Ангел - хранитель

Глава 12.6

А вот погибшие во время последней жизни – это уже мне ближе. Это – не дай Бог. Потерявшему своего человека ангелу не позавидуешь. Мало того, что ему сто раз объясняться – и устно, и письменно – приходится во всех инстанциях, все детали трагедии вспоминая и описывая, так еще и психологический удар какой! О таком не забудешь – впору переквалифицироваться. Просто страшно становится вновь на землю отправляться – вера в себя подорвана. Вот потому-то мы за любой случай и не беремся. Сначала сложность задачи со своим опытом и умением сопоставляем – психологический портрет человека изучаем, его окружение, опыт прошлых жизней в общих чертах… Хотя не всегда это помогает – вон Татьяна тому ярчайший пример. Знал бы я, сколько в ней всего скрыто было! Фу, ты, прямо потом прошибло от мысли, что я отказаться мог…

Ей, впрочем, и человеческой стороны этого кошмара хватит. Вот живет человек (по второму разу) последнюю жизнь: о своей личности задумывается, об обществе, о своем месте в нем – или вне его, о человечестве в целом….И рядом с каждой такой мыслью – эхо: что-то такое уже раньше мелькало. И сразу: что мелькало? Когда мелькало? В связи с чем? Почему потом забыл? Это какая же психика такое выдержит? Первое объяснение – нас в голове двое. Вот такие случаи только самым опытным из нас доверяют. Такого человека по жизни провести, не дав ему потерять целостность своей личности – высший пилотаж. Далеко не все из ангелов экстра-класса справляются. Им, правда, провал в таких рискованных случаях в вину никто не ставит. Зато все остальные сто раз перестраховаться готовы, чтобы ничего с их человеком не случилось.

Как это – зачем мы с людьми возимся? Я же ей объяснил, что с личностью после смерти происходит! Конечно, мы в этом заинтересованы! Нет, логика у нее действительно какая-то странная! Ведь сама же только что говорила, что нельзя человека лишь по результатам экзамена оценивать. И о пользе рекомендаций упоминала. Вот и присматривается к человеку ангел-хранитель, следит, каким путем он к тому или иному решению приходит, как поступает, если вдруг с пути собьется – прямым, праведным путем люди только в сказках ходят. А потом и характеристику ему дает изнутри ситуации – с тем, чтобы не судить человека только по деяниям его; не только поступок ведь важен, а и то, по каким соображениям он совершен. А то ведь иногда люди добрые дела совершают, словно инвестируя их в будущую райскую жизнь. Вот так и получается объемная картина всей его жизни.

А вот преступники человеческие меня никогда не интересовали. Даже не знаю, почему. Они у меня брезгливость какую-то вызывают. У людей, наверно, такое же отношение к настойчивым алкоголикам. К тем, которые осознают, что каждый запой к смерти их приближает, но все равно пьют, словно удовольствие от саморазрушения испытывают. И ладно бы только свою жизнь разрушали! А семьи, дети? Ангелы-каратели такими, кстати, тоже занимаются. Вот их работе я никогда не завидовал. Мало того, что в моральном болоте такой души копаться приходится, так еще и меру наказания ему выбирать, смягчающие и усугубляющие обстоятельства взвешивать. Вот им-то настоящая невозмутимость требуется. Я бы там через месяц взбесился.

Когда мне трудно ответить на какой-то вопрос, Татьяна в него словно клещами вцепляется. Вот и сейчас: почему я не знаю, как работает карательное ведомство? Да почему я должен об этом знать? Люди ведь тоже – каждый своим делом занимается и понятия не имеет, как хлеб пекут или пылесосы делают. И их это не удивляет. Вон я у нее спросил, как у них дороги в порядке поддерживаются – посмотрела на меня, как на полоумного. Плохо, говорит. А если плохо, что же она не пойдет и не улучшит их работу? Ах, с какой стати! А с какой стати я должен все знать? Энциклопедисты даже на земле давно уже вымерли – от избытка информации, наверное; и у нас тоже знания ценятся скорее по глубине, а не по обширности.

И тут Татьяна, устав, видимо, получать разрозненные обрывки информации, захотела увидеть всю картину целиком. Так прямо и спросила: «Как вы там живете?». Простенький такой вопрос и со вкусом. И как на него отвечать? Вот пусть она такой вопрос любому собрату-человеку из другой страны задаст – я на него посмотрю! Вон пусть хоть и у француза поинтересуется… Нужно будет, кстати, подбросить ей эту идею. Я с удовольствием послушаю, что он ей ответит.  Тут либо коротко высказываться – замечательно, мол, живем! – либо недели для монолога не хватит.

