Гранд-Вавилон: Гладиатор

Глава вторая. Эпизод первый

Глава вторая

Несколько месяцев назад. Зима

– У меня для тебя небольшой подарок, – краснея, сказала Эмми – и полезла в свой рюкзак, облепленный значками с пчёлками, котиками и мультяшными большеглазыми пони. Алиса сделала глоток коктейля, терпеливо ожидая. Над ними змеились искусственные побеги и корни, играла этническая музыка с флейтами и гонгами – она решила показать Эмми «Дом ночи». На самом деле, ей не хотелось никого видеть – не осталось сил, она была полностью выпита; но Эмми так мило и застенчиво писала и ждала встречи, что её грызла совесть. В последний раз, когда они спали вместе – осенью, когда Алиса совершила последнюю отчаянную попытку хоть как-то ощутить независимость от мэра, – Эмми, прижимая её к себе, улыбалась с безмятежным счастьем; зарылась лицом в её красные волосы и блаженно прошептала: «Вот бы это никогда не заканчивалось!..»

Это был единственный раз, когда она осмелилась открыто продемонстрировать свои чувства – для Алисы, конечно, давно очевидные. Стало ясно, что выход один – отдалиться, сведя всё к дружбе; Алиса не могла позволить себе причинить боль такому невинному ангелу, как Эмми. Только не ей.

– Вот.

Тонкие бледные пальчики протянули ей рисунок и красный конверт (Алиса вспомнила свой первый гонорар от Terra Incognita – и почему-то испытала глухую боль). Разумеется, ещё один её портрет. Алиса улыбнулась, разглядывая себя в новом образе – острые уши, зелёное платье из листьев, жёлтые глаза с узкими вертикальными зрачками.

– Выглядит здорово. Очень. Это... кто-то вроде фейри?

– Ага, – кивнула Эмми, заправляя за ухо тёмную прядь. С тех пор, как они познакомились, это был уже четвёртый стилизованный портрет Алисы – и каждый раз она наблюдала за её реакцией со смущённым восторгом художника перед музой. – Открой конверт.

Алиса повиновалась – и застыла, широко распахнув глаза. Внутри лежала пачка крупных купюр.

– Эмми... Ты чего? Зачем это? Для моего дня рождения уже поздно, для Рождества ещё рано. Да и вообще – такая сумма... – она мысленно пересчитала деньги – и обомлела ещё сильнее. – Ты с ума сошла?! Это же, наверное, половина твоей зарплаты! Забери, я не могу это взять!

Всё ещё не отойдя от шока, она протянула конверт обратно – но Эмми, улыбаясь, мягко остановила её ладонь.

– Нет, не заберу. Это тебе – просто так. От меня. Из наследства дедушки, – карие глаза Эмми скрылись под пушистыми ресницами. – У меня теперь столько денег – мне столько не нужно. Большая часть уходит на лечение Аларика, сама знаешь. И вот... Я решила отдать это тебе. На разные хотелки и радости, чтобы ты не грустила.

– Но... – поражённо выдавила Алиса – и покачала головой. Осенью у Эмми умер дедушка; совсем недавно пережив смерть матери, она тяжело, но стойко вынесла и эту потерю. Неожиданно дедушка оставил ей, как старшей внучке, огромное состояние – включая две квартиры в Гранд-Вавилоне и внушительную сумму на счёте. Эмми купила хороший телефон и планшет, чтобы рисовать, нашла хорошего психотерапевта для своего юродивого братца Аларика, разъехалась наконец-то с манипулирующей соседкой, по которой страдала до встречи с Алисой – но жить продолжала скромно. – Я не могу это принять, Эмми, правда. Ты просто сумасшедшая. Я... Мне никто, по-моему, никогда не дарил таких денег, тем более без повода. Я не могу.

Если бы она не была собой, я бы подумала, что меня хотят купить.

Нет. Только не Эмми. В её случае это действительно выражение любви – и от этого ещё более тяжело и неловко.

– Забирай-забирай. Это подарок. Делай с ними что хочешь. Хочешь – отдай кому-нибудь... Но обратно я не возьму. – (Улыбка Эмми стала победоносной. Она приложилась к своему коктейлю – сладкому, безалкогольному; алкоголь она всё ещё по-детски не переносила, ей от него было «горько и невкусно». Зато сладости обожала во всех видах – и теперь перед ней стояло высокое вязко-густое сооружение из мороженого, сливок, дроблёного печенья и арахиса). – Только своему парню не отдавай... Кстати, недавно он мне написал.

– Что?.. – всё внутри Алисы гулко ухнуло куда-то вниз. Гонги и флейты замерли. – Что ты сказала?

– Он прислал мне стикер, – спокойно ответила Эмми, ложечкой выковыривая из коктейля кусочки печенья. – Просто стикер, больше ничего. Я хотела ответить – но почти сразу он удалил.

Алиса до боли прикусила щёку изнутри, сцепив под столом трясущиеся руки. Ублюдок. Он нашёл Эмми, нашёл её номер. Да какое он имеет право?!

– Мне... Очень жаль. Спасибо, что сказала, – она встала из-за стола, нашарила в сумке телефон, пытаясь одолеть дрожь. Знакомое мерзкое чувство под глазом – в последние недели всё чаще дёргается веко. Пора бы к неврологу. Или – действительно – к психиатру. – Я разберусь с этим, прямо сейчас разберусь. Он не тронет тебя, обещаю. Он не должен трогать моих друзей – у нас был уговор... Я сейчас.

