XXI
На чтении Утреннего правила в четверг вновь были одни клирики.
Дождь продолжался, мелкий, дробный. Он упрямо шёл вопреки законам природы: на небе как будто сияло солнце, а дождь всё лил…
Появившись в столовой к завтраку, Артур не сразу сообразил, чтó именно изменилось. Всё как будто по-старому, но чего-то не хватает… Конечно же: электрического света! Обсуждение новой напасти уже шло за «главным» столом:
— Чтó, брат Евгений, э-т-о безобразие каким стихом из Бытия оправдывается? Что там Бог на четвёртый день создал?
— Ну как же, уважаемый мой Олег: светила, и звёзды, и поставил их на тверди небесной.
— Нестыковочка выходит, брат Евгений! Накрылись «светила»-то, накрылись от слова «совсем»!
— Это местная авария, коллеги, не сомневайтесь…
— Вашими бы устами да мёд пить, Сергей Николаевич! Чтó, отсутствие сигнала — тоже, по-Вашему, местная авария?
— Так, похоже, фильма сегодня не будет? — сообразил кто-то. Участники робко заулыбались, переглядываясь: в природе человека заложено избегать работы там, где можно. Сестра Елевферия встала за своим отдельным столиком.
— Фильм — будет, — объявила она бесстрастно. — На экране ноутбука. Аккумулятор заряжен.
Олег усмехнулся:
— Вот так вот, съели? Авария аварией, а работу тут никто не отменял.
— Стилистика тридцатых годов, однако.
— Style stalinien!
— Верно, товарищ Толстой, stalinien. От русской судьбы не уйдёшь, ха-ха!
— И это правильно, между прочим…
Лиза за их отдельным столиком понуро крошила булочку на тарелку.
— Вы… себя хорошо чувствуете? — спросил Артур, приглядевшись к ней.
— Чтó, выгляжу неважно? Ну да, да… Я простудилась, похоже. Нос совсем красный, видите.
— Вам… нужны лекарства, наверное?
— Ерунда, ничего мне не нужно, да и нет здесь ни у кого. На фильм не пойду, лучше заберусь под одеяло и буду спать. Гори оно там всё синим пламенем. Не выгонят же они больного человека на улицу… И на обед не пойду: есть совсем не хочется. Всё равно ведь кто не работает, тот не ест, — слабо улыбнулась она.
Артур осторожно протянул руку и коснулся её лба. Лоб был горячий. Правда, не обжигающе горячий: тридцать семь или тридцать семь с половиной…
От простуды ещё никто не умирал, и всё же он быстро собрался в дорогу, решив дойти до аптеки в ближайшей деревне. Зонта ни у кого не было, оттого он снял с пластмассовых колец шторку от душа из ванной комнаты и накинул её себе на плечи.
Шторка не понадобилась: дождь перестал почти сразу, как он вышел за ворота хутора. Или это был особый, местный дождь? Каких только чудес не бывает на свете…
К воротам под углом к просёлочной дороге шла через лес еле приметная тропка. Артур пошёл по этой тропке и уже через час с небольшим вышел к посёлку сельского типа (дюжина двухэтажных домов, остальные — одноэтажные). Название невзрачного посёлка он не разузнал, зато узнал, что два раза в день «с главной площади» ходит маршрутное такси до станции электрички. В поселковом магазине молодой человек купил дюжину хозяйственных свечей, а в аптечной киоске при нём — всякой лекарственной всячины (капли от насморка, таблетки от боли в горле, растворимые порошки, липового чаю), хотя уверен был только в действии последнего, сам обычно лишь им и спасался. «А ведь то же — с церковной атрибутикой, будто бы нужной для спасения души, — подумалось ему. — Наиболее важное и потребное для личной аскезы всякому даётся бесплатно. Впрочем, а у нас, буддистов, разве иначе? Мы-то ещё христианам фору дадим, торгуя патентованными “духовными снадобьями” для якобы оздоровления ума и прочими будто бы совершенно необходимыми амулетами…»
На обед он опоздал и едва успел перекусить на скорую руку. Нет худа без добра: в пустой столовой ему не пришлось испытывать на себе действие остракизма.
Лиза приняла лекарства с благодарностью:
— Спасибо Вам, спасибо! Теперь обязательно выздоровею. Думаете, отчего человек болеет, особенно молоденькая девушка?
— От недостатка иммунитета? — предположил Артур.
— А недостаток иммунитета из-за чего случается? Из-за жалости к себе просто. Эх, Вы… материалист! Вы, буддисты, все материалисты, наверное.
— Это не совсем так, верней, вопрос зависит от того, что именно понимать под материей…
— Я шучу, а он мне обстоятельно отвечает: вот прекрасно! Мне, кстати, не нравится, что Вы совсем на меня не обижаетесь. Это дурно, в первую очередь с моей стороны, но и с Вашей тоже. А Вы… в самом деле на меня не обижаетесь?
— Если Вы когда-то сумеете меня обидеть, я Вам об этом скажу, не сомневайтесь, — улыбнулся Артур.
— И за это тоже спасибо! — поблагодарила Лиза то ли в шутку, то ли всерьёз. — Вам… обязательно идти сейчас на эту их дурацкую дискуссию?
— Не могу ведь я прятать голову в песок!
— А я так вот очень хочу спрятать в песок свою глупую голову. Завтра мой доклад, и боюсь его ужасно. Несколько мыслей у меня есть, да только кому он вообще нужен, если мы выяснили, что христианка из меня такая же, как из Малевича — Врубель? Оцените степень моего самоуничижения, между прочим…
— Если бы я рассуждал так же, я бы тоже вчера отмолчался.
— Ну, не нужно, не нужно себя ставить в пример: буддисты — больше христиане, чем атеисты, это даже ежу ясно!
— Только Вы — не атеистка, и зря наговариваете на себя.
— Да? А кто же я? Хм… Так Вы думаете, мне стóит завтра выступить? Даже несмотря на бойкот?
— Думаю, стóит.
— Я ещё об этом подумаю… а Вы идите уже, не травите душу! Нечего Вам сидеть с больной девицей! Будь я православной, я бы Вас перекрестила, да только из моих рук это всё ничтожно…
Всё же, уже когда молодой человек вышел за дверь, она высвободила из-под одеяла правую руку и быстро, как бы стыдясь самой себя, сотворила в воздухе крестное знамение.
Выйдя из комнаты, Артур увидел сестру Иулианию, которая стояла в дверях номера напротив и выразительно на него глядела. Осуждающе? Или с завистью?
— Вы хотели мне что-то сказать? — спросил он. Та, развернувшись, скрылась в номере и закрыла за собой дверь.