Последняя слабость

Глава VIII

Приоткрыв глаза, напряженно выпустила воздух из легких. Всю ночь меня сопровождали сплошные кошмары: смерти, пожары и кровавый взгляд человека с картины. Казалось, что душу поглотила картина, отныне не скрыться от неё никуда, но солнечный свет пробился за шторы заставив вернуться в реальность. Последнее, что помню за вчерашний вечер - падение. Мое тело предало себя же, падая в обморок. 

— Черт, — прошипела, как только спустила обе ноги на пол. Словно пятки облили кипятком, а затем резко приложили к ним лед.

Повернув голову на простынь, та была испачкана кровью. В мыслях сразу всплыл вчерашний напиток с каплями моей крови. Неужели я выпила кровь? Да, с одной стороны, все временами пьют свою же кровь: порезали палец, приложили его ко рту или случайно с носа пошла кровь и пролилась ручьем к языку. Это должно быть обыденным вкусом, вроде бы. Однако, вряд ли, кто-то осознанно пускает кровь, дабы смешивать её с алкоголем. 

Что за помощники у Самаэля, раз прибегают к такому роду наказаниям? Кровь за кровь? Ошибка - кровь? 

— Петунья, — в дверь постучалась горничная, произнеся непонятное ко мне обращение. 

— Войдите, — спокойно ответила, но этого хватило, чтобы женщина в сиреневом фартуке уже начала протирать стол. 

Осмотревшись вокруг себя, осознала, что нахожусь не в своей комнате. 

— Где я? 

— Вы стали петуньей, на остальные вопросы ответит ваша роза, — кратко проговорила горничная, меняя постельное белье. 

Протерев виски тыльной стороной ладоней, вспомнила слова Катрин: " Отныне ты петунья". Ох, даже не верится. 

Я совершила значимую ошибку для ромашек. Своевольно пробралась на кровавый вечер, получила свое наказание, которое вряд-ли было менее жестким, чем в общем зале... Но все же, меня не выгнали! Я здесь! Стою в новой комнате, вот-вот получу первую долгожданную зарплату и, не думала, что скажу такое, мне нравится острая боль, которая протекает вдоль ног. Возможно из меня не вышел алкоголь, или чувство адреналина, или же черт его знает еще что-то, но мой путь на помощь Глории открыт. Я уже не стою на месте. 

— Меня не волнует, что у Фредерика начался отпуск. Пусть из него выйдет, если еще дорожит своим местом! — Злилась Катрин, которая еще не появилась в моей комнате, но слышалась отовсюду. — У меня на шее четыре петуньи, так что будь умен и подключи нужных врачей! Девочки должны проверяться ежемесячно. — Ева, ромашка, подожди минутку. 

Вытащив из шкафа, черного цвета, шелковый халат, приятно обволокла тело прохладой. 

Волосы Катрин были закручены в спираль, словно афро-американская национальная прическа, что делало внешний вид более дерзким. Строгий красный костюм, топ, открывающий вид на живот с маленькими полосочками растяжек и золотой браслет на обеих руках. Любая другая женщина скрывала бы свои шрамы, растяжки, лишний вес или лишнею родинку, но не роза. Казалось, что она наоборот гордится любой чертой тела, которая не придерживается общих стандартов журнальных красавиц. 

— Ромашка моя, — разгневано пропела Катрин, но отключив звонок, улыбнулась. 

— Все в порядке? 

— Да, милая, — женщина осмотрелась, — не сочти за грубость, но черный тебе не к лицу. Продолжу звать тебя ромашкой. 

— Это не против правил? — Слегка нервно поинтересовалась, сминая пальцы левой руки. 

— Мы никому не скажем, — взгляд пал на горничную, которая мгновенно покинула комнату. — Отвечу на твой вопрос: все в порядке. Только у двух петуньи задержка менструального цикла. Мы проверяем всех девочек, что соглашаются на интимные встречи, но эти две создали хлопоты. 

— А если они... беременны? 

— Будет решать тот, с кем они спали, но забудем. Нам с тобой о таком думать не следует, — Катрин заботливо поправила локоны моих волос, а затем вручила конверт. — Здесь деньги, откладывай на операцию своей маленькой подруги. Внутри карта, то на личные расходы. Мой тебе подарок. 

— Не стоит, — вытащив карту, пыталась вернуть её женщине, — мне не нужны деньги. Я буду работать и сама все оплачивать. 

