Гранд-Вавилон: Гладиатор

Глава вторая. Эпизод четвертый

...Романтичные чёрно-белые фото на ночных снежных улицах центра. Роланд прижимает Ви к стене, обнимая её за талию; оба чувственно, разнеженно улыбаются. Помогает ей сесть на парапет у реки, с жадной силой придержав за красивые крепкие бёдра. Целует её в голую шею, отодвинув воротник пальто; она смеётся, запрокинув назад голову. Приподнимает её на руках – легко, как ребёнка, как пёрышко, – чтобы она могла коснуться светодиодной снежинки под фонарём. Лежит рядом с ней в снегу; они смотрят друг на друга, счастливо улыбаясь. Пустой ночной перекрёсток, светофоры на размытом фоне; он лежит на спине, поверженный победительницей Ви, – а она восседает сверху, собственнически и игриво обхватив ногами его тело – и, подняв голову, оборачивается: никто не видит их влюблённых игр?.. Её короткие светлые волосы разлетаются при резком повороте головы, изящным штрихом перечёркивают тёмный кадр.

Песня о любви, подпись «молодые и красивые». Алиса листала фотографии, с каждым движением пальца раздирая себя изнутри; звуки вокруг стали глуше.

Что всё это значит?.. Ви говорила, что давно перестала верить ему, что у неё угасли к нему чувства, что она с ним лишь из-за секса и денег. Ещё до того, как мэр перешёл грань с Алисой и стал Роландом, Ви демонстративно удалила все совместные посты с ним, все фото – всё, что могло хоть как-то напомнить об их отношениях; позволяла себе только редкие туманные намёки – и то наверняка лишь затем, чтобы побесить Алису.

Что это – манипуляция? Продуманная игра? Она уговорила его пойти на это – конечно же, она уговорила, потому что романтичные рождественские фотосессии – сугубо женский приём и женское желание, – чтобы показать своё право на него? Чтобы поставить её, Алису, на место? Чтобы не отпустить его – чтобы вот таким примитивным ходом заставить его верить, что он что-то для неё значит? И раз он согласился на это – значит, повёлся? Он?..

Или у них всё гораздо лучше, красивее, полноценнее, чем он говорит. Или он лгал ей всё это время.

– Алиса, ты будешь вино или нектар? – крикнула из кухни Сильвия.

Она вздрогнула; отложила телефон, потёрла виски. Боль распирала, поднималась тугой горячей волной, боль – и неуёмная, дикая ярость. Позвонить ему прямо сейчас, наорать на него, высказать всё...

Но какой смысл? Она слишком хорошо знает, что услышит. «Это тебя не касается». «Зачем ты лезешь на чужие страницы? Не я выложил фото, а она – какие ко мне претензии?» «Сходи к врачу, тебе нужна помощь. Ты не можешь за себя отвечать – а я за тебя отвечать не обязан».

Всё так и будет, ему всё равно. Ви важнее для него, чем он хочет показать – и за её любовь он готов бороться, хоть она и просто смертная, песчинка в его глазах. За Ви – да; за неё – нет. Она – пластырь, замена, ситуативная игрушка; с ней играть интереснее, чем с Ви, – потому что она полнее привязывается, отчаяннее поддаётся. Она клялась себе, что больше не привяжется до потери разума, до безумия, как это случилось с Даниэлем, что никогда больше не повторит такой ошибки – и вот. Пожалуйста.

Когда он пошёл на эту фотосессию? В одну из тех ночей, когда не отвечал на её сообщения и звонки, когда был занят «делами»? Он остался у Ви после или они разъехались? Что он чувствовал, позируя для всех этих фото – неловкость, стыд, иронию? Или восторг от её красоты, от светлых волос, нависающих над ним в заснеженной темноте?..

– Нектар, – срывающимся голосом ответила Алиса. Её трясло, сердце загнанно колотилось, ладони намокли. Бить. Бросать. Сокрушать. Вонзить ногти в плоть – свою или чужую – и рвать, рвать, кромсать, пока не порвёшь себя и его на кусочки. Красная, красная пелена. Чёрно-белые фото. Господи, какая же я дура. – Я в туалет, подойду через минуту.

...Она удержала себя от звонка раз, и два, и три – столько раз, сколько было необходимо. Её безумная, охваченная страстью и гневом сторона ненавидела Горацио и его компанию за то, что они явились так не вовремя, – но другая, разумная, сторона непрерывно их благодарила. Они уберегли её от очередного падения в пропасть – у самого края она смогла ухватить этот момент, сжать его и удержать; удержать за горло то, что в ней клокотало – грубо, бесцеремонно, как санитары связывают умалишённого и прижимают к его лицу тряпку с хлороформом.

