Власть и любовь

Глава 8

     Разлогов чувствовал, что давно так не волновался. Он шел по липовой аллее,  смотрел на еще зеленые, но уже с желтыми вкраплениями кроны деревьев, вдыхал свежий воздух.  Но при этом ни на секунду не забывал о скором предстоящем  испытании.

     Он сам не совсем понимал,  почему так волнуется? Преподаватель он опытный, не один год тянет этот малоблагодарный воз. Были у него самые разные группы, самые разные студенты, талантливые, не очень талантливые, а то и совсем тупые. По разному  складывалась с ними отношения. Но сейчас его не отпускает предчувствие,  что на этот  раз все произойдёт   как-то по иному, необычно, и что это будет иметь немалые последствия для всей дальнейшей его жизни.

     Он всегда бдительно относился к подобным ощущением,  так как понимал, что они отнюдь не случайны. Не обязательно сбудутся, но если они появляются - это знак судьбы, который предупреждает  о возможных ее переменах. И теперь многое будет зависеть от него  самого,  откликнется  ли он на предзнаменование или постарается его нейтрализовать.

     Впереди показалось здание факультета. Разлогов невольно  замедлил шаг. Ему даже захотелось присесть, как перед дальней дорогой. Что, кстати, в каком-то смысле так оно и было.

     Рядом, словно  по  заказу оказалась скамейка. Он сел и попытался расслабиться, прервать беспокоящий поток мыслей.  Будет лучше, если он попытается очистить от них сознание, сделать его пустым. Тогда ему будет  легче приступать к новому делу.

     С ним поравнялась группа студентов.  И снова среди них он обнаружил ту самую девушку,  которую видел уже,  кажется,  дважды.  Он вдруг ощутил неловкость,  словно его застали за каким-нибудь постыдным занятием. Дождавшись,  когда молодые люди скрылись в дверях,  он  поспешно встал и тоже зашагал  к зданию факультета.

     Он не сразу направился  в аудиторию после звонка. Пару минут стоял неподвижно стоял в ординаторской.   К нему подошел Палий и дружески пожал его локоть. Разлогов благодарно ему улыбнулся.  Тот улыбнулся в ответ и пошел  к выходу. Здесь же находился и Шамрин, но он старательно, даже слишком старательно, делал вид, что не замечает его. Но Разлогову сейчас было совершенно не до теолога.

     Он вошел в аудиторию.  Комната была  не слишком большой,  но,  как и положено, в форме амфитеатра.  Он прошел на кафедру и,  только, взойдя на нее, оглядел помещение.

     В аудитории  сидели  семь студентов,  шесть юношей и одна девушка. Девушка была та самая, с которой они уже  несколько  раз  обменивались взглядами. И сейчас она не спускала с него глаз.

     - Здравствуйте,  друзья!  - произнес он. - Меня зовут Александр Владимирович Разлогов. С вами же я познакомлюсь по мере дальнейших занятий. Все равно сразу не запомню столько новых имен. Хочу сразу вам сказать, в чем я вижу задачу моего преподавания.  Она заключается не в том, чтобы наполнить вас новыми порциями знаний,  я уверен,  что вы  и без меня  проглотили немалое количество порционных блюд. Моя задача в другом, очистить ваши умы от всякой обусловленности, сделать их максимально открытыми к  проникновению в них любой новизны.  Философия, на мой взгляд,  это вовсе не процесс создания очередной  теория  строения мироздания, а  достижение  такого  состояния души, при котором истина приходит к человеку без всяких с его стороны усилий. Потому что подготовлена почва. Потому что он сам становится ее носителем. Если вы усиленно пытаетесь построить какую-то теорию,  тратите на эти цели массу интеллектуальных усилий, это верный признак того, что вы идете не туда. Вернее, вы никуда не идете.

     - Вы отрицаете разум?  - воскликнул один из студентов -  высокий, худой и  красивый  парень  с длинными светлыми волосами. Он напоминал Разлогову анархистов, тот человеческий тип, который давно, как ему казалось, исчез с подмостков истории.

