Ангел - хранитель

Глава 12. Многообещающие возможности

Всю ночь я составлял планы на завтрашний день. Не прошло и часа с тех пор, как Татьяна заснула, как она отпустила мою руку, перевернулась на другой бок и буркнула что-то нечленораздельное. Понятно, она воюет во сне и с глазу на глаз с мифологическим существом вроде меня – в жизни она отходит от конфликтов в сторону. То, что она отнесла меня к числу исключительных ситуаций, доставило мне ни с чем не сравнимое удовольствие: три года я наблюдал за ней, составив себе, в конце концов, некий образ – и вдруг глазам моим открылся совершенно другой человек. Он словно прятался прежде где-то в глубине, не находя себе места в окружающем мире, а сейчас выглянул наружу и принялся отчаянно соображать, то ли назад нырять, то ли все-таки отвоевывать себе место под солнцем.

Под утро я расцепил руки, сложенные на груди, и вытянул их перед собой. Что за странное желание – потянуться. Скорее всего, сказалась непривычная поза. Я много раз часами просиживал на одном и том же месте: и в спальне в кресле, и на кухне на полу, обхватив руками колени – и никогда у меня и мысли не возникало, что вот, мол, неудобно. А сейчас на этой кровати, откинувшись спиной на подушку и вытянув ноги… Как-то слишком … комфортно. Захотелось еще раз потянуться, напрягая по очереди мускулы на руках и ногах. Приятно. Приятно размять мышцы просто так – не потому что нужно изогнуться, поднырнуть под руку несущегося на тебя человека, увернуться с его пути. Просто так.

И тут мне вспомнилась пара случаев, когда Татьяна – по какой-то необъяснимой причине – устраивалась в гостиной в кресле, чтобы посмотреть телевизор. Мне тогда не оставалось ничего другого, кроме как расположиться на диване – в уголочке, с ногами, сложившись в компактный комок и положив голову на спинку. Между прочим, очень даже удобно было. Я и тогда, конечно, особенно не расслаблялся; в любой ведь момент могла возникнуть надобность кубарем скатиться с этого дивана и вжаться в какой-нибудь угол.

А что если сейчас попробовать устроиться на кровати так, как люди на ней отдыхают? Татьяна вон всегда прямо постанывает от удовольствия, вытягиваясь на ней во весь рост. Хм. Ну-ну, посмотрим. Я осторожно сполз вниз, пока голова не оказалась на подушке, и закинул за нее руки. Мне тут же захотелось вытянуть их еще дальше. Черт, стена мешает! Ну ладно, хоть вверх… Замечательно. Ноги тоже сами потянулись носками вперед. А если их одну на другую закинуть? Интересно. А наоборот? Нет, левая поверх правой – лучше. Стопа левой ноги принялась подергиваться, постукивая по правой. А если ногу в колене согнуть?

Так я экспериментировал с различными частями своего тела, укладывая их в различные положения и стараясь как можно глубже прочувствовать возникающие при этом ощущения. Нет, все-таки человеческое тело – уникальный механизм. Если к нему внимательно прислушиваться, то оно само – и недвусмысленно – подскажет мозгу, как с ним лучше всего обращаться – ко взаимному удовольствию обеих сторон.

Время от времени Татьяна принималась ворочаться, и я замирал на месте, всякий раз пугаясь, что разбудил ее, и выжидая затем долгое время, чтобы она погрузилась в глубокий сон. За окном уже давно рассвело, и даже шум бешеной утренней активности – беспрестанное хлопанье дверей парадных, торопливый топот многочисленных ног, отрывистые возгласы: «Смотри, осторожно!», «Пока»», «Веди себя как следует» и «До вечера!» – затих долгое время назад. Покосившись на Татьяну, я решил испробовать то положение, в котором она спала, мирно посапывая. Я осторожно повернулся на левый бок, подогнул ноги к груди и, сложив руки ладонью к ладони, засунул их под подушку. Да нет, как-то неудобно. Да и не видно ничего вокруг. Медленно – одну за другой – я снова вытянул ноги, приподнялся и, согнув в локте руку, подпер ею голову. О, вот так-то лучше. Поводив вправо-влево глазами, чтобы оценить угол обзора, я случайно бросил взгляд на светящийся циферблат будильника, стоящего на тумбочке рядом с Татьяниной головой. То, что я увидел, дошло до меня не сразу. Я даже головой потряс, пытаясь примирить увиденные цифры со своим ощущением времени. Начало двенадцатого?! Это что, я уже четыре часа йогой занимаюсь? А она что себе думает?

