Я не могу смириться.

Глава 5.

Ричи прижался губами к её бешено бьющейся жилке на выгнутой длинной шее. Он упирался руками в матрас, нависая над девушкой, и размашисто двигал своими бёдрами. Элевен расчерчивала его влажную от испарины спину короткими ногтями, выстанывая сквозь стиснутые зубы.

Это был их… пятый раз за последний месяц? Не то чтобы Ричард считал… Нет, блять, вообще-то он считал! Считал, сколько грёбаных раз за эти жалкие тридцать дней он находился с его соулмейтом в пределах досягаемости!

— Ри…чи… — часто задышала она ему в ухо, крепче притягивая к себе руками и ногами, буквально вжимая его в себя. — Ри…ри…чи! — Девушка неожиданно застонала настолько громко, что сама испугалась этого звука, а вот для Уилера это было почти благословением. Он почувствовал, как сильно она сжала его изнутри, а потом расслабленно обмякла, раскидываясь на разворошенной в порыве страсти кровати.

Ричард хотел оставить ей засос на шее, прямо поверх вот этой уже поблёкшей метки… Не его метки. А блядского младшего брата! Ведь тот имел полное право оставлять на своей официальной девушке следы хоть по всему её телу, не скрываясь. А ему было запрещено целовать её даже в губы.

Болезненная злость и сдерживаемая страсть переплелись внутри него, смешиваясь в дикий обжигающий коктейль, и его финал был настолько грубым и ярким, что он даже на пару секунд забыл, каково в тот момент было Эл под ним.

А потом осознание накрыло его мощной волной отчаяния и вины.

— О Господи, Эл?.. — испуганно зашептал он, судорожно оглаживая пальцами лицо сморщившейся от боли девушки. — Прости меня, ангел, прости-прости-прости…

— Всё в порядке, не волнуйся, — слабо улыбнулась она, откидывая взмокшие кудри со своего лица.

— Мне так жаль, love…

— Я же сказала — всё в порядке, Ричи, — твёрже повторила она, хмурясь.

— Да, конечно…

Он вышел из девушки, и она сразу стыдливо натянула почти по подбородок нагревшееся покрывало, пряча совершенное девичье тело от его голодного взгляда. Ричард разочаровано хмыкнул, откидываясь на высокую спинку своей кровати и хватая с прикроватной тумбочки начатую пачку сигарет и подаренную друзьями зажигалку. Прикурив, он поправил сползшие на кончик носа массивные очки и уставился в давно не крашенный потолок. Возможно, стоит сделать ремонт. Не ради себя, конечно, а хотя бы ради комфорта Элевен.

Ха! Комфорт Элевен… Её комфортом официально занимается его младший близнец, до сих пор живущий у родителей и смиренно дожидающийся, пока Эл закончит последний класс, чтобы вместе с ней навсегда уехать из проклятого Хоукинса. Карен хвасталась перед ним на прошлой неделе, когда он зашёл за кое-какими своими старыми вещами, что Майк собирается через полтора месяца сделать девушке предложение. Романтично, прямо на её девятнадцатый День рождения. Чёртов ублюдок.

Ричи, надолго задержав горький дым в лёгких, тяжело выдохнул в потолок и повернулся в сторону, лицом к молчаливой Эл, сжавшейся под покрывалом и рассматривающей в тусклом свете своё изящное маленькое запястье.

На смуглой коже отчётливо проступало имя.

Его имя!

Его, Ричарда Уилера, имя!

Немного грубоватая вязь букв складывалась в небольшое тёмное Richard. Так какого же хрена его соулмейту через полтора месяца будет делать предложение руки и сердца его младший брат?

Этот мелкий придурок до сих пор держался за мамину юбку! А вот Ричи жил в своём собственном доме. Да, пускай и небольшом, да, пускай старом и почти на окраине Хоукинса, но это был его личный дом, который ему подарили родители на восемнадцатилетие. А трусишка Майк отказался, попросив отложить деньги на переезд в Чикаго.

Ричи чертыхнулся, снова делая очередную глубокую затяжку. Наверное, этот мелкий говнюк даже правильно поступил, ведь теперь у него есть возможность увезти Элевен подальше из этой грёбаной жопы мира. Если бы он был поумнее и не попросил эту халупу… Но ведь он просто надеялся, что Эл переедет сюда с ним, и они будут счастливо жить вместе, как маленькая семья. Он и она, его соулмейт.

