Таежный ангел для бандита

Глава 4

Давид

- Я доверил тебе все, почему, Асхад?! Как ты мог… мы так давно вместе ведем дела…

Громкие голоса заставляют меня проснуться. Я задремал на маленькой кушетке в огромной кухне, прислонившись спиной к шкафу. В гостиной шел разбор полетов, судя по крикам. Калев…

- Ты проиграешь, Калев. Он просто сильней, отдай ему то, что он хочет и забудь. Будь умней в конце концов! – взывал к разуму Асхад, насколько мне известно, человек верный Калеву настолько, что пробыл рядом с ним добрый десяток лет.

- Не тебе решать финансы! Не ты банкуешь с Горняком! – не унимается мужчина, не стесняясь в выражениях.

- Так и не ты! Девок могли у***ь! – Асхад говорит так, будто имел большее отношение к Эрике и Ясе, чем их собственный отец.

- Как запел! Это мой товар, и я решаю, кого куда отправлю! – зло выплевывает Асхаду в лицо. Мгновение, он кивнул в сторону, и одним метким выстрелом с глушителем Асхад отправлен на пол.

Кто-то стоит у самого входа, мне не видно из-за приоткрытой двери. Пока продирал глаза не выдал себя, а сейчас это вообще возможно? Я стал свидетелем очень пикантной сцены, убийства человека! Внезапно слышу тихий всхлип и резко оборачиваюсь. Ясмина… Стоит посреди кухни, замерши, как мотылек. На ее лице отблеск уличного фонаря, огромные глаза полны слез, руки ходят ходуном.

В мгновение прикидываю, как выкрутиться из этой ситуации, и машу ей, указывая под свою банкетку. Нырнула бесшумно, как кошка, я же в свою очередь, вздохнув, позволяю свалиться мешком на пол, чертыхнувшись. Через секунду в кухне зажигается свет, и я прищуриваюсь, чтобы рассмотреть вошедших.

- Что ты тут делаешь? – громыхает Калев в ярости.

- Заснул. Меня накормила Галина, вот и… Сплю херово в хостеле… - оправдываюсь, небрежно почесывая затылок. – Девочка у себя.

- Займись там… - Калев бросает взгляд на человека из охраны, который выходит в гостиную, закрывая за собой дверь.

- Как ты увез мою дочь? – он делает шаг навстречу, разглядывая меня с интересом.

Я выше на голову и шире раза в полтора. Стараюсь делать глупое выражение лица и отвечать односложно. У меня же нет пяти универов за плечами, как у него!

- Молча. – буркаю, как и положено только проснувшемуся, и поднимаюсь во весь рост, выпрямляясь. – На противоположный конец зала я все равно уже опоздал на тот момент, а дети были совсем рядом. – заключаю безапелляционно верное.

- У тебя есть семья, дети? - неожиданно спрашивает Калев, усаживаясь за стол.

Мне приходится занять место напротив него так, чтобы он сидел спиной к злополучной банкетке.

- Мать умерла. Брат в тюрьме под Тверью за наркоту. Наверное, нет. – обреченно киваю. –А девок перед контрактом не заводил, знал, что пустое это.

- Послушай, Давид. Если я предложу тебе очень хорошее жалованье, согласишься охранять мою семью?

- Так я ж вроде и так… - непонимающе.

- Вроде ж пока водила… - передразнивает. - Я предлагаю охрану круглосуточную, постоянную, с полной отдачей. Кроме того, будешь сопровождать меня на крупных приемах. Меня уже тошнит от всей этой подзаконной шушвалятины, людей не осталось, понимаешь? – вкрадчиво спрашивает, явно щупая ниже пояса.

- Мне хоть где, Милад Романович. Идти все равно некуда. Кому я еще нужен, даже паспорт выездной не могу сделать. Брат квартиру профукал, прописки нет.

- Это ты не горюй. Будет тебе много и сразу, только сделай так, чтобы я не оглядывался с опасочкой, а? И девочки мои должны быть в целости и сохранности.

- Постараюсь! – улыбаюсь добродушным идиотом, именно так, как и ждет от меня этот хитрый зверь, росомаха, взъерошенная, несуразная, но когда полоснет своими когтями – уже поздно.

Я учуял это с первых же минут, когда еще слышал хлопки в ладоши за своей спиной. Чую и сейчас, что жажда крови у Калева внутри, и плевать он по сути хотел и на семью, и на все остальное. Мы были похожи как никогда, и наши мысли, желания были окроплены кровью, горем и болью. Невозможно жить в этом мире каждый день и час, и оставаться… человеком. Лишь зверем, на время убравшим клыки и когти. Но в отличие от Калева мне по барабану, как я выгляжу на самом деле. Я не пытаюсь завуалировать благопристойностью или улыбками свою суть, греховную и кошмарную суть убийцы.

И даже запустив в свою душу образ синеглазой малышки, ни моя жизнь, ни душа не смогут измениться.

- Позади усадьбы есть одноэтажный домик. Можешь оставаться на ночь там. Все, что касается инструктажа, камер, расписания – поговорим утром. Можешь идти.

Поднимаюсь и киваю головой, но оборачиваюсь с немым вопросом.

- А там пожрать чего есть?

- Есть. Галина готовит в той кухне отдельно. – легкая снисходительная улыбка.

