Изабель совершенно не могла сосредоточиться на ходе турнира, лишь с замиранием сердца ожидала, когда объявят имя Адриана Мориса, последними усилиями воли заставляя себя не проверять наличие острого клинка у нее под юбками. Он там был, и девушка была полна решимости им воспользоваться. Уверенности ей придавала и Мэри, которая ненавязчиво скрылась среди других зрителей после того как показалась ей на глаза. День выдался прекрасным для северной осени: солнце ослепляло глаза, а ветер был мягким, и Иззи грели душу мысли, что он был южным. Рыцари сражались во имя своих жен и невест, но чаще всего, во имя своей королевы. Иззи вспоминала времена, когда мужчины сражались в ее честь, и детская обида вперемешку с завистью грызли ей сердце. И едва она подумала об этом, король встал с места, изъявив желание принять участие в бою. В голове Изабель вспыхнули воспоминания о вчерашнем письме, и на щеках тут же появился румянец, но на губах играла торжественная улыбка. Король будет драться для нее. Она выиграла в сегодняшней битве. Адриан Морис решился сразиться с королем Эдвардом. Изабель задохнулась, едва не закричав от страха. Сердце бешено заколотилось в груди, а туман в голове мешал думать. Пальцы дрожали, и она сцепила руки в замок, чтобы скрыть это от посторонних глаз, хотя все сейчас смотрели, как их король надевает доспехи, готовясь к бою. Эдвард, взяв в руки свое копье, подошел к трибунам, и по здешним традициям, девушка, в честь которой он будет биться, должна снять с руки атласную ленту и повязать на оружие. — Я хочу посвятить этот бой нашей Южной гостье, чье присутствие вот уже несколько месяцев освещает наш двор, — громкий голос Эдварда заставил толпу замолчать, затаив дыхание. Это было неприлично. Это было неправильно. Он должен был взять ленту своей королевы, так поступали все его предки и так должны поступать его потомки. Десятки взглядов обратились к Изабель, она, бесподобно сыграв удивление, встала со своего места, по-прежнему дрожащими пальцами развязывая ленту на своем запястье. Ноги едва слушались, но она все же подошла к краю трибун и, присев в реверансе, изящно завязала нежно-голубую ленту вокруг массивного оружия. Она обещала дать ему ответ, а потому напоследок взглянула королю в глаза, и он все понял без слов. Улыбка озарила его лицо, и сердце наполнилось радостью, смешанной с приливом сил и желания победить. По толпе прошла волна шепота, но Иззи сделала вид, что не заметила этого, не заметила и пронзительного взгляда королевы, которая пыталась понять истинную природу данного поступка. Уважение или симпатия? Гостеприимство или виной всему их тайная связь? — Южная шлюха, — зло выплюнул отец Адриана Мориса, старый военачальник. Но он еще не знал, что будет дальше. Изабель приготовилась, у нее был один-единственный шанс раз и навсегда в корне изменить сложившуюся ситуацию. Если юный Морис умрет, северяне возненавидят ее еще больше. Если он выживет, они вознесут ее до небес. Важно было не промахнуться. Два превосходных воина и всадника оседлали лошадей, и все замерли в тревожном восторженном ожидании. Иззи не сводила глаз с Адриана, хотя ей безмерно хотелось смотреть на гордую фигуру Эдварда. Молодой человек, крепко сжимая в руке длинное копье, стеганул по лошади, и та незамедлительно рванула вперед. Девушка улавливала каждое прикосновение ветра к нему, почти физически чувствовала, как напряжено все его тело. Расстояние было достаточно большое, чтобы оба всадника, между которыми была преграда в виде высокого деревянного забора, могли разогнаться. Но удара не произошло. Изабель видела, спина Адриана ссутулилась, как он выронил оружие из рук, снимая шлем прямо на ходу, как суматошно хватался за горло и грудь, не имея возможности сделать вдох. А затем он упал с лошади, заставив всех соскочить со свих мест. И все это случилось за несколько секунд. Началась настоящая паника, сквозь шум крови в ушах Изабель слышала чьи-то голоса и вскрики, гогот лошади. Врач прямо там, на земле, велел снять с него доспехи, но он не мог понять, что случилось, рассеянно ощупывая умирающего. Иззи бежала со всех ног, расталкивая людей, не раздумывая приподняв платье почти до