Элевен провела пальчиком по надписи, закусив нижнюю губу. Потом неловко повела плечами, как будто от холода, и обхватила себя руками, тем самым прикрывая аккуратную обнажённую грудь. Ричард не понимал, чего она до сих пор стесняется — он исследовал всё её тело от кончиков волос до пальцев ног буквально в первые две ночи, которые они провели вместе. Тогда всё казалось ему таким божественным и прекрасным. Жизнь казалась ему, неудачнику Ричарду Уилеру, просто превосходной.

А что сейчас? А сейчас он вынужден смотреть на её тонкие острые лопатки и глотать горький никотин, отсчитывая последние минуты наедине.

На душе скреблись дикие кошки. Хотелось курить и курить, сигарету за сигаретой. И он примерно догадывался, почему именно.

Элевен, прикрывшись стянутым покрывалом, встала с постели и, неловко переступив через его скинутые впопыхах джинсы, побрела в примыкавшую ванную. Ричи провожал её жадным и влюблённым взглядом, развалившись обнажённым поверх скрученных простыней, абсолютно себя не стесняясь. А чего ему? Он сам был не из робких и застенчивых, а уж Эл точно повидала не только его тело, но и тщедушное тело его младшего брата, так что её определённо ничем уже не удивишь.

На улице была ночь, из приоткрытого окна раздавался стрёкот цикад, а прохладный ветерок колыхал подаренные матерью занавески. Третью ночь подряд на небе светила полная луна — именно она слабо освещала его погружённую во тьму комнату. Но даже этого источника света было вполне достаточно, чтобы любоваться на юное тонкое тело кудрявой девушки с чудесной улыбкой и нежной кожей, заразительным смехом и самыми красивыми на свете глазами.

Она быстро прошла через полоску лунного света, на секунду полностью залитая серебристым сиянием — само божество! — и ловко скрылась за дверью ванной комнаты. Он услышал, как щёлкнул изнутри замок — обидно, — и увидел, как из небольшой щели снизу зазмеился тёплый жёлтый свет. Зашумела о дно ванной вода.

Истлевшая сигарета обожгла пальцы, и он сразу откинул её в стоявшую на той же прикроватной тумбочке переполненную пепельницу, глазами невольно цепляясь за витиеватую, хотя и немного кривую надпись на собственном запястье — Jane. Его любовь, его жизнь, его недосягаемая мечта.

Сегодня вечером она сама пришла к нему, первая. Обычно это он неловко приглашал её как будто бы к себе в гости, а на деле утаскивал в спальню и долго ласкал податливое тело. Ни родители, ни Майк, да вообще никто не знал об этом — все оставались в блаженном для них неведении. Наверное, это было правильно, они ведь не хотели создавать Эл репутацию распущенной шлюхи, мечущейся от одного брата-близнеца к другому.

На самом деле, всё было слишком прозаично и до слёз нечестно.

Джейн Хоппер, почти-почти девятнадцатилетняя ученица Старшей школы Хоукинса и приёмная дочь местного шерифа Джима Хоппера, официально была девушкой Майкла Уилера, двадцатилетнего выпускника с отличием и подающего большие надежды физика-ядерщика, поступить на направление которого в Чикагском университете Майк уповал ещё класса с десятого. А ещё она была соулмейтом Ричарда Уилера, двадцатилетнего оболтуса, забросившего обучение и с горем пополам закончившего двенадцатый класс, имеющего проблемы с законом (т.е. и с Хоппером, который крайне не любил старшего мальчишку Уилеров) и с собственной дерьмовой жизнью.

Как так получилось, что его соулмейт была с его братом? Да всё просто — она любила его. Искренне, до беспамятства обожала и боготворила чёртового Майка; она едва не потеряла сознание от счастья, когда тот предложил ей официальные отношения в девятом классе. Проблема с соулмейтом Майкла тоже решалась на раз-два — у него его просто не было. Да, последние полвека это неожиданно стало распространённой практикой, когда у людей перестали появляться имена на запястьях — видимо, человечество стало терять эту мистическую связь. И с каждым годом всё больше и быстрее. И никого это не волновало.