Словно услышав мои мысли, она перевернулась на спину – лицом кверху. И на лице этом было написано такое блаженное довольство, что мне пришлось крепко сжать губы, удерживая внутри просто неприлично рвущийся наружу смех. У нее сложились домиком брови, затрепетали веки, прорезались ямочки на щеках, в уголках губ улыбка наметилась… Похоже, просыпается. Да и давно уж пора!

Вдруг с каким-то утробным звуком она выгнулась дугой, широко зевнула (ого, так и до вывиха челюсти недалеко!) и … опять перевернулась на бок, спиной ко мне. Ну, это, знаете ли, уже слишком! Если проснулась, так вставай! Чего время тянуть, с боку на бок переворачиваться? Вот сколько раз она опаздывала, валяясь вот так в кровати – еще пять минут, еще пять минут… И что бы я ни делал… Хм. Я усмехнулся в предвкушении. Сейчас мне не обязательно что-то делать, я могу просто разбудить ее.

– Ну, ты и соня, – негромко проговорил я – для пробы.

Она снова заурчала и повернулась ко мне лицом. Еще не открывая глаз, но уже расплываясь в улыбке. Это что значит – говори-говори, ты мне не очень мешаешь? Ладно, пора переходить к более веским аргументам.

– Татьяна, вставай, уже почти двенадцать часов. – Я попытался произнести эту фразу строго (в самом деле, полдня ведь уже прошло!), но смех уже просто душил меня.

Через мгновенье она дернулась всем телом и резко распахнула глаза. Посмотрев на меня в упор несколько секунд, она вдруг заморгала, нахмурилась и принялась переводить взгляд – короткими рывками – от моей головы к ногам. Она что, утреннюю инвентаризацию проводит: не отрастил ли я за ночь вместо рук крылья, а вместо ног – ласты? Да еще и смотрит так, словно поверить не может, что во мне ничего не изменилось.

– Ну что, пока ничего в голову не взбрело? – решил я уточнить на всякий случай.

Вот теперь она окончательно проснулась. Удостоверившись, что я сегодняшний полностью совпадаю со мной вчерашним, она нахмурилась и тут же ринулась в бой.

– Что, уже действительно двенадцать часов? – Замечательно. Да с какой стати она так глубоко уверена, что я постоянно вру?

Коротко глянув поверх ее головы на будильник, я сдержанно поправился: – Почти.

– Так что же ты меня раньше не разбудил? – проворчала она, отводя в сторону глаза.

Еще лучше! Как будто я по собственному опыту не знаю, насколько это невозможно. Нет уж, если мне в рабочие дни не удавалось растолкать ее, объединив свои усилия с будильником и ее чувством ответственности, то уж в выходной я впустую надрываться точно не буду.

– Зачем? – спросил я, приняв невинный вид. – В кои-то веки ты смогла выспаться, зачем же мне тебя будить?

Она опять что-то буркнула и, уже почти откинув одеяло, спохватилась: – Выйди, мне одеться нужно.

Выдавив из себя нечто, отдаленно напоминающее согласие, я кубарем скатился с кровати и ринулся на кухню. Меня опять в жаркий пот бросило. Нужно мне было самому выйти, как только она проснулась, а не языком болтать. Вот не одумалась бы она вовремя, начала бы переодеваться, и что? Сбежать я бы не успел и одними закрытыми глазами не обошелся бы. Голову мне, что ли, под подушку засовывать, руками ее сверху прикрывая, чтобы – когда она драться начнет – так хоть не по голове? Фу, ты, Господи, неловко же как!

Не прошло и пятнадцати минут, как она внеслась на всех парах на кухню и ринулась к плите. Кофе готовить, естественно. Прямо рефлекс утренний, честное слово! Что в нем такого? Повернувшись к ней лицом и облокотившись на стол, я закинул ногу за ногу (левая ступня тут же принялась покачиваться) и принялся присматриваться и принюхиваться, наслаждаясь новой позой.