колен, чтобы не запутаться в юбках. — Отойдите! — закричала она, падая на колени перед молодым человеком, который уже не видел лиц, нагнувшихся к нему. — Что вы... — но доктор не успел даже договорить, Изабель еще никогда не была такой смелой, руки у нее перестали трястись, а мысли вдруг стали как никогда ясными, хотя она совершенно не слышала людей вокруг. В голове звучал четкий голос отца, когда тот учил ее делать подобное, она достала острый клинок и без колебаний вспорола молодому человеку грудь, оставив тонкий, но достаточно глубокий алый след. Мгновение. Она смотрела на него, замерев, умоляя, чтобы он начал дышать, и в притихшей толпе резко раздался глубокий хриплый вдох. Затем второй. Третий. Он закашлялся воздухом, а девушка выронила из рук окровавленное оружие и отползла назад, позволив мужчинам на носилках унести его в палатку, чтобы оказать дальнейшую помощь. Она очнулась лишь когда Эдвард присел перед ней на корточки и взял девушку за подбородок, заставив смотреть в свои глаза. Изабель почти плакала, была бледна как никогда прежде, ее руки и платье были в крови, которая хлынула из небольшого разреза фонтаном. Сейчас светловолосая не помнила даже своего имени, не осознавала, что спасла человека и не понимала, что добилась желаемого. — Тебе надо уйти из толпы, — ласково произнес король, и тогда она наконец смогла сосредоточиться на его красивом голосе и светящихся добротой и некой гордостью глазах. — Давай, нужно подняться. Он помог ей встать и крепко ухватил за талию, прижимая к себе, потому что ноги ее совсем не держали. Вокруг была такая суматоха, что никто и не заметил этого. Иззи не осознавала, что прошло уже почти полчаса с тех пор, как ее руки омыло горячей кровью, и окончательно пришла в себя лишь когда с ее ладошек и пальцев смыли красные следы. — Выпейте вина, миледи, — в огромном шатре сейчас был доктор, пара слуг, Эдвард, его дядя, Адриан и его отец, а также пара других старых вояк, которым младший Морис был как сын. Изабель сидела на широкой деревянной скамье и робко сделала глоток кисловатого северного вина, которое так не любила, и вернула кубок обратно служанке. — Вы его спасли, — продолжал старый доктор, указав кивком головы на лежавшего Адриана, который что-то прохрипел, вероятно, слова благодарности. — Миледи, не сочтите за бестактность, я понимаю, вы сейчас не здоровы, но как вы это сделали? — Важно то, какой это смелый поступок для юной девушки, — вмешался Ричард, дядя короля. Иззи боялась даже поднять на этого мужчину глаза, ей казалось, что он видит ее насквозь, может читать мысли. Он был похож на волка своей хищной грацией и страшной звериной хваткой. И глаза у него были по-настоящему волчьи: неясного цвета, не то голубого, не то зеленого, но такие ясные, что мурашки шли по коже. — И вы правы, доктор, миледи сейчас не до ваших вопросов.
— Все в порядке, спасибо, — чувствуя, что на нее сейчас направлены взгляды всех людей, которым так важно понравиться, робко ответила Иззи. — Я рада, что все обошлось. Мой отец учил меня неким особенностям врачевания вместе с нашим придворным доктором. Однажды я видела как он так же спас одного солдата, а потом показал, как правильно делать надрез. И когда я увидела, что милорд падает с лошади... Словом я даже не помню произошедшего. Иззи соврала. Она помнила каждое мгновение, как лезвие с трудом вошло под кожу, и как она рвалась под натиском металла, как чужая кровь обожгла руки, и свой бесконечный страх, что она добила юного рыцаря. — А какова природа приступа? — не унимался доктор, но Иззи только пожала плечами, ведь не могла же она признаться, что отец никого не спасал, а приступ вызван какими-то неведомыми манипуляциями Мэри и ее девиц. — Хватит этих допросов, — не выдержал Эдвард, и доктор притих, склонившись перед своим королем. — Миледи, — голос подал старый Морис, заставив девушку вздрогнуть и встрепенуться, снова ощутив, как сердце колотится в районе глотки. — Миледи, я... — он подошел к ней, а затем вдруг упал на колени у ее ног, Изабель испугалась, едва не вскрикнув, она уже успела подумать, что и он собрался умирать, но седоволосый мужчина взял ее руки в свои. — Вы спасли