А что до Ричи? Она тоже любила его, но как близкого друга, максимум — брата. И то, что у неё на запястье его имя, её совершенно не беспокоило. В отличие от него самого. Ему казалось настоящим чудом, что именно у него на коже выведено её реальное (данное от рождения матерью) имя, что именно он обязан самой судьбой сопровождать эту уникальную девушку до конца её жизни. Но на деле он получил от неё лишь извиняющийся взгляд, виновато поджатые губы и негромкое «Прости». Тогда он подумал, что его мир перевернулся с ног на голову, а сердце и вовсе остановилось. Как так? Почему? Почему Майк, а не он?

Год Ричи ходил за ними, а точнее, именно за ней, как привязанный. Куда бы девушка ни направлялась, Ричард тут же был здесь, готовый едва ли не дорогу перед ней усыпать цветами, но он прекрасно знал, что Элевен вообще ни капли не падкая на все эти штучки. Наоборот, она бы начала ругаться за то, что он уничтожил прекрасные растения. Она не была гринписовцем, но всё равно весьма заботливо относилась к природе.

Ричи не терял надежды, что однажды она одумается и придёт к нему, обнимет и наконец-то поцелует в губы. Но время шло, а ничего в его жизни не менялось в лучшую сторону. И тогда он сумасбродно решил покончить жизнь самоубийством. Глупо и слишком по-девчачьи, но ему это казалось весьма выдающейся идеей.

Но как будто сама судьба привела Элевен в тот день к нему на порог дома (да, тогда он уже жил отдельно). Она чувствовала огромную вину перед собственным соулмейтом. Она, запинаясь и неловко отводя от него взгляд, попросила не считать её распущенной шалавой и предложила ему своё тело в качестве искупления вины. И всё. Только тело, но не душу и сердце, ведь они всецело принадлежали её Майку.

С одной стороны, это было странно, что его же соулмейт предлагает ему такой странный бартер — она ему своё тело, а он смиряется с её жизненным выбором. Это было почти обидно, как будто ему нужны от неё подачки (хотя её тело — это не совсем подачка, а скорее великодушный жест).

Но с другой стороны, это было всё, что он мог получить от любимой девушки, и он, недолго думая, согласился даже на это. И ещё на несколько поставленных сразу условий. Вроде запрета на поцелуи в губы, запрета на метки (засосы, синяки, царапины) на её теле, запрета на раскрытие их тайны (читай, договорённости). Но самое главное, что ни при каких обстоятельствах об этом не должен был узнать Майк, поэтому их редкие встречи проходили только тогда, когда младший Уилер не мог бы об этом знать.

Сегодня была одна из таких ночей. Майкл уехал в Индианаполис (Карен говорила, что обручальное кольцо тот собирается покупать не в Хоукинсе) и обещал Элевен вернуться уже следующим утром. И пусть та не скучает без него, он быстро.

И что-то подсказывало Ричи, что эта ночь была их последней. Не зря же девушка первая пришла к нему, значит, у неё есть, что ему сказать.

Шум воды в ванне стих, и дверь распахнулась, выпуская распаренную Эл в прохладную комнату. Она, завёрнутая в полотенце Ричарда, с мокрыми волосами и босыми ногами, посмотрела на парня и ойкнула, быстро отворачиваясь.

— Прости, я думала, ты уже одет.

Ричи хмыкнул, натягивая на себя поперёк одну из простыней.

— Можешь оборачиваться, ангел.

Она неловко глянула через плечо, убедившись, что нагое тело Уилера было хоть чем-то прикрыто, и начала подбирать свои вещи с пола, придерживая узел полотенца на груди.

Стояла неловкая тишина. Эл боялась начать разговор, а Ричи боялся услышать свой приговор. Каждый оттягивал неприятный момент до последнего. Но когда девушка всё-таки закончила с вещами и притулилась на самый краешек развороченной постели, Ричард подобрался к ней со спины, обнимая и утыкаясь носом в загривок, пытаясь урвать последние моменты недолгого мнимого счастья.

Она вздрогнула, передёрнув плечом, и сморщила нос от неприятного запаха сигарет. Майк не курил (да даже не пил почти), поэтому она очень тяжело переносила каждую встречу с Ричардом хотя бы в этом плане. Потом вздохнула и, виновато опустив голову, рассматривая его сцепленные у неё на животе большие ладони с длинными пальцами, заговорила:

— Ричи…

— Да, love?

— Нам нужно это прекратить.