Чтобы выиграть время, я поинтересовался, что она имеет в виду под словом «там». Она помялась и выдавила-таки из себя пресловутый «рай». И у меня отказали тормоза. Нет, я все понимаю. Я понимаю, как прочно въедаются в сознание штампы; я понимаю, что большинство людей пользуется ими отнюдь не в первоначальном смысле – но все же… Как у них столько столетий могли продержаться упования на вечное безделье? Вначале – понятно: верования эти возникли у рабов, для которых и краткосрочный отдых был мечтой несбыточной. Но потом? Они же – вовсе не бездельники! Их ведь на месяц в отпуск отправляют – и к концу его они уже с ума сходят, не знают, куда себя применить. Да хоть на пенсионеров посмотреть! Это же – самая активная часть населения! Их на заслуженный отдых отправляют, а они и пару дней в покое проводить отказываются, чтобы от скуки не помереть. И все равно о рае твердят!

В общем, не ответил я ей на этот вопрос. Не знаю я, как мы живем. Нормально живем, главное – не скучно, и плюсы есть, и минусы. Одних без других не бывает. Вот, правда…, эмоций у нас поменьше. Ни восторга бешеного, ни ярости ослепляющей у нас не встретишь. Мы – сдержанные; и к своей нервной системе относимся трепетно-бережливо – она ведь нам одна на всю вечность выдана. Чаще всего мы – спокойны, с отдельными вкраплениями чувства удовлетворения или разочарования. В этом отношении человеческая жизнь мне больше нравится; вот потому я и возвращаюсь сюда с таким удовольствием. После отдыха, конечно. Нужно же сил набраться, чтобы опять … кипеть.

Что же меня сюда так тянет? Вот об этом мне тоже стоит поразмыслить, когда она уснет. А ей уже определенно спать пора – тем более, что она такие вопросы задавать начала, что ответов до утра хватит. Так я ей и сказал, и даже сам предложил за руку ее подержать – черт с ними, моими праведными решениями, лишь бы она угомонилась. И с чего, спрашивается, она опять разозлилась? Вот почему ей всегда нужно то, о чем у меня и мысли не возникает, а стоит мне самому предложить то же самое: – «Спасибо, не нужно» – и нос в небо.

Ткнув пару раз кулаком в подушку (а подушка-то чем ей не угодила?), она повернулась ко мне спиной и запыхтела. Нет, это просто смешно! Вот ни единого звука не издает, а я голову готов отдать на отсечение, что пыхтит. И чего пыхтеть – я же пообещал, что и на этот вопрос отвечу! Как ребенок, честное слово: хочу конфету и прямо сейчас; а не дали – смертельная обида на всю жизнь. Хорошо еще, что она спит – судя по переменам в настроении, у нее каждое утро новая жизнь начинается. Вот сейчас точно планы мести строит. Придется мне завтра держаться настороже – она может еще что-нибудь, вроде этого чая, придумать. Нет, ну откуда в ней такая изобретательность взялась? Я ведь каждый день от нее сюрпризов жду – как ей удалось бдительность мою до такой степени усыпить?

– Надеюсь, утром меня никакие сюрпризы ждать не будут? – послышалось вдруг с подушки.

Я вздрогнул. Минуточку, я же ничего не внушал – я просто так думал! Похоже, к сюрпризам не я один готовлюсь. Я улыбнулся: – Не будут, не будут. – Ее ничем не удивишь, а вот меня – это большой вопрос. Я задумался. А так ли я против? До сих пор главной неожиданностью оказалась совершенно новая Татьяна, которая с таким интересом приняла факт моего существования. И такой сюрприз не вызывает у меня ни малейшего возражения.    

Я прислушался. Уже не пыхтит – сопит. Опять ежиком прикидывается – вон и волосы почти дыбом встали. И вдруг, не успев даже подумать, я протянул руку и провел ею по Татьяниным волосам. Чтобы иголки пригладить. И тут же замер, ожидая чего угодно. Ах, сюрпризы мне понравились? Ну, сейчас что-то будет: либо в невидимость меня вышвырнет, либо она драться начнет. Вон на подушке уже потренировалась.

Ничего не произошло. Совсем ничего. Татьяна затихла, как будто вообще дышать перестала. Я пристально смотрел себе на ноги – и продолжал их видеть. Я не исчез! Почему? Я же опять до нее дотронулся – и вовсе не обычным движением, словно руку подавая при выходе из транспорта. Я же ее погладил! Еще одна теория потерпела крушение. Я, правда, вовсе не планировал это действие, да и буйство никакое во мне в тот момент не бурлило… Может, в этом дело? Может, меня в невидимость избыток эмоций выбрасывает? М-да. Думать мне еще и думать…

– Ну, все, спи, – тихо сказал я, чтобы вырвать ее из оцепенения.

Спустя мгновенье кое-что все-таки произошло. С подушки опять послышалось сопение, которое тут же сменилось ворчливым: – Между прочим, кровать создана для того, чтобы на ней лежали, а не сиднем сидели. Ночью меня сторожить не обязательно.

А вот это уже из серии вполне ожидаемых явлений. Я негромко рассмеялся. За кем там у нас всегда последнее слово остается?