Пока одна Алиса лежала, оглушённая хлороформом, – другая праздновала Рождество.

Они заказали много всего – пиццы, пироги, салаты, фрукты и сладости; Алиса хотела залить в себя столько золотистого искрящегося нектара, съесть столько вкусностей, чтобы перед глазами у неё перестали стоять злосчастные чёрно-белые фото.

До чего мерзкая показуха. Подарок на Рождество, ничего не скажешь. Может, это действительно был его подарок?..

Да уж. Тебе, видимо. Идиотка.

Наверняка все заметили, что на ней лица нет – но никто не стал задавать вопросов. И прекрасно – ещё этого не хватало. Сильвия продолжала болтать и хохотать, Горацио шутил, Ева вела милые уютные разговоры, Тильда по большей части угрюмо молчала, скрестив руки на груди.

Шлюха мэра, – вот что о ней говорят. Игрушка мэра. Подстилка дьявола. Одержимая. Она была уверена, что Ева, Сильвия и, уж тем более, Тильда не станут больше с ней общаться; тем более – не придут к ней просто так, весёлой гурьбой, без предупреждения. Конечно, без влияния Горацио они вряд ли решились бы на это – но... Это до странности человечно – хоть они и не люди. Сидя с ними за заваленным едой и алкоголем столом, Алиса чувствовала себя почти растроганной.

Ева, в полном соответствии со своей натурой, надарила ей домашней утвари – серебристо-зелёные чашки из неаполитанской глины ручной работы, разделочную доску из душистого кипариса, скатерть с вышитой виноградной лозой. Горацио, чуть смущаясь, протянул ей небольшую закрытую коробочку и попросил открыть её позже, в одиночестве. Сильвия – весьма неожиданно – со смехом вручила ей разобранный кальян; Алиса оторопела.

– Слышала, что ты любишь! Лучше уж иметь дома свой, чем ходить по заведениям – разве нет?

– Да, но я даже не умею...

Пока она бормотала эту фразу, Сильвия уже щёлкнула пальцами, и детали – от колбы до тарелочки для углей, щипцов и шланга, – выпрыгнули из коробки и собрались в прочную простую конструкцию, устроившись на полу. Ещё один щелчок – и в колбе забулькало нечто светло-лиловое; Сильвия затянулась и выдохнула вихристый дым, пахнущий нежно и тонко – то ли лавандой, то ли сиренью.

– Ну-ка попробуй!..

Алиса попробовала – и её окутала долгожданная томительная слабость; мысли спутались. Чувствуя себя чем-то жидким и растёкшимся, она откинулась на спинку дивана.

– Всё прекрасно, но я-то так не умею, – укоризненно напомнила она. – Чтобы вот раз – и всё само... Придётся возиться вручную.

Остальные засмеялись – все, кроме Тильды. Та продолжала сверлить Алису осуждающим взглядом, отпиливая крошечные кусочки от веганского яблочного пирога.

– По-прежнему не вижу никакого смысла отмечать Рождество так, как это делается здесь, – в какой-то момент проворчала она, садясь на своего старого конька. Горацио громко вздохнул. – Для нас это печальный праздник, в сущности, день большой беды. Глупцы те, кто забывает об этом.

– Всё это прошлое, к тому же давнее, – пожав плечами, прочирикала Сильвия – и снова властно отобрала у Алисы шланг. – К чему на нём зацикливаться, если можно жить настоящим?

Как всегда, вокруг этого вопроса разгорелась дискуссия – а потом ещё одна, и ещё; время для Алисы сгустилось до размеров чёрно-белой фотографии. Вдруг оказалось, что кто-то принёс с собой простенькие настольные игры; Алиса вяло отнекивалась – но в итоге её уговорили поучаствовать и в этой вакханалии. В игре, где за тридцать секунд нужно было назвать как можно большее количество чего-то – столиц, художников, музыкальных инструментов, – она – неожиданно для себя – обыграла всех, кроме Тильды. Та называла ответы быстрым плавным речитативом, с отстранённым равнодушием в серых глазах – и её эрудиция была поразительной.

Потом была прогулка, приехавший из центра Бахус, ещё кто-то и ещё что-то. В лабиринте пёстрого сумбура, сдавшись в борьбе с собой, Алиса всё-таки улучила удобный момент – и позвонила.

– Алло, – всё тот же низкий бесстрастный голос. – Решила с Рождеством меня поздравить? Было бы иронично, согласись.