Ну вот и оно. А какая-то его часть даже надеялась на то, что она предложит ему официальные отношения, как у настоящих соулмейтов.

Уилер прикрыл глаза, быстро сбросил очки рядом на кровать и снова крепко прижал к себе девушку, зарываясь лицом в пахнущие его же шампунем влажные кудрявые волосы. Она такая хрупкая и тёплая, безумно нежная… И почему всё это богатство его и не его одновременно?

— Мне очень жаль, Ричи, — снова зашептала она, боясь, видимо, передумать и струсить. — Но я больше не могу врать Майку о том, что происходит. Я изменяю ему с тобой, и это нехорошо. Очень не хорошо. Я знаю, ты мой соулмейт и я обязана быть с тобой, но…

— Ты не обязана, ангел. Никто никому ничем не обязан, — горько ответил ей в затылок Ричард, всё сильнее и сильнее стискивая её в объятиях. На глаза навернулись слёзы. Ну почему всё так?

— Пожалуйста, не плачь, — пробормотала она, а у самой голос предательски дрожал. — Я так виновата перед вами обоими.

— Ты ни в чём не виновата, love. Ты сделала свой выбор, и, каким бы он ни был, я всецело уважаю его. Ты заслуживаешь лучшей жизни.

Она вздрогнула и с трудом обернулась в его объятиях — те больше походили на тиски отчаяния. Она обхватила своими прохладными маленькими ладошками его скуластое лицо и заглянула в полные слёз глаза.

— Не говори так, Ричи, — всхлипывая, отвечала она. — Ты один из самых замечательных, преданных и самоотверженных людей, которых я когда-либо встречала в своей жизни. Я уверена, что всё наладится, и ты будешь счастлив с кем-то другим.

Ричард горько усмехнулся. Не говорить же ей, что это невозможно без неё. Иначе завяжется глупый спор, в котором всё равно не будет победителя — они оба страшно упрямые и никогда не откажутся от своей точки зрения.

Он почувствовал, как она огладила большими пальцами его мокрые от слёз щёки и прижалась губами к уголку его губ. Но не к самим губам. Она никогда не подарит ему настоящий поцелуй. Всё тело подарила, а сердце и душу уже не смогла поделить на двоих.

— Прелестной Габриэли последнее «прости», — процитировала слова из школьного курса её любимой литературы Эл и неуверенно улыбнулась.

— Я люблю тебя, — прошептал Ричи. И впервые так — не в порыве страсти, не на пике оргазма, не назло младшему брату, а потому, что это было на тот момент единственное, что он мог сказать ей в ответ.

— Я знаю, Ричи, я знаю… — Она ненадолго обняла его за шею, а потом встала с кровати, начиная одеваться.

Не прикрываясь ничем, не прячась от его взгляда, она надевала сначала нижнее бельё, потом джинсы, футболку и, наконец, любимую толстовку Майка. Она делала это размеренно, не глядя ему в глаза, как будто давала ему возможность посмотреть на неё обнажённой последний раз.

Они не обнимались. Не касались друг друга. Да даже почти не смотрели друг на друга. Как будто одежда его младшего брата-близнеца защищала её от его посягательств и чувств.

На улице уже светало, была вторая половина апреля. Он не вызвался, как обычно, проводить её до дома Хоппера, не стискивал её талию руками, щекотно целуя в ухо и мысленно желая скорейшего наступления их следующей встречи.

Сегодня она неловко обнимала саму себя за плечи, накинув на мокрые волосы капюшон, и по-прежнему виновато заглядывала ему в глаза.

— Ричи?..

— Всё в порядке, love. Береги себя, — прохрипел он сдавленно, потирая пальцами глаза за толстыми линзами.

— И ты себя. Увидимся позже?

— Увидимся позже, ангел.

Она всё так же неуверенно улыбнулась ему и пошла прочь от его дома, вскоре скрываясь за поворотом.

Почему он сейчас так уверен в том, что они больше никогда не встретятся? Какая глупость.

Ричи почесал запястье с чёрной надписью и зашёл обратно в дом, закрывая за собой входную дверь.

Какая…

глупость.

Когда начали объявлять номинантов на лучший драматический ТВ-сериал, Милли сама не заметила, как затаила дыхание. Разговоры и смех за их столом моментально стихли, и все замерли в напряжённом ожидании, глядя на сцену. Тяжесть в её сердце как будто распирала грудную клетку — плохое предчувствие. Она крепко сжала кулаки и закрыла глаза, мысленно повторяя «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста».

