III
Отец Александр, настоятель Феодоровского собора, жил в Кузнечном переулке, в двух шагах от музея Достоевского, в историческом доме. Впрочем, в центре Петербурга каждый дом — исторический. Дверь приятелям открыла немногословная четырнадцатилетняя поповна, которая лишь пробормотала о том, что они первые, и скрылась в кухне. Григорий, не раз бывавший на квартире протоиерея, уверенно прошёл в «залу»: большую комнату с двумя высокими окнами. Артур поспешил за ним, немного робея. Он, вопреки всему своему любопытству, уже не был уверен, что оказался в правильном месте и в правильное время.
— Так что, коллега: не хочешь ли признаться в твоей страшной тайне? — насмешливо спросил Григорий, закончив изучать бумаги на столе.
— А? — отозвался Артур, опомнившись (он рассматривал большую и древнюю икону в красном углу комнаты). — Признаться… Что же: пора, действительно, признаться, и «коллега» — это ты очень точно сказал. Ты и сам не представляешь, насколько… Но мне нужно от тебя такое же обещание молчать, которое ты мне дал.
— Христианину как-то зазорно клясться, — неуверенно проговорил дьякон. — Не по-евангельски это.
— Разве я прошу тебя о клятве? — возразил его друг. — Мне нужно только твоё слово порядочного человека.
— Если тебе так хочется, то ладно…
— Спасибо!
Достав телефон из кармана джинсов (Артур был в джинсах и простеньком свитере, в отличие от Григория, который по случаю носил пиджачную пару), он запустил на телефоне интернет-обозреватель, впечатал в строку адреса известные ему буквы и протянул приятелю, смущённо улыбаясь:
— Пожалуйста.
— Что это за чертовщина? — пробормотал дьякон.
В окошке обозревателя открылся сайт буддийского центра «Еше Кхорло» («Колесо мудрости»), одного из тех центров, которых в Петербурге, этой колыбели отечественного буддизма, и не сосчитать. Лаконичная информация во вкладке «О нас» сообщала, что духовным руководителем центра является досточтимый лама Лобсанг Мёнлам (один из тибетских лам, бесчисленных, как песок морской), последний раз обрадовавший общину своим визитом в прошлом году, а председателем центра и инструктором медитации — Артур Симонов. И нет, не однофамилец: фотография не позволяла ошибиться.
У Гриши едва руки не затряслись, когда он увидел эту фотографию.
— Что это, что это вообще такое? — пролепетал он, возвращая телефон владельцу (тот между делом удобно, с комфортом уселся в кресле). — Что такое «инструктор медитации», ч-чёрт?! Какое «Колесо мудрости»? Я… слов приличных нет!
— «Инструктор медитации» — это должность, если хочешь, а то и чин, говоря по-православному, — спокойно пояснил Артур, меж тем доставая из другого кармана чётки и наматывая их на левое запястье. — Это человек, который проводит службы в отсутствие ламы, а так как лама отсутствует почти всегда — и то, не может ведь он прилетать к нам каждые выходные! — почти всегда, говорю я, то инструктор медитации служит практически постоянно. Я… — он улыбнулся немного беспомощно. — Я и сам не могу сказать, как это всё случилось. Ещё четыре года назад, я, веришь ли, не думал и не гадал… Но в первую поездку, в которой мне понадобился заграничный паспорт, я встретил своего Учителя, получил от него наставления, благословения, прошёл короткую учёбу при монастыре, и вот — мы оказались там, где оказались. Когда я говорил о том, что мы — не клирики, и у тебя, и у меня были причины этому улыбнуться в уме. Но кто бы мог вообразить себе, что эти причины есть у каждого из нас! — он рассмеялся негромким смехом. — Смешно, правда?