Mania Divina

Часть первая. Глава 11

Я мог, конечно, утешаться тем, что мои достижения были выше достижений моей коллеги (у которой за полгода не наблюдалось ни одного случая стойкой ремиссии), что обо мне говорят медсёстры, что (видимо, с лёгкой руки Цаплина) со мной здороваются врачи из других отделений, которых я даже не знаю по имени. Мог радоваться тому, что месяц за месяцем моя диссертация прирастает практической частью: описанием живой практики и результатов этой практики. И всё же, положа руку на сердце, первое меня не очень утешало, а второе не слишком радовало. 

Одинокими вечерами зимы 1996-1997 года тягостные мысли подступили ко мне: что дальше? Я стану когда-нибудь заведующим отделением, возможно, увеличу штат, поставлю работу на новые рельсы — прекрасно, что после этого? Я уменьшу сумму человеческих страданий, что само по себе есть благородное деяние — чудесно, что потом? И к чему вообще уменьшать сумму этих страданий, если год от году люди в мире не становятся человечнее и мудрее, с потрясающей беспечностью расточая на мерзость и пошлость своё здоровье, телесное и душевное? И меня, меня-то какая награда ждёт за сокращение суммы страданий, кроме сознания хорошо проделанной работы? Бóльший оклад? Но много ли счастья я куплю себе на этот больший оклад? Вера в духовные заслуги и будущее райское блаженство? Но верю ли я вообще в это райское блаженство? Дело было вовсе не в агрессивном неверии, и крайне далеко я находился от желания сплясать танец воинствующего атеизма на могиле веры своих отцов! Но, как сказал профессор Севилла из известного романа Робера Мерля, мало просто верить! Чтобы верить, нужно знать… 

Дни январских праздников 1997 года показались мне настолько тягостными, что я, порядочный, даже вроде бы интеллигентный человек, запил, и пил до Рождества. После этого не повторялось, да и не алкоголь меня радовал, конечно, а просто думалось: если всё так беспросветно, то почему бы даже и не выпить? На работе в дни между Новым годом и Рождеством я сказался больным. Приходила мысль: что, если отыскать телефон Жени (теперь, когда она больше не моя пациентка), позвонить ей, назначить встречу? Может быть, хоть это расцветит парой весёлых красок моё серое существование? И уже почти я последовал этой идее — но остановился, удерживаемый каким-то острым стыдом, который сохранил даже во хмельном образе. 

Всё, написанное выше, есть, по сути, предисловие, пролегомены, как любит выражаться учёная братия, а с новой главы я перехожу собственно к случаю, которому дал латинское название.