— «Рассказ служанки!»

Сердце моментально упало куда-то в желудок. Она открыла слезящиеся глаза и, пару раз моргнув, почувствовала боль. И не только душевную. Её праздничный длинный маникюр слишком сильно впился в нежную мякоть внутренних сторон ладоней. Каст за столом вяло похлопал победителям и отвернулся от сцены, разочаровано глядя в свои тарелки. Она осмотрела их всех.

Сэди, для которой этот «Золотой глобус» был первым, едва сдерживала слёзы. Девочки посмотрели друг на друга и непроизвольно сжали друг другу руки под столом, молчаливо поддерживая и успокаивая. Им нельзя плакать. Иначе весь их потрясающий макияж, над которым так долго бились их стилисты, просто некрасиво растечётся по лицу, а ведь это ещё не конец мероприятия.

Сидевший следом за Синк Ноа расстроенно поджал губы. Он выглядел сегодня просто потрясающе в своём дизайнерском костюме, но лишь тогда, когда открыто и счастливо улыбался на камеру или своему собеседнику. Без улыбки он больше напоминал болезненного и побитого жизнью беднягу Уилла.

Калеб с Гейтеном кривили презрительные усмешки, переглядываясь друг с другом. Когда ещё только объявили победителя в номинации лучшая актриса драматического ТВ-сериала, которой стала Элизабет Мосс, игравшая в «Рассказе служанки», они сразу сказали, пустив панику и волнения за столом:

— Мы не выиграем.

Остальные попросили их не нагонять заранее траур и просто молча верить в лучшее. Собственно, зря они не послушали их. Наверное, осознание собственного проигрыша заранее не так сильно ранит, как отчаянная надежда на победу.

Она пересеклась взглядом с Финном, сидевшим буквально напротив неё. Когда она только пришла за стол, опоздав на час и пропустив каст на красной ковровой дорожке, он галантно пригласил её занять свободное рядом с ним место. Она тогда нервно извинилась и села рядом с Сэди, сразу вступая с той в диалог о нарядах и премии, игнорируя его настойчивый взгляд тёмных глаз.

Сейчас же он ободряюще ей улыбнулся, хотя сам был расстроен не меньше остальных. Он что-то хотел ей сказать, возможно, что-то утешительное, даже рот приоткрыл, но потом как-то стушевался и отвернулся к сцене, хлопая вместе с остальным залом.

Над столом повисла угнетённая атмосфера. Первым тишину решился нарушить Росс. Он попросил всех (а чувствительных ребят особенно) не расстраиваться, потому что это не последняя их номинация. Он сказал ещё много приятных вещей, поблагодарил за феноменальную актёрскую игру и присутствие сегодня здесь, с ними, каждого из детей. Мэтт добавил, что никогда не встречал более дружного и потрясающего подросткового каста, чем у них. Они лучшие на американском телевидении и они сами это знают.

Трогательная речь братьев немного развеяла тоску над ними, вселив надежду и небольшую радость. Сэди слабо улыбнулась, быстро утирая набежавшую слезу пальцем, всё так же взволнованно стискивая руку Милли под столом, а мальчишки похлопали друг друга по плечам, неуверенно усмехаясь.

Браун посмотрела на взволнованного, хотя и выглядящего, как неприступная скала, Харбора и всем сердцем пожелала ему победы. Как раз начали объявлять номинантов, в число которых входил он сам. Пускай хотя бы этот удивительный и харизматичный человек получит то, что он по праву заслуживает.

Но когда и в этой номинации они со свистом пролетели, настроение упало у всех окончательно. Дэвид что-то пошутил, пытаясь разрядить мрачную обстановку, хотя было видно, что его сильно затронуло собственное поражение. Все стали неловко, но уверенно хвалить Харбора, поддерживая его.

«Золотой глобус», как и в прошлом году, проходил ужасно.

Милли заметила, что Финн пристально смотрит на неё, но, когда она перевела на него взгляд, приподнимая бровь, он поджал губы и снова отвернулся к сцене.