     - Я вообще ничего не отрицаю,  как и ничего не  утверждаю.  То  и другое действие считаю одинаково ошибочными. И это в полной мере относится к разуму. Мы должны научиться правильно им пользоваться. А для этого четко понимать, до каких пределов познания он способен нас довести и где его следует оставить.  Если в своих поисках мы опираемся только на  разум, то рано или поздно неизбежно упремся в тупик.  Нельзя решать с помощью интеллекта те задачи, для которых он не пригоден, которые для него не предназначены.  Но именно этим уже не одно тысячелетие грешит философия. А в итоге множатся до бесконечности теории и концепции, каждый выдумывает свои оригинальные идеи и отстаивает их с пеной у рта. Но человек уже становится не правым тогда, когда начинает самозабвенно доказывать свою правоту.  Будто    правота становится более верной только от того, что он ее горячо защищает. Вспомните, что вся история философии состоит в бесконечных спорах и столкновений оппонентов. Говорят, что в спорах рождается истина. На мой взгляд, в спорах рождаются только темы для новых спорах. И больше ничего.

     - Александр  Владимирович,  но если следовать вашим рассуждениям, то отрицание чей-либо правоты - эта точно такая же теория, как и любая другая, доказывающая чью-то либо правоту. Только вы одним махом отрицаете всех остальных и возвеличиваете самого себя.

     Реплика принадлежа  единственной в группе девушке.  Разлогов посмотрел на нее и заметил, что она с нетерпением ждет ответа.

     - Можно узнать, как вас зовут? - поинтересовался он.

     - Анна Маковеева.

     - Спасибо Анна за вопрос,  вы затронули,  пожалуй, самое уязвимое место в моих умозаключениях.  Признаюсь,  что  сам  корпел  над  этой проблемой не один год, пытаясь  найти выход из логического тупика.  И не могу сказать, что нашел его в полном объеме. Разрешите поделиться с теми выводами, к которым пришел. Видите ли, любая, выраженная словами мысль, не носит абсолютный характер, в ней всегда можно отыскать либо не полноту, либо противоречие.  Таково уж печальное свойство нашей речи.  В этом случае важно не само утверждение,  не его формальный смысл,  а то направление, на которое оно указывает. Идем ли мы как бы во внутрь наших рассуждений, будет ли они порождать бесконечный круговорот мыслей и фраз, либо наоборот, направят нас за пределы этого замкнутого пространства. Если мы с вами умели бы общаться не словами, а, к примеру, образами или еще лучше ощущениями, наверное, стольких недоразумений не возникало бы. Но, увы, нам дано словесное выражение того, что мы понимаем  или пытаемся  понять,  и это ведет к бесчисленному количеству разногласий и недоумений. Многие мыслители до хрипоты спорили друг с другом,  хотя  по  большому счету выражали одно и тоже. Но использование разных слов разводило их по разным углам философских рингов. Беда нашей речи в том, что в ней постоянно теряется смысл. И чтобы его обрести, мы вынуждены произносить еще больше слов, доводя путаницу просто до  невообразимых размеров. А потом долго пытаемся понять,  где мы оказались. Вот собственно что я хотел вам ответить, Анна, - улыбнулся Разлогов.

     - Но то, что вы проповедуете,  не позволит нам выстроить никакой системы. Для этого нужны слова и тот смысл,  что в них заключен, каким бы ущербным он не оказался,  - снова вскочил "анархист",  как мысленно прозвал его  Разлогов.  Не  исключено, что эти двое студентов наиболее активные в группе.

     - А как вас зовут?

     - Владислав Варяник.

     - Согласен, отсюда частично и проистекает  несовершенство  нашей жизни. Жизнь - компромисс между тем как должно быть и тем, как все существует в реальности. Чем больше между ними расстояние, тем хуже все устроено.  А чем хуже обстоят дела, чем дальше они от идеала, тем сильнее желание людей изменить ситуацию, ввести мир в идеализированное состояние. Это стремление к достижению идеала преследует человека, словно гарпии, как непреходящий кошмар.