— Послушай, не сочти за грубость, но твои кости тебя не красят. Сходи поешь, побольше жирной пищи, желательно. Купи себе духи, только в официальном магазине Верхнего Ист-Сайда, — видя всю неуверенность моего взгляда, роза приобняла меня, дополнив, — начни заново себя любить. Все мы через это проходили, поверь. 

— Спасибо, — взаимно обняв Катрин, согласилась, слегка кивая головой. 

— Мне нужно идти, — вибрация телефона, спешка и комната опустела. 

Нервно открыв бумажный конверт, подсчитала вчерашнюю выручку. Десять тысяч долларов, не верится. Я могла бы прыгать от счастья в любой другой ситуации, но не сейчас. Это большая сумма, однако операция требуется как можно раньше, а с такими вечерами нужная сумма наберется лишь спустя несколько месяцев. 

Вариантов не так много - поговорить с Райлондсами. Может есть вариант оплаты операции по частям? Буду работать без отдыха, каждый день, изводить своё тело до полумертвого состояния, дабы получить нужную сумму за месяц. Смогу-ли? Рано думать. Прежде разговор. 

* В это же время *

Катрин уверенно шагала по мраморному полу, отбивая стук дорогими каблуками, которые не смел нарушить ни один охранник. Женщину редко вызывают на верхние этажи. Последний раз был полгода назад, когда петунья покончила с собой. Однако сейчас все живы. С чего Самаэль вызвал её сегодня? Взгляд вновь пал на сообщение:

" Ожидаю в кабинете. Срочно. "

Может причина в ромашке? Нужно найти большее количество бедных, но красивых девушек? Или дело в Еве? Самаэль решил не прощать вчерашнюю дерзость? В любом случае, ничего не оставалось, как постучать в дверь главного демона здания. Директора боли, разврата, и наставника. 

Самаэль услышал стук, однако молчал. Непрерывное молчание со вчерашнего вечера не покидало мужчину. Что-то было не так, но он не мог понять, что? 

Вчерашняя дерзость нового цветочка была обыденностью, которая заканчивалась наказанием, а затем выгоном с работы. Тогда, почему Ева сейчас спокойно отдыхает в новой комнате? Мужчина не знал. 

— Войдите, — произнес бархатный голос. 

Катрин открыла дверь кабинета, после чего Самаэль прикрыл веки. Вчера, эту дверь, открывала Ева. Он терпеливо ожидал, когда бабочка залетит в клетку, чтобы оторвать крылья. Ромашка была так чиста, невинна и беспомощна, словно её кожа сияла в кромешной темноте ночи. 

Мужчина и раньше наказывал ромашек, но они не были такими. Те были испорченными, и если бы не установленные им самим правила, то сразу бы оказывались на месте опытных петуньи. 

Девичий голос дрогнул в темноте, и, должно быть, за множество лет дрогнул и сам Самаэль. С этой девушкой было, что-то не так. Дело даже не в её чистоте. Дабы не придавать внимание, мужские руки решили приступить к наказанию. Однако, даже это, самое его любимое занятие - причинять боль другим - не приносило былого удовольствия. 

Влюбленность с первого момента? Он не человек, чтобы быть способным любить. Влечение? Девушка не обладает внешностью красивых женщин, с которыми он обычно спит. Жажда? Тоже нет. Ненароком к Самаэлю подкралась мысль, будто Еву прислали его знакомые на потеху, но это так абсурдно, что привело в еще больший тупик. 

— Мы не виделись полгода. Ты вызвал меня, я пришла, — прерывая тишину заговорила Катрин, — что произошло? 

— Е-ва-а, — протягивая каждую букву по несколько раз, ответил Самаэль. 

— Мы перевели её в комнату черных цветочков, — начала было отчет роза, но мужчина перебил её, легким шевелением указательного пальца. 

— Она сегодня же покинет этот этаж. Прежде чем ты спросишь, отвечу: подробности, когда я вернусь. 

Самаэль поднялся с кожаного кресла, застегивая пуговицы пиджака посередине. Женщина хотела было покинуть кабинет, но пришло сообщение от охраны: 

" Новообращенная петунья вышла на прогулку. "

— Ни в коем случае не стану оспаривать ваше решение, но куда же нам деть сшитые для неё вещи? Так же, девушка покинула минуту назад здание...

* * * 

Прохладный ветер впервые радовал, нежели пугал приближающими заморозками, во время которых, приходилось спать на улице, под мостом, внутри церкви или под скамейками широких размеров. 

Неужели можно вычеркнуть с себя статус : " Бездомная" ? 

У меня есть комната, работа, возможность помогать Глории и что может быть лучше? 

