Человек, который был дьяконом

Глава XX

XX

К ужину Артур опоздал и обнаружил, что Лизу «отсадили» за отдельный столик, отсоединив от большинства. Он подсел к ней.

— Не разговаривают с Вами?

Та передёрнула худыми плечиками.

— Вот Вы же со мной разговариваете? — ответила она вопросом. — А и-х я ещё и слушать не хочу!

— Может быть, зря Вы тоже — так? Этак ведь все перессоримся.

— Не я первая начала! Пожалуйста, Артур, не нужно…

— А на вечерние молитвы Вы придёте?

— Нет! — Лиза даже испугалась. — Меня ведь ещё выгонят, чего доброго.

— Невозможно и невероятно выгнать человека из храма!

— И всё же нет, благодарю. Много мне чести. Вам-то что? — склонившись к нему и лукаво улыбаясь, она прошептала: — Вы так близко к сердцу принимаете своё дьяконское служение?

— Сказать Вам правду или нет? — задумчиво ответил Артур. — Я не могу здесь переделать всех под себя, оттого считаю меньшим злом переделаться под всех. И, как бы странно ни звучало, считаю, что лучше читать непривычные для меня молитвы, чем остаться без всякой духовной основы вовсе, особенно перед лицом тех сложных задач, которые церковь, пусть и не моя, поставила перед нами всеми.

— Слишком возвышенно для меня... Только не думайте, что собралась Вас отговаривать! Завидую Вам и хотела бы думать так же. Но вот «желудок у котёнка не больше напёрстка». И в мою дурную голову веры помещается ровно с напёрсток. Будь небо ясное, я бы подошла к концу молитв, чтобы с Вами погулять под звёздами. А в такой дождь простудимся… Извините, пойду баиньки!

Придя в храм за две минуты до начала семи, Артур обнаружил в нём одного брата Евгения.

— А где же остальные? — растерялся он.

— Остальные? — откликнулся иудей. — Видите ли, мой дорогой, поскольку Вам объявили бойкот, они, видимо, и не нашли возможной совместную молитву. Я, кстати, при голосовании по Вам воздержался, однако перед лицом общего решения покорствую. Но покорствую, разрешите отметить, лишь за рамками службы! Было бы дикостью мне, монаху, «бойкотировать» Вечернее правило, как Вам кажется?

— Очень верно, брат Евгений, очень верно! Я только поражён, что остальным эта здравая мысль не пришла в голову и что у них, православных людей, не достало ума отбросить эти политические игры хотя бы ради общей молитвы!

— А Вы считаете, здесь много православных? — с улыбкой уточнил монах.

Артур осёкся. Медленно и задумчиво выговорил:

— Уверен только про трёх…

— Вот видите! Давайте уже помолимся, Артур Михайлович…

— Нет, одну минуту! Брат Евгений, считайте, что я хочу Вам сделать признание…

— Виноват, исповедь принять не могу, яко не иеромонах есмь.

— Но признание Вы выслушать можете?

— Неужели снова в вашем, прости Господи, «буддизме»? — спросил монах, склонив голову набок. — Отчего уж тогда сразу не в том, что содержите двенадцать юных наложниц? Смелей, отец дьякон, не ограничивайте себя в своих фантазиях!

— Брат Евгений, кроме шуток! Я… считайте, что испытываю серьёзный кризис веры. Я н-е в-е-р-у-ю в то, во что полагается веровать христианину. Я не могу всерьёз принять идею всеблагого и одновременно всемогущего Бога, «Вседержителя, Творца неба и земли, видима же все и невидима». И я говорю Вам правду сейчас, как Бог свят! При том мне сегодня передали заочное архиерейское благословение эти дни облачаться в стихарь без помощи иерея…

— Поздравляю.

— Ах, да при чём тут «Поздравляю!»? Тут не поздравлять, а плакать нужно! Как одно сочетается с другим? Как мне смотреть в глаза молящимся? Какой я дьякон, если я в уме своём — не-православный?

Монах подошёл к Артуру так близко, как было возможно.

— Из молящихся здесь только я, — сказал он тихо. — И мне Вы можете глядеть в глаза без стеснения. Знаете, почему? Потому что у меня такой же, как и у Вас, кризис веры, отец дьякон. Я, правда, в другую часть Никео-Цареградского символа не верую.

— В какую? — испугался Артур.

— Во Христа, — шепнул монах. — Верней, в Иешуа, сына Мириам, учителя и пророка — пожалуйста. Но в Иешуа как Мессию — не могу. Не вмещает мой ум.

Горели свечи, не шевелясь стояли в храме напротив друг друга два неверующих клирика.

— Что же нам делать? — шепнул дьякон.

— Что делать? — отозвался монах. — Читать Вечернее правило и акафист, конечно. Похороните Ваше неверие глубоко в сердце, мой милый. И никому в нём не признавайтесь: не создавайте соблазна для малых сих. Поступайте как те иереи, что не веруют ни в ад, ни в рай, ни в жизнь вечную, но служение продолжают. Знакомы Вы с такими? Я — знаком. Слышите ли Вы меня? Хорошо ли слышите? Отныне и во века — не создавайте соблазна, — повторил он слова сестры Иулиании. — Идёмте! Я помогу Вам надеть стихарь…