Отлично. Карта идиота разыграна мною на отличную оценку. Осталась одна единственная проблема – она пахла молоком и сидела с распущенными песочными волосами под банкеткой в темной кухне. Выйдя из особняка, я краем глаза замечаю, что свет в кухне сразу же гаснет. Раз девочка регулярно подслушивает в кухне, то никто не проверяет, спит ли она в своей постели? До нее вообще кому-нибудь есть дело?

Матеря себя за неприличные мысли, я добираюсь до указанного домика охраны, и вытягиваюсь на небольшом диванчике. Сон не идет, одни прикидки в голове да схемы. И самая забавная среди них – девчонка по имени Ясмина. Яська, просто Яська и хватит с нее. Малая еще, совсем ребенок, глупый, доверчивый, с несоизмеримо быстро пролетающим детством. На мгновение мне показалось, что если бы Калев решил выдать замуж ее, спустя время, конечно, я бы вскипел. Она особенная, удивительно нежная, с красивенной шелковой гривой и вовсе не заслуживает участи, быть разменной монетой, средством прироста капитала или поддержания собственной псевдозначимости. Сознание уже рисует, с каким смаком я сломаю руку тому, кто посмеет коснуться ее золотистого шелка.

Салман. Я никогда не был так близок к опасному миру рецидивистов и воров в законе, как сейчас. Определенно, судьба махнула мне шансом, пролезть дальше. Сдюжу ли? Еще ни разу не отступал, потому и права не имею…

Мамка в углу протяжно стонала. Сегодня у нас остался ночевать дядька, которого раньше не было. Он пил с ней самогонку, но глаза пьяными не были. Вообще, его взгляд был таким… лучше не смотреть лишний раз. Хотелось брызнуть святой водой и перекреститься. Он остался на ночь, как и все, кто был до него. На одну ночь, или на неделю – не имело значения. Завтра он точно будет похмеляться, а значит, принесет что-то съестное.

Моя мать – шлюха. Работа у нее такая, и жизнь такая. Она сама об этом говорит перед тем, как отвесить мне обидную затрещину. Мне восемь. Я все время голодный, поэтому жду очередного дядьку, как манну небесную. Пока они тут – есть закуска, и мне перепадает. Конечно, часто орут, скандалят, но для меня, мальчишки, это единственный шанс удержаться в жизни. Брат старше, он живет в городе, но говорит, что я ублюдок, потому и кормить меня не обязательно. Когда-то у мамы был муж, от него она родила Семена, а меня от кого-то другого. Я никогда не спрашивал об этом, понимая в свои восемь, откуда я мог появиться на свет. Вот только зачем…

Часто подслушивал, прячась за хлипким диваном. Каждый из тех, кто бывал у нас в доме, точно знал, как надо и правильно жить. Версии только каждый раз были разные. Тогда-то и закралась в мою голову мысль, что ни один из них ни черта не знает, потому знали бы – не захаживали к такой, как моя мать, и жили бы иначе. Слезы не спасали, я неумолимо взрослел от окружающего нищего ада, выдвигая свои едва жизнеспособные версии «вот вырасту…»

Моим первым человеком, которого я убил, стал такой же завсегдатай нашего притона. Вместо тошнотворных приставаний, он начал избивать маму, и со второго удара, крепкого, словно хотел у***ь, я выбрался из укрытия и ударил его по голове пустой бутылкой. Сколько я мог вложить в этот удар? Если только свои щенячьи слезы. Однако, бил бы сильней – не пришлось бы продолжать. Он оторвался от мамы и схватил меня за шиворот. Одной рукой, весу во мне было не больше чем в соседской дворовой шавке. Не знал, что делать, глядя на него, словно в бездну. Безумную и отрешенную от человечьего, нащупал в кармане финку. Второй раз должен быть последним…

Через день к нам заявилась милиция, и меня отправили в детский дом. Маму посмертно признали убийцей. Она скончалась от кровоизлияния в мозг. Мне сказали все это потом, когда уже нарядили в казенное. Плакал, детское сердце сжималось от мысли и страха, что остался один на всем свете. Через неделю жизни в детдоме понял, что ни черта я не один такой, и стоило здесь оказаться намного раньше. Примитивная, но регулярна еда, возможность гулять в теплых вещах, а через месяц я отправился в школу. Пожалуй, лучшее время в моей жизни, когда обязанности были просты, как у всех детей, и цепляться за жизнь мне почти не приходилось, кроме мелких стычек с другими пацанами.

Я больше никогда не видел брата. Не искал, позволил памяти зарасти мхом и болью. И могилу матери не искал. Зачем? Чтобы помнить? Из всего, что я запомнил, так это голод и глаза того дядьки, похожего на демона. Из всего моего детства он один казался мне настоящим. В его пронзительных углях кипела жизнь. Я тоже хотел жить.

Простейший из инстинктов, он брал надо мной верх даже тогда, когда взрывами разворачивало все вокруг, когда окропленный кровью песок стекал на глаза, а в легких не оставалось воздуха. Зачем? Может, чуть позже я получу ответ на этот извечный вопрос, а пока мне нестерпимо захотелось, чтобы стройная несовершеннолетняя малышка осталась жива.

Я не жалел ни о чем, ни об одной капле пролитой крови. Умирали от моей руки только те, кто отважился померяться со мной силой. Тем поганее становилось на душе от того, что теперь пришло время невинных жертв. Эта маленькая девочка со сказочными синими глазами могла не уцелеть в том водовороте, что начинался вокруг Калева и Салмана. Их взаимосвязь была очевидна, потому Паша, не раздумывая, уложил Асхада, кидаясь из крайности в крайность в своих подозрениях.