Гранд-Вавилон: Гладиатор

Глава вторая. Эпизод второй

***

Уже на следующий день Алису разрывало чувство вины – за то, что не сдержалась. Она написала Роланду длинное сообщение с объяснениями и извинениями, но он даже не прочитал его; позвонила ему, но ответа не было. Ещё спустя день он сухо написал, что, раз он «животное», она, вероятно, больше не нуждается в общении с ним. Алиса рыдала, не помня себя, ненавидя собственное бессилие. Свежие царапины саднили – она шипела от боли каждый раз, когда мыла руки и принимала душ, и на работе в ответ на расспросы привычно врала о вредной кошке.

Потом в ней проснулась злость. Да как он смеет, собственно говоря? Обижаться на оскорбления, просто на слова, когда сам поступает с ней вот так – вторгается в её личное, важное, пишет Эмми, добрейшей душе, самоотверженно преданной Эмми, которой не имеет ни малейшего права писать. Он может сломать Эмми одним щелчком пальцев; почему она должна оправдываться за то, в какой ужас и гнев это её привело? Особенно если учесть, что он даже не попытался извиниться?..

В среду, когда Роланд – разумеется – отбыл на очередную встречу с Ви, она написала Вэлианту, несчастному губошлёпу-историку, с которым давно не общалась. Он примчался погулять с ней сразу же, не задавая лишних вопросов. Принёс неплохое вино; как всегда, заумно и гнусаво вещал что-то о своей диссертации, о научном квизе, в котором недавно участвовал, о том, что под его маской доброты кроется мизантропия («Мне недавно сказали: слушай, ты же просто идеальный маньяк – такой подчёркнуто милый, спокойный, правильный парень... Не удивлюсь, если по ночам ты расчленяешь людей»); отчаянно самоутверждался («Кто знает – я же, очевидно, всё-таки небезразличен тебе... Раз ты позвала меня сейчас, и мы пьём вино, и метель воет за окнами»). Его голубые глаза блестели, щёки романтически раскраснелись, он изо всех сил пытался шутить – но Алиса отлично знала, чего он добивается.

«Наверное, в своём романе ты назовёшь эту главу «Неудачная ночь», – грустно и смущённо сказал он ей, когда она в первый – и пока что последний – раз дала ему шанс; когда у него толком ничего не получилось, и он трепыхался на ней жалко и неуклюже, как мокрая рыба, выброшенная на песок, тщетно пытаясь войти и двигаться. Когда она просто прервала действо и довела его рукой, потеряв терпение.

Теперь было примерно то же самое – ещё одна неудача. На этот раз Алиса уже не пыталась доставить ему удовольствие; просто приняла душ и постаралась уснуть, отвернувшись к стене. Уснуть ей так и не удалось – лёгкая дрёма смешивалась с навязчивой тревогой, почти со страхом; Вэлиант обнимал её – но каждое его прикосновение было неприятным, скользким, почти как у Альберта Несчастного. В голове у неё всё крутился тот вечер – ещё до смерти Даниэля, – когда Вэлиант добился-таки возможности снова остаться у неё на ночь, и, хотя она много раз повторила «я ничего не хочу, нет, ничего не будет», всё равно лез к ней с упорством насильника и, в конце концов, обессиленно спросил: «Может, ты мне хотя бы подрочишь?» Это было отвратительно – всё в нём отвратительно, хоть он и корчит из себя возвышенного интеллектуала. Он до сих пор обижен на неё – отсюда и тонны его въедливого сарказма, фразы вроде «всем ли тёмным богам поклонилась», мемы про абьюзеров, которые он упорно ей шлёт; он мало чем отличается от Альберта Несчастного – разве что чуть более социализирован. Тоже на грани от того, чтобы окрестить её «эксцентричной гранд-вавилонской куртизанкой».

Утром, за кофе, Вэлиант всё-таки донял Алису расспросами. Началось всё с застенчивого «Когда мы были там...», – (благоговейно-испуганный взгляд в сторону дивана). Алиса ждала чего-то вроде «извини, это всё моя неуверенность в себе; сам не знаю, что на меня находит», – но вместо этого услышала самооправдания и обвинения, от которых ей стало ещё мерзее. «Наверное, всё дело в презервативе». «Знаешь, я почти ничего не чувствовал – что тогда, что сейчас. Вот минет да, а это...» «Может, у меня не упал бы, если бы ты активнее двигалась». «Наверное, мы просто несовместимы в этом смысле».