Поставив турку на огонь, она повернулась ко мне: – Ты что на завтрак-то будешь? – спросила она с пытливым прищуром.

Опять! Ну, нельзя об этом вот так, между прочим, говорить! Не было еще случая, чтобы эта деталь нашего существования вызвала у людей хоть что-то, кроме шока. Такой разговор мне нужно издалека начать, логически подвести ее к ответу на этот вопрос и – желательно – тут же найти несколько аналогий с какими-то сторонами человеческой жизни. А пока нам обоим нужно вооружиться терпением. 

– Спасибо, я не голоден.

У нее широко раскрылись глаза. О, черт, по-моему, она начинает о чем-то догадываться! Вопрос только, о чем? Мне даже думать не хотелось о том, что она может себе навоображать – за отсутствием достоверных фактов. Похоже, дальше откладывать этот разговор не стоит. Но все же – не сейчас. 

– Об этом – позже, – быстро добавил я, увидев, что она уже открыла рот.

К счастью для меня, именно в этот момент у нее сбежал кофе. Чертыхаясь вполголоса, она подхватила турку, перелила кофе в чашку и вновь повернулась к столу. Увидев, что я все так же за ней наблюдаю, она вдруг вся ощетинилась. Нет-нет-нет, начинать день с перепалки мы сегодня не будем!

– Ты, кажется, хотела что-то спросить? – быстро проговорил я, вспомнив, с каким жаром она вчера отстаивала свое право первой задавать вопросы. Ох, сейчас она опять в меня с этой едой вцепится!

Она окинула меня удивленно-настороженным взглядом, и вдруг в глазах ее мелькнуло выражение, которое мне очень не понравилось. Чует мое сердце, что я сейчас буду рад, если она спросит меня о еде, а не о чем-нибудь другом.

– Чего ты на меня смотришь? – услышал вдруг я.

Я едва не крякнул. Нет, я никогда не привыкну к ее виражам! Впрочем, лучше получить вопрос мелкий и неожиданный, чем глобальный и ожидаемый с опаской. Сейчас я попробую отвлечь ее. Тем более что для этого мне не придется говорить ничего, кроме правды.

Я объяснил ей, почему мне так нравится наблюдать за ее движениями, но не стал уточнять, что речь идет только о ее перемещениях по дому. Когда Татьяна двигается на улице, это – совершенно другое дело. Там у нее все части тела живут отдельно друг от друга. Голова впереди тела идет, словно она ею невидимые стены прошибает, ноги за ней едва поспевают, подворачиваясь и подпрыгивая, руки во все стороны дергаются. Но вот дома, особенно на кухне, Татьяна и в движении изящна. Два шага в одну сторону, поворот, шаг в другую; вскинула руку, встав на цыпочки, замерла; отступила назад, плавно развернулась… Как будто танцует.

Она слушала меня с абсолютно ошарашенным видом и яростно надраивала плиту. Понятно, она и в этом со мной не согласна – вон демонстрирует, насколько не изящно может двигаться. Ну и пусть демонстрирует – главное, что вопросы каверзные у нее из головы вылетели.

Но, усевшись за стол, она вдруг заявила: – Если ты не голоден, я тоже завтракать не буду.

Это еще что за фокусы? Ей сколько лет? Что за упрямство? Это мне назло, что ли? Может, она для начала выяснит, почему я от еды отказываюсь? 

– Татьяна… – начал я совершенно спокойно, но договорить не успел.

– Не буду, – повторила она, отчеканивая мне в лицо каждый слог.

 Ах, не буду?! Условия мне ставить? Мне? Я вдруг почувствовал, что у меня от ярости в ушах звенит. Ведь знает же, что я должен – любой ценой – охранять ее от всех и вся, даже от нее самой! Так что, теперь мне можно руки выкручивать? У меня появилось подозрение, что без перепалки мы сегодня, пожалуй, обойдемся, а вот без крупного скандала  – вряд ли. У меня прямо руки зачесались встряхнуть ее как следует, чтобы вся дурь из головы вылетела. Я выпрямился, чтобы отодвинуться от нее как можно дальше, и вдруг…