– Нет, – отрезала она, затягиваясь сигаретой; она не помнила, кто её дал, – кажется, Сильвия. – Я видела фотки. Твои фотки с Ви.

– Так. И что же?

– Что же? – вздрогнув всем телом, прошипела она – и закашлялась от дыма. – Ты правда не понимаешь, что же?! Что это вообще такое? Как я теперь, по-твоему, себя чувствую?!

– Я не понимаю, зачем ты мониторишь чужие страницы – если то, что ты можешь там увидеть, заведомо тебе не понравится, – холодно сказал Роланд. Она грустно усмехнулась. Разумеется. Ожидаемо. Он всегда будет прав – всегда, что бы она ни сделала. – Это даже не я запостил, заметь – а она. За её действия я не отвечаю.

– Ты пошёл с ней на это! Ты...

– Да, потому что она попросила. Почему нет? Снимала её подруга-фотограф, бесплатно, между прочим. Так что, если вдруг тебе это интересно, я за это не платил. Подруге нужно продвижение, она искала моделей. А Рождество – время романтических фотосессий. Вот они и договорились...

Алиса не смогла сдержать язвительный смех.

– Да уж, всё просто одно к одному! Ты правда веришь в эту брехню?!

– Брехню?.. Алиса, ты сильно пьяна.

– Да, брехню! Она играет тобой, как игрушкой, как мальчиком – как ты, чёрт тебя дери, этого не видишь, ты же дохрена древний и всемогущий?! – впечатав окурок в бортик урны, прорычала она. Где-то капала вода – сосульки таяли от потеплевшего ветра. – Она дразнит тебя, как пса косточкой, а ты радостно на это ведёшься и бежишь! Я просто глазам своим не верю! После всех этих «да у нас ничего не ладится», «она хочет просто дружбы с преимуществами», «мне просто нравится проводить с ней время, а от тебя я получаю отклик» – я вижу вот ЭТО!

– Я ни от одного из этих утверждений не отказываюсь. Не вижу тут никакого противоречия.

– Никакого противоречия?! Ты меня совсем за дуру держишь?!

– Алиса, иди проспись, – брезгливо бросил он. – Будешь в норме – тогда поговорим. Орать я на себя не позволю.

– А я, по-твоему, позволю так с собой обращаться?! Зачем я тебе вообще?! Будь с ней и иди к чёрту – раз у вас такие фотки идиллические! Оставь меня в покое!

– Ты завтра сама пожалеешь о том, что говоришь.

– Да пускай пожалею, мне плевать!! Ещё и в этом облике – в этом, хотя ты обещал мне, обещал...

Она не смогла договорить из-за слёз. Руки Даниэля – на бёдрах Ви, его губы – на его шее. Если Роланд хотел придумать для неё самую изощрённую пытку – у него получилось.

– Алиса, предупреждаю в последний раз. Хватит.

– Нет, мать твою, не хватит! Если ты думаешь, что этим её купишь, что она из-за таких вот выходок полюбит тебя – ты ошибаешься! Она тебя не любит – и не полюбит! Она эгоистка, нарцисска, и любит только себя!

– Что ж, тогда я в жопе, – тихо и горько усмехнулся он.

Она замерла, будто от удара в грудь.

– Ч-что?.. Значит, ты... Действительно любишь её? Ты?

Нелепо, невозможно – не укладывается в голове; чудовищно. Она. Она, а не я. Даже сейчас; даже с тем, кого сложнее всего назвать человеком.

Сотню, тысячу раз – снова и снова одно и тот же. Один и тот же ад.

– Значит, ты добиваешься её взаимности – а мной просто пользуешься, да? Значит...

– У меня есть к ней определённые чувства, Алиса. Я об этом уже говорил.

– А... А ко мне? – сжимая кулаки, трясясь от рыданий, прохрипела она.

Страшно. Страшно об этом спрашивать.

Тишина. Долгое, ужасающе долгое молчание.

– Я готов сняться с тобой в такой же или похожей фотосессии, если захочешь, – смягчившимся тоном сказал он. – Снимемся – и ты выложишь её. Пусть все видят, что я и отношений с тобой не прячу и не стесняюсь. Идёт? От этого тебе станет легче?

– Подачка с барского плеча? – с отвращением выдавила она; зубы клацали от холода и дрожи. – Нет уж, спасибо. Такого мне не надо. Чтобы она видела и смеялась, что я как ребёнок – я тоже, тоже хочу конфетку!.. Омерзительно.

– Ну, подумай ещё. Я действительно на это готов, – примирительно промурлыкал он – хотя для неё и речи не могло идти о примирении. – Счастливого Рождества.