К концу этого диалога Алиса была готова согласиться с чем угодно – лишь бы он ушёл восвояси. «Да, пожалуй, несовместимы, у нас ведь нет друг к другу каких-то горячих чувств», – с вежливой улыбкой сказала она. Вэлиант почему-то решил исповедаться ей – видимо, чтобы подчеркнуть, что и без неё у него был сексуальный опыт; рассказал о девушке, которая ему очень нравилась, с которой они несколько раз гуляли, пили вино в ресторане, ходили в музей; наконец он остался с нею наедине, но... «Она сказала, что не хочет большего – поэтому я попытался пальцами, – краснея, выдавил он. Алиса мысленно вздрогнула – ей не хотелось даже представлять, что может выйти пальцами у такого неопытного, неловкого и зажатого парня. Задача, с которой далеко не каждый опытный справится. – Я довёл её – в смысле, должны же сократиться мышцы, так вот, я ощутил это сокращение мышц... И она сама сказала, что всё получилось. Но...»

«Но после этого с тобой перестали общаться?» – закончила за него Алиса.

«Ну... В общем, да, – убито произнёс Вэлиант, педантично стирая салфеткой пятнышко кофе с чашки. – Хотя мне кажется, что дело в её состоянии. Она принимала антидепрессанты – может, они понижали её либидо, приглушали чувства, не знаю... Она сказала, что хочет просто дружить. Как и все остальные, с кем я знакомился за это время».

«У меня для тебя плохие новости», – вздохнув, сообщила Алиса.

«Но она не говорила, что дело в том вечере! Вообще ни слова о том, что ей что-то не понравилось или...»

«У меня для тебя плохие новости», – бесстрастно повторила она.

Через пару вечеров после их встречи Вэлиант выложил сторис под лиричную песню – метель, вальс снежинок, заснеженные угрюмые дома... Алиса, вздрогнув, узнала знакомый перекрёсток – соседний, в паре минут ходьбы. Ясно. Ничего не изменилось.

С Алариком тоже ничего не изменилось – ему она написала следующим. Он всё так же краснел, бледнел и мялся при взгляде на неё – но при этом с вдохновенной уверенностью безумца рассуждал об аурах, перевоплощениях, просветлении и параллельных мирах. Инвалидность он себе так и не оформил – не мог доехать до больницы из-за панических атак в метро, а на такси не было денег. Работать тоже не мог – из-за тех же панических атак и «ложных воспоминаний». Его любимый психотерапевт, с которым они силой воли разгоняли облака, внезапно ушёл в закат – просто исчез, написав, что теперь Аларик «всё может сам» и его жизнь «в его собственных руках». Это, конечно, вызвало у Аларика новый приступ паники; Алиса подумала, что это не очень-то терапевтично – точнее, очень не. Хотя с чисто человеческой точки зрения психотерапевта, конечно, можно понять: во-первых, он лечил жену от такой же формы шизофрении – и, вероятно, сам не смог избежать заражения безумием; во-вторых, Аларик мог кого угодно довести до желания резко уйти в закат.

Мать Аларика, содержащая мужа-инвалида и то ли пятерых, то ли шестерых детей (Алиса точно не помнила), по-прежнему вывозила на себе всю семью, – и уповала на финансовую помощь от милосердной племянницы Эмми; а Аларик сидел за компьютером, читая эзотерические и религиозные статьи, беседовал перед сном с демонами из галлюцинаций и медленно набирал вес на маминых булочках. Ах да – ещё, конечно, медитировал. И кадрил девушек в сети, на удивление грамотно применяя свой образ невинно-инфантильного безумца. Светлые кудри, будто шёрстка барашка, по-прежнему очаровательно обрамляли его высокий лоб, в голубых глазах сияла буддийская отрешённость; но пробивающаяся щетина, дряблый животик, неопрятно-мятая одежда, запах пота и неуверенная речь на грани с заиканием сильно портили впечатление – поэтому Аларик предпочитал флирт по переписке.

Он оказался более инициативным, чем Вэлиант, и практически первым делом, не особо стесняясь, потянул Алису в постель; не утруждаясь прелюдиями, попытался начать – и тут же упал, жалко скукожившись под гнётом ответственности. Даже шлёпнул её по попе – и это был самый неуместный, неуклюжий и глупый шлепок из тех, что видела Алиса. «Ну, ты же говорила, что любишь доминирование», – оправдываясь, выдавил он. Алиса приказала себе дышать ровно и не начинать кричать; потные руки Аларика тряслись, вцепившись ей в талию. Улыбнувшись, она слезла с него и сказала: «Может, посмотрим что-нибудь? – (Срочно перебрать в голове все любимые фильмы. Это не подходит, и это, и это – слишком сложно, грузяще, многосмысленно, иронично, он не поймёт. Аниме?.. Нет, большинство тоже не поймёт – даже их. О, мультики. Отлично). – Ты смотрел мультик «Холодное сердце»?»

Под мультик Аларик с детской безмятежностью благополучно уснул – а она ещё долго сидела на кухне, пила чай и пыталась привести мысли в порядок. Наутро на её тёмно-фиолетовой наволочке осталась перхоть – россыпь звёзд в ночном небе, не иначе. Подавив рвотный позыв, она двумя пальцами бросила наволочку в стирку – и больше не писала Аларику.