***

На афтепати играла громкая музыка и звучал тонкий перезвон бокалов с шампанским. Разговоры, смех, затворы фотоаппаратов, постоянные вспышки и крики. Милли подходила ко всем, здоровалась и, обворожительно улыбаясь, поддерживала короткий обмен любезностями. Время от времени её перехватывали фотографы, делая её снимки либо в одиночку, либо с кем-то из каста, кто стоял рядом. Финна она обходила по большой дуге, не позволяя им пересечься и попасть на одну фотографию.

Были танцы и постоянные переходы туда-сюда по залу, от чего ноги уже болели — неудобные, но красивые серебристые туфли в итоге были сменены на практичные чёрные тапочки. Это было блаженством.

Всё проходило согласно её плану. Но, пока она разговаривала с перехватившим её Дрейком, обсуждая его новую песню и музыку в целом, к ним неожиданно подошёл Вулфард. Он ловко вклинился в их разговор, быстро переключая внимание улыбчивого и добродушного рэпера на себя. Милли замолчала, опустив голову, и раздумывала над тем, что ей делать, — уходить не хотелось, но и стоять здесь было чревато последствиями. Она увидела, как кто-то направил на них телефон, и постаралась скрыться за спиной Дрейка, быстро переговариваясь со стоявшей рядом белокурой женщиной. Она заметила, что разговор Финна и рэпера уже поворачивает на прощальный обмен любезностями, потому что к ним подошёл ещё один человек, а сам Финн то и дело косо посматривает на неё, как будто проверяя её наличие рядом. Ну уж нет, нельзя допустить, чтобы их и дальше видели вместе. Она быстро прощается с Дрейком и уходит в толпу.

Следующий раз, когда она сталкивается с парнем, происходит в тот момент, пока Леви собирает их для совместного сэлфи. Калеба, Гейтена и Сэди в тот момент как раз фотографировали отдельно, так что на фотографии был только Шон, его дочь, цепко обхватившая Милли за шею, Ноа и ещё какая-то девушка, имя которой Браун не знала. Она видела, как неудобно их режиссёру держать телефон вместе со стаканом, так что он немного замешкался, прежде чем начать нажимать на кнопку съёмки. И буквально в последний момент девочка заметила, как за её спиной на экране чёрного iPhone появилась кудрявая голова Финна. Он встал позади неё и дочери Леви, влезая в свободное пространство между ними и задорно улыбаясь на камеру. Что ж, здесь уже от него не сбежишь. Хорошо, что приобнять не додумался.

Вместе с сэлфи на телефоне их несколько раз осветила вспышка ушлого фотографа, стоявшего сбоку.

***

Милли устало вышла из женской уборной, где быстро споласкивала руки и поправляла макияж и причёску. Афтепати проходило пока просто замечательно. И хотя горький осадок от поражения всё ещё болтался на дне сердца, это было всё равно очень веселым времяпрепровождением.

Около дверей, в нише тёмного коридора, привалившись спиной к стене, её ждал Финн. Развязанный и скомканный атласный галстук торчал из кармана брюк, белая рубашка была выпущена из-за пояса, волосы были слегка влажными и растрёпанными от танцев. Браун не могла не согласиться, что выглядел он привлекательно. Но и только.

Парень, заметив, что она покинула уборную, выпрямился и поравнялся с ней, неловко почёсывая вихрастый затылок.

— Эм… Милли, мы можем поговорить?

Девочка быстро огляделась по сторонам, всем сердцем надеясь, что поблизости не заплутал какой шальной фотограф, который с удовольствием сделал бы провокационную фотографию двух известных подростков, роман между которыми приписывали и фанаты, и некоторые журналисты, стоявших один на один в тёмном коридоре. Но нет. Видимо, все искали сенсацию в зале среди подвыпивших звёздных гостей.

— Да, только быстро. Ты что-то хотел?

— Ты как? — взволнованно и неуверенно спросил он, по-прежнему зарываясь пальцами в чёрные кудри.

— О чём ты? — Нахмурилась Милли.

— Ну, наш второй проигрыш на Глобусе, поражение Дэвида…

— О, это, разумеется, очень меня огорчает, но сейчас я уже более-менее в порядке. Что-то ещё?

— Да… Ты опоздала на дорожку, — промямлил Финн. — Я… Мы волновались, когда тебя долго не было.

— Это очень мило с вашей стороны. Но так, к сожалению, получилось. — Пожала плечами девочка. — Я бы хотела сфотографироваться со всеми вами там, но…

— Но ты избегаешь меня, — уверенно закончил за неё Вулфард.

