а то вдруг сейчас точно кинется прочь.— Боже мой, больница вся начнёт судачить… Все же видели, как мы сначала на дух друг друга не переносили. Если ты будешь отпускать свои шуточки… — пытается пригрозить она, вновь сводя брови к переносице, но Хосок хохочет, остужая её пыл.

— Буду сама серьёзность и конспирация, — обещает он, и она легонько его шлёпает по рукам за то, что издевается. — Теперь ты пойдёшь знакомиться с моими родителями?

— Не слишком ли рано? Ведь мы ещё только…

— Но мама-то про тебя уже в курсе, — он берёт её за подбородок и смотрит в глаза. — Боишься?

— Встречный вопрос, — не уступает ему она, — поможешь мне прооперировать Джину? Вернее, проведёшь операцию, ведь я всего лишь интерн, и мне пока нельзя.

— Разве это равноценный обмен? — он причмокивает её губы и облизывается. — Тебе будет явно сложнее.

— Вот же… — она зарывается руками в его волосы и гладит, гладит, гладит. — Я уверена, что с тобой у Джину есть все шансы на выздоровление. Хоть я и гнала на тебя в начале, я в этом успела убедиться.

— Вселяет надежду твоя вера в меня, — отзывается он.

— О! — её осеняет. — Придумала! Хосок, Хорс… Хоуп! — он недоумённо смотрит на неё, а она обхватывает руками его лицо. — Я буду звать тебя Хоуп. Тебе идеально подходит. Надежда.