Следующим был Тамаш – симпатичный юный румын, с которым она общалась ещё до знакомства с Даниэлем, в «междуцарствие» – после Ноэля, но до Даниэля. (Иногда она так самоиронично хронологически делила свою жизнь – на эры зависимостей). Тамаш в своё время отличился упорством и благородством: сам нашёл её в соцсети и стал написывать, интересовался её книгами и стихами, расспрашивал о подробностях её жизни, почти не переходил на пошлости – а если встречал сопротивление, тут же прекращал. Они ограничивались звонками и перепиской несколько месяцев, почти полгода – Тамаш учился в закрытом военном колледже и не мог оттуда выходить. Когда Алиса грустила, он поддерживал её; не брезгуя и не отстраняясь, обсуждал с ней её тяжёлое прошлое, пытался развеселить. Он был красив каноничной молодецкой красотой – большие серые глаза, широкий подбородок, пухлые губы, прямой нос, короткие, но густые русые волосы, рост чуть выше среднего, крепкое накачанное тело – жизнь в казарме с регулярным режимом тренировок давала о себе знать; он был кем-то во вкусе Поля – тому всегда нравились такие парни. Да, впрочем, и во вкусе большинства девушек – но не Алисы. Она как раз всегда спокойно относилась к этому прямолинейно-доброму ясноглазью. Тамаш был по-детски наивен, психологически здоров, полон простых радостей и амбициозных мечтаний – и всё это было далеко от неё, как берег далёк от моря. Она общалась с ним как с другом, не видя ничего большего – однако во время их единственной встречи ему всё-таки удалось её соблазнить. Уже через пару дней он стал вести себя как типичный влюблённый – и Алиса, испугавшись, что причинит ему боль, написала, чтобы он не питал напрасных надежд. Тамаш просто промолчал. Долго – больше полутора лет – они не общались.

Теперь он с энтузиазмом пошёл навстречу – но это был уже совсем другой, прохладно-циничный энтузиазм. Та же непринуждённая болтовня, та же поверхностно-позитивная поддержка в духе «Ты со всем справишься, всё будет хорошо... Знаешь, я вот после выпуска решил быть стюардом! Это же так круто – летать в разные страны». Он даже попытался обсудить с ней литературу; впрочем, тоже в своём духе: «Вот «Мартин Иден» – крутой, конечно, роман, но я не понимаю Мартина... Ну окей, плохо тебе, разочаровался ты, потерял свой смысл жизни – так найди новый! Выпиливаться-то зачем?!»

Прогулявшись с ним пару часов, Алиса собралась домой – но Тамаш неожиданно вызвался проводить её до метро. А потом – и до дома. А дома первым делом прижал её к двери, придавив своим тяжёлым, мускулистым загорелым телом с запахом мускуса. Алиса растерялась.

В сексе он был хорош, даже очень – как и раньше. Сверху, снизу, сбоку, сзади, поставив её к стене и положив на стол; он с отстранённо-ласковой грубостью протащил её по всей квартире – не придавая этому особого смысла; может быть – просто наказывая за то, что было полтора года назад. Тамаш был красив, мил, смел, довольно добр – но Алиса не чувствовала желания; она не хотела его никак – ни до, ни во время, ни после. Да и он её, кажется, тоже – если говорить о настоящем желании, за рамками физиологии. «Я простой, как пять центов», – часто говорил о себе Тамаш; так и было. За это время через его молодое, умелое, напитанное гедонизмом тело прошло, пожалуй, не десять и не двадцать девушек – и Алиса для него ничем не выделялась из остальных. Он просто пережил – и забыл; он не видел смысла расстраиваться. Здоровое самовосстановление.

До отвратности здоровое.

После они ещё раз встретились и вяло посмотрели ужастик; Тамаш пытался приставать, поцеловал её в губы – но Алиса мягко отказала ему.

Больше он не писал.

Кто же ещё, размышляла она; лысый маг Ульрих?.. Нет, это перебор. Если он опять начнёт вещать о том, как геев и инвалидов следует ещё в детстве сбрасывать со скалы, придётся выгнать его из дома. Вампир Константин? В последний раз, когда они встретились, он просто поболтал с ней и понуро ушёл, обосновав всё тем, что сидит на антидепрессантах и они «меняют его желание» (кто же так неграмотно подбирает им всем антидепрессанты?..). Конрад? Ну уж нет – ей хватило с лихвой всех этих приглашений на бесплатный гинекологический осмотр и уверений «я знаю, что тебе нужно для счастья, и я дам тебе это».

Пока она размышляла, объявился Роланд.

«Ну, как твоё турне, котик, гадящий в тапки? – едко написал он. У Алисы пересохло во рту – от смеси предвкушения и ужаса. – Неплохо, насколько я могу судить. Сегодня отъебу тебя так, чтобы не смела больше даже думать о таких глупостях. И останусь у тебя на все выходные. Ты поняла?»

«Кто сказал, что я пущу тебя на все выходные?» – строптиво возмутилась она.

Они оба знали, что пустит.