— Что? — испуганно переспросила она.

— Ты избегаешь меня. Не хочешь даже стоять рядом, когда вокруг есть посторонние, которые могли бы нас сфотографировать. Ты боишься, что снова пойдут слухи?

— Нет, Финн, — отчеканила Милли, порывисто вскидывая голову вверх и глядя сильно подросшему за это время парню прямо в его виноватые глаза. — Они не пойдут. Они уже, чёрт возьми, идут. Каждый день я открываю i********: или Twitter и вижу наши неумело сфотошопленные фотографии, каждый раз получаю на прямых трансляциях тонну вопросов о наших якобы отношениях, каждый раз слышу о том, какая я зазвездившаяся стерва, раз не поздравила тебя с Днём рождения постом на профиле. Я устала, Финн, понимаешь? Все эти фанаты и их выдумки. Это очень сильно на меня давит.

Вулфард выглядел неприятно поражённым. Он широко распахнул глаза и приоткрыл рот, ошарашенно глядя на Браун. Потом он судорожно облизал высохшие от волнения губы и спросил:

— Разве нельзя просто не обращать на это внимания? Игнорировать или…

— Я пыталась, Финн, пыталась, честно. Это не помогает.

— Я… Ты…

— Это не совсем моё решение, чтобы игнорировать тебя. Мне предложил эту идею Джейкоб. Знаешь, люди сейчас падки на лайки и сердечки в комментариях, так что мы постоянно показательно обмениваемся ими или где-то появляемся вместе, чтобы отбить волну фанатов филли.

— Ты встречаешься с ним? — спросил парень, расстроенно рассматривая её прекрасное, но уставшее лицо.

Милли поджала губы и на пару секунд замешкалась с ответом.

— Как знать, — наконец-то сказала она. — Если это всё, то нам стоит вернуться на вечеринку, пока нас не потеряли.

Она обогнула его и уже начала отдаляться, как почувствовала, что её схватили за запястье, удерживая.

— Милли, подожди, — тихо попросил позади неё Вулфард.

Девочка развернулась к нему лицом, неуверенно глядя на их соединённые руки. Сердце испуганно трепетало — лишь бы никто не увидел, лишь бы никто не увидел, лишь бы никто не увидел.

— Мы можем быть хотя бы друзьями? — спросил он. — Просто друзьями, как раньше…

— Мы никогда не были друзьями, — вздохнув, горько начала Браун. — У нас никогда не было дружбы, как, ну, знаешь, как у меня и Ноа, как у Калеба и Гейтена, как у тебя и Сэди. С самого начала мы позиционировались, как любовная парочка. Первый сезон лишь подстегнул всё это волнение. Ты был в меня влюблён, я знаю, я замечала твои взгляды и касания. Потом в тебя была влюблена я. Да, Финн, была, представь себе. Сейчас… я не знаю, что между нами происходит сейчас. Это слишком трудно.

— Милли?.. — одними губами прошептал парень, подходя к ней ближе и наклоняясь к её лицу, обдавая его тёплым дыханием с лёгким ароматом дорогого шампанского, которое он выпил до этого.

Она коснулась кончиками пальцев его щеки, погладив её, а потом коротко прижалась губами к тыльной стороне своей ладони, которой она прикрыла его губы. Бесконтактный поцелуй.

— Прости, Финн. Но пока я не готова к этому. Я хочу, чтобы вся эта шумиха утихла и не давила на нас с тобой, вынуждая делать то, чего от нас так ждут. Давай подождём и посмотрим, изменится ли что-нибудь. Проверим, действительно ли между нами что-то есть или это отголоски наших экранных героев.

Он, горько усмехнувшись, кивнул ей и отпустил запястье, напоследок мимолётно огладив нежную кожу большим пальцем.

— Наверное, ты права. Давай подождём.

Браун неуверенно улыбнулась ему и ушла, возвращаясь к остальному танцующему и душевно отдыхающему касту. Финн проводил её нечитаемым взглядом, запихнул руки в карманы брюк и, тряхнув головой со спутанными волосами, тоже медленно направился обратно в зал.

Проиграл он сегодня или выиграл?

Проиграл, не признавшись Милли в своих чувствах и собственноручно отпустив её к Джейкобу?

Или выиграл, отложив возможно разочарующие его в будущем отношения с Милли в долгий ящик?

Как знать.