     - Выходит,   по вашему плохо стремится к идеалу?  - с нескрываемым вызовом спросил "анархист"

     - Стремиться к идеалу плохо, достичь его - прекрасно.

     - Но извините, это просто абсурд, - возмутился Варяник.

     - А мне кажется, Владислав, я понимаю Александра Владимировича, - встала со своего места Анна. - Тот, кто стремится к идеалу, становится зависимым от своего стремления,  а не от идеала. К идеалу нельзя стремиться, он сам однажды придет, когда человек поднимется до его этой вершины.  Или не придет, если не поднимется.

     - Чушь! - фыркнул Варяник.- Ты сама не понимаешь, что городишь.

     Разлогов с волнением посмотрел на девушку. Она выразила его мысль так ясно и доступно, что ему нечего было к ней добавить.

     - Я согласен с Анной. Это именно то, что происходило практически со всеми идеалоискателями. Собственные устремления и предубеждения они принимали за высшее проявление истины. В этом беда и трагедии всех религий. Они  до сих пор считают, что если они без конца говорят о Боге, то приближаются к Нему.  Но Бог вообще не требует от человека никакого поклонения; если Бог - это любовь,  хотя это не совсем так, то не может не  быть  против всего того, что заставляет делать верующего любая конфессия.  Преклонение и ритуал любит власть, а любовь питается созерцанием и молчаливым проникновением. И все внешнее лишь разрушает ее тончайшую ткань. Так получилось,  что люди  чаще  всего путают эти два понятия:  любовь и власть. Под видом любви они стремятся установить над другими свою власть,  свое господство, а чтобы    скрыть свое властолюбие,  проповедуют любовь.  А тем, кто не принимает их власть, они отказывают в способности к любви. Такую они выстроили цепочку, и теперь готовы на все,  дабы она бы не разорвалась.

     - Это неправда! - вдруг раздался чей-то громкий глас!

     Разлогов повернул голову на голос и увидел невысокого и  некрасивого хрупкого юношу.  Его лицо было покрыто красными, неровными пятнами.

     - Как вас зовут?

     - Антон Богородский.

     - В чем по-вашему неправда? - спросил Разлогов.

     - В том, что под видом любви церковь стремится к власти.

     - Достаточно вспомнить даже бегло историю. Да и сегодня ничего не изменилось, - пожал плечами Разлогов.  - Предлагаю, не спешить с выводами, мы еще только в начале нашего совместного пути. О любви и власти мы еще много будем говорить. Я вообще считаю эту тему едва ли не  основной в мировой истории. Если мы поймем,  как тесно переплетаются и как трудно разделяются, подобно сиамским близнецам, эти два понятия, то сумеем многое изменить прежде всего в себе. Но при одном условии, не  надо  бояться рассуждать об этом. Я понимаю, что иногда подобные размышления вызывают неприятные ощущения,  приходиться нажимать на болевые точки. Но без этого, уж извините, обойтись нельзя.

  Разлогов с улыбкой посмотрел в зал.   Взгляд его на мгновение дольше, чем на остальных,  задержался на девушке.

- Это в общем все, что я хотел вам сказать на первый раз. Будем считать, что сегодня у нас было просто знакомство друг с другом. Мы обменялись философскими визитными карточками. Что касается непосредственно курса лекций, то они бдут посвящены теме: «Человек и Бог». Я давно готовился к ней, долго откладывал, не решался по разным причинам публично говорить об этом. И не только потому, что чувствовал себя не до конца готовым, но и потому, что видел, что аудитория не вполне подходила для этих целей. Но сейчас, верю, созрели обе стороны.  Надеюсь, продолжить занятия в прежнем составе. Хотя, разумеется, каждый из вас волен выбирать преподавателя. До свидание.

     Разлогов направился  к  выходу.  Ему  очень хотелось обернуться и посмотреть на реакцию своих слушателей. И особенно девушки. Но он решил, что все же не будет так поступать.