Посильнее укутавшись носом в черный вязаный шарф, обратила внимание на кафе-ресторан. Деревянная мебель у входа выглядела уместно, украшая каменные джунгли улиц. С левой стороны от двери стояла таблица, на которой мелом были написаны блюдо дня. Мне не стоило бы тратить деньги на такую мелочь, без которой могу прожить, как еда, однако Катрин попросила немного поесть. Судя по ценам, могу немного себе позволить, в качестве подарка, в честь начала новой жизни. 

— У нас есть свободный столик, — открывая двери с шатающейся вывеской: " открыто", сообщил официант. 

— Прекрасно. 

Следуя за официантом, впервые за три года чувствовала себя обычно. Не странно, не неуютно, не неприятно, а обычно. Словно, не было всех этих лет унижений во взглядах прохожих людей, которые были готовы пнуть тебя по ребрам либо плюнуть. 

— Что желаете? Мы славимся стейками любой прожарки, — от слов о мясе, живот предательски скрутился, словно в железную струну. 

— Стейк, средней прожарки, — на кончике языке проскочило воспоминание вкуса крови, отчего резко изменила решение, — хотя, пожалуй, давайте стейк с кровью. Rare. 

— Будет сделано, — официант удалился, выполняя заказ. 

Мама называла подобные заведения общепитом, в которых можно подхватить любую болезнь связанную с отравлением. Наши завтраки или ужины редко проходили дома. Мама не любила готовить, а меня некому было учить, кроме неё. Свежие пончики с апельсиновым соком и клиновым сиропом, запеченная красная рыба с пармезаном, было так обыденно и привычно, что порой не верится, будто те моменты происходили со мной. Как безответственно и пусто тратились деньги, которые так сложно заработать. 

— Приятного аппетита, — пожелал официант, сразу подставляя счет для оплаты. 

— Благодарю, — рассчитавшись, устремила все свое внимание на ароматный кусок мяса. 

Нож с трудом отрезал небольшую часть, которая сочилась маслом и кровью. С нетерпением ожидая, как горячая плоть окутает вкусовые рецепторы языка и рта, не заметила, как схватилась за салфетку и выплюнула не съеденное. 

Какая гадость! 

Само по себе мясо, корочка которого была прожарена, вкусное, но кровь - извольте. Видимо вчерашние ощущения сладости собственной крови сбились от адреналина и количества алкоголя. Оно и к лучшему. Весьма странно любить кровь, в любом её проявление. 

Напротив кафе находился давно мной изученный парк, который с радостью принимал меня день за днем в свои объятия. Холодный ветер напевал мне путь вдоль аллеи, замерзающего пруда и птиц, которые оставляли тени от своих крыльев, в редких проблесках солнечных лучей. 

Остановившись около скамейки, на которой прошла моя первая ночь без дома, аккуратно провела по ней ладонью. Казалось, что ничего не изменилось. Столько времени проходила мимо неё, дабы не вспоминать смерть матери, но теперь стою рядом. Опустившись на прохладные доски, пыталась сдерживать слезы. 

— Как больно, — прошептала, прижав ладони к грудной клетке, словно, это бы помогло заглушить внутренний крик. 

— Вы ранены? — С правой стороны сидел мужчина, приближение которого не было слышно даже мельком. 

— Простите..?

— Вы сказали, что вам больно, — незнакомец смотрел, куда-то вдаль, лица его было невозможно разглядеть. 

— Не физически, — смахнув слезы со щек, сильнее укуталась в собственные руки. — Всем бывает больно изнутри. 

— Это глупо, — с легким смехом прокомментировал мужчина. — Люди постоянно жалуются на любую вещь, событие, которое идет в разрез с их планами либо причиняет небольшой дискомфорт. Будь то смерть, работа, расставание, это тянет вас, никчемных, вниз. Затем вы жалуетесь, что оказались в яме. Но там вы, только по своей вине. 

— Так говорят только те, кто не испытывал настоящей боли, — внутри появилась давно забытая нотка гордости, она вырывалась неосознанно, но вызвала улыбку на устах. 

— В этом плюс не иметь человечность. Не испытывать подобное, — собеседник произнес это так гордо, что на мгновенье дыхание перехватило, а ветер вокруг остановился. 

Вглядываясь в мужской затылок, прислушиваясь к тембру голоса, я испугалась собственных мыслей. 

— Вижу, вы о чем то задумались, — заверил он, наконец-то повернувшись лицом. — Мое имя Самаэль.