моего единственного сына. Вы смелее многих моих солдат, и я не знаю, чем смогу отблагодарить Вас. — Прошу Вас, не нужно, — ей было неловко и по-прежнему страшно. — Я так виноват перед Вами, мои представления о Вашей семье закрыли мне глаза на правду, я был с вами груб и резок, я позволял себе то, чего порядочный человек позволить не может. А Вы просто ангел. Прошу Вас, простите меня, старого дурака! — Изабель видела в его глазах неумолимую собачью преданность, ей стоило огромных усилий не завизжать от счастья, которое переполняло ее. У нее получилось! Человек, ненавидящий ее больше всех, искренне извиняется перед ней, стоя на коленях. — Я умоляю Вас, милорд, поднимитесь. Я Вас прощаю, ведь все люди ошибаются, даже такие мудрецы, как Вы, — она подарила ему одну из своих самых ласковых улыбок. — Давайте забудем все что было в прошлом и будем смотреть только вперед, — старик почти плакал от переизбытка эмоций, и Иззи поймала себя на мысли, что тоже не отказалась бы поплакать немного, чтобы ее сейчас оставили одну, ведь слишком о многом приходится думать, когда на тебя смотрит так много важных людей. На нее смотрели с восхищением, в котором мелькала доля мужской снисходительности к женщине, которая проявила смелость, но по-прежнему оставалась чем-то маленьким и глупым, нуждающимся в мужской защите. Изабель же природы этих взглядов не понимала, но отчетливо чувствовала на себе один-единственный другой взгляд. Не слыша больше, как ее называют ангелом, не видя, как в глазах военных и придворных умирает их вера в ее порочность и мерзость, как появляется на свет и уважение, нежность и даже зачатки любви, Иззи сосредоточилась лишь на одном взгляде. Ричард прожигал ее насквозь, хотя на лице его не отразилась ни одна эмоция. Он словно читал ее как открытую книгу, все мысли, планы, пробирался в самое сердце и впитывал ее эмоции. Холодный, свинцовый взгляд, тяжесть которого была почти физически ощутима, пугал до дрожи. Во рту мгновенно пересохло, хотя в Ричарде не было ни злости, ни ненависти, он просто смотрел на нее, изучая. Но не как Эдвард в свое время, играя, получая удовольствия, и не как злостные старые дамы, пытаясь найти в ней недостатки. Нет. Он просто смотрел. И это "просто", которое разгадать было невозможно, не давало Изабель покоя. В своих покоях Изабель приняла горячую ванну, а затем легла в постель, закутавшись в одеяло по самый нос. На столе стоял обед, который слуги учтиво доставили в спальню, но Иззи к нему даже не прикоснулась. В голове был такой беспорядок, невозможно было ухватиться ни за одну мысль, в висках неприятно пульсировало от пережитых эмоций. Казалось, будто ее тело не принадлежит ей, просто не слушается, а потому, спрятавшись ото всех под тяжелым одеялом, было спокойнее. Но стоило ей закрыть глаза, чтобы избавить себя от головной боли, а сознание от беспорядочных мыслей, не желавших соединяться в цепочку, сердце пропускало удар, ведь она видела перед собой лицо. Его лицо. Ричарда. Холодный пронизывающий волчий взгляд. Острые скулы. Всегда плотно сжатые губы. Мать Изабель называла его редкостным мерзавцем. Умным, расчетливым, незнающим любви и привязанностей человеком. О нем ходили разные слухи, говорили, что за ним тянется длинный кровавый след, что он вор и безбожник, что он нашептывает королю повысить налоги и продолжать войну, прокрутил все свое наследство, а сейчас зарабатывает деньги, держа публичный дом. И еще много всего. Изабель все думала, что дыма без огня не бывает, но с другой стороны, она, как и все люди, готова была поверить во все что угодно, вспоминая один лишь его тяжелый взгляд. Он имел влияние на короля, и многим была выгодна клевета на него. Нет, это нужно было прекратить. Он ничего ей не сделал, даже пытался защитить перед расспросами доктора, которые ей были так не нужны. Она победила, она спасла Адриана Мориса, слухи разойдутся быстро, о ней заговорят по-другому, а она докажет свою благодетель другими добрыми делами. Северяне ее полюбят. И девушка заснула, пытаясь уговорить себя не думать о холодном взгляде, прожигающем в ее сердце дыру, но его образ все равно завладел сознанием прежде чем она погрузилась во тьму.