ВОСЕМЬ ДНЕЙ МИЛОСЕРДИЯ

Прыжок

Побыв около мешка час, и отсидев ноги, я встал. Чувства обострились. Мне стало казаться, что в доме раздался шум встречи.

«- Странно, - подумал я, - неужели они впустили еще кого-то?»

Меня так заинтересовало кого, что я ни минуты не сомневаясь в собственных действиях, направился в сторону дома, и через пару минут нащупал деревянный остов избушки. Я стал слушать.

-  Как добрался? – спросил Андрей у вновь прибывшего человека.

-  Без удобств, – ответил знакомый голос, вот только я никак не мог вспомнить, кому он принадлежит.

-  А каких удобств ты ожидал? Уж не первого класса в вездеходе с водителем? – Егор рассмеялся, показывая пришельцу готовность переносить ужас пешего путешествия.

-  О каких удобствах ты говоришь, Егор? Тут ничего нет, тут машин нет, их просто-напросто нечем заправлять. На сотни километров ни одной заправки. – Оправдывал местность Ерш.

-  Да ладно, все ерунда, добрался и хорошо.

Кто же это? Я никак не мог вспомнить, кто же это мог быть. А, не вспомнив, кто это, я не мог понять, что он тут делает.

Решив, что их болтовня все равно не даст мне ничего понять, я отошел от дома, сокрушаясь о своей гордыне, не позволившей мне зайти в дом, когда меня приглашали. Встав невдалеке, я попытался рассмотреть окрестности. Но тщетно, ничего я там не увидел, да и что можно увидеть в кромешной тьме?

Через пять минут мне надоело стоять около дома. Я вернулся к окну послушать, о чем там говорят.

-  Сейчас я расскажу притчу о грешнике и дьяволе, – начал знакомый голос, не идентифицированного знакомого. – Совсем отчаявшись попасть обратно к Богу, дьявол решил действовать через людей. Он подумал, если Богу важны святоши, то дай и я выращу настоявшего, святого, человека, и не по помыслам своим, а по делам. Он стал выбирать такого человека. Найдя самого скверного мерзавца, чьи дела должны были на земле и воздастся, дьявол решил ограждать его от его же мерзости. Зная, что этот человек способен не задумываясь зарезать младенца, украсть у матери, избив её, дьявол создал вокруг подлеца благополучную обстановку, расставляя перед ним золото, подкладывая под него первых красавиц, сделав богатым, без всяких с его стороны усилий, чем лишал возможности этого человека творить мерзость. Даже мясо убирал в дни поста. Так, в святости, в добрых делах человек прожил жизнь и помер. Дьявол привел душу человека к Богу, показывая свою старательность, рассказывая о том, что и он смог спасти душу человеческую для Бога. На что Бог спросил у души мерзавца, что же она хочет: рая, ангельского блаженства или наслаждения божьего? На что душа мерзавца ответила: - господи, при жизни дьявол не давал мне делать то, что я хочу, так отправь ты меня в ад, пусть хоть там я смогу делать всё, что мне заблагорассудиться.

-  Ты что же, про нас рассказывал? – спросил Ерш.

-  Нет, это я не про вас, это я про то, что не по делам воздаётся, а по желаниям. – После этой фразы я узнал этого человека.

Я узнал его!

-  И что мы должны делать? – поинтересовался Андрей.

-  Делайте всё, что задумали. – По звуку отодвигающегося стула, я понял, что новоприбывший человек встал. – Ну, мне пора, – произнес он, и дверь открылась.