– «Уговор» – с ним? – Эмми грустно улыбнулась. Она знала, кто такой мэр; она верила Алисе и её истории. И при этом – почему-то будто бы совсем не боялась. Ни капельки. – Ты же понимаешь, что ему нельзя верить.

– Прости меня. Я... Да, я дура, я упоминала твоё имя. Имя – но ничего больше...

– Тебе не за что извиняться. Понятно, что он может найти кого угодно. – (Эмми пожала плечами; чёрно-розовый джемпер делал её худую фигурку ещё более беззащитной). – Это, в общем-то, даже забавно, что он встревожился. Думаю, таких ситуаций будет ещё много.

Только добредя до туалета с телефоном, Алиса вдумалась в её слова. «Таких ситуаций будет ещё много». Это значит – «я никуда не уйду».

Почему Эмми такая храбрая? Почему – ради неё?.. Она не заслуживает такого отношения, никогда не будет заслуживать; никогда не сможет ответить на такие чувства. Почти плача, Алиса поднесла к уху телефон.

– Алло.

Прохладный, по-рабочему усталый тон. Голос – всё ещё тот самый. Интересно, он теперь никогда не меняет облик – или ухитряется мгновенно преобразиться, когда видит, что она звонит?..

– Ты писал Эмми.

Короткая безмолвная пауза.

– Ах да, Эмми. Та милая девочка. Я и забыл, – в тоне мелькает ехидство. Стиснув зубы, Алиса упёрлась затылком в дверь кабинки; глаз всё ещё дёргался. – Та самая, на чей язычок ты упала вагиной, когда я уезжал в Алжир в октябре. Язычок-то хоть умелый, мм?

– Это не твоё дело, – сжимая кулаки, дрожа от ярости, процедила она. – Я имею право общаться и спать, с кем захочу. Ты себя ни в чём не ограничиваешь. Ты не смеешь ставить мне условия.

– Не смею, вон как мы заговорили? – заинтересованно промурлыкал он. – Давно ли ты умоляла меня бросить Ви и быть только с тобой, дорогая моя? Давно ли на коленях передо мной ползала и каталась по полу в истерике? Кажется, кто-то забывает своё место.

Чёрная, в красных прожилках, пелена гнева затмила всё вокруг; выплеснуть, только выплеснуть этот ужас, лишь бы стало легче; зажмурившись, Алиса полоснула ногтями по тыльной стороне ладони. Потом ещё раз, ещё, и ещё – пока порозовевшее место не превратилось в царапины, пока не показалась кровь. Слизать знакомый солёный привкус, сунуть под холодную воду; мелкая, приятно-жгучая боль. Дышать.

– Не трогай Эмми, ясно? Не вздумай хоть что-то ей сделать. Она тут вообще ни при чём.

– А если трону, то что? – усмехнувшись, спросил он – будто в детской дразнилке, в игре в «слабо». – Чем же таким страшным мне это грозит, м?..

– Не трогай её. Просто не трогай.

– Да вроде бы я и не собирался – она не в моём вкусе. Хотя попка, конечно, славненькая, но...

– Ты отвратителен! – прошипела Алиса, прикладывая к царапинам скомканное бумажное полотенце; кровь не останавливалась. – Как ты только можешь?! Ты трахаешь Ви каждую неделю, ты знаешь, какую боль мне это причиняет, ты обещал остаться со мной и обманул меня – и при этом ты смеешь угрожать Эмми?! Что за грёбаные двойные стандарты?!

– Если ещё раз оскорбишь меня, я закончу разговор. Я уже говорил, что хамство для меня неприемлемо, – сухо предупредил он – тоном строгого отца, делающего замечание ребёнку. – Да, это двойные стандарты, я даже не спорю. Да, я мудак. Ещё вопросы будут? Ты знала, с кем связалась. Я бы, естественно, хотел сам иметь столько партнёров, сколько мне заблагорассудится, – но при этом чтобы мои партнёры были верны только мне. – (Алиса задохнулась от такой наглости, стиснув край раковины. Хотелось разбить зеркало, сломать новенькую сушилку для рук, украшенную неоновыми грибами – разнести тут всё к чёртовой матери; но она могла только слушать дальше, бессильно всхлипывая). – Не всегда это исполнимо, к сожалению – я говорю о том, чего я бы хотел. Поверь, не один я рассуждаю так же. И разница, дорогая моя, ещё в том, что я просто делаю то, чего желаю. Не отказываю себе в этом – вот и всё. А ты переспала с Эмми не потому, что ты её хочешь – а чтобы досадить и отомстить мне. Скажешь нет?.. Я считаю, вот что отвратительно – и вот что наказуемо. Я не смертный мальчик, со мной такое не пройдёт.

– Сволочь, ты просто мерзкая похотливая сволочь, животное! – не помня себя, закричала она. – Не смей трогать Эмми, слышишь?! Если ты хоть пальцем её тронешь, если ещё раз ей напишешь, я, я...

– Пока, Алиса. Перезвони, когда успокоишься, – презрительно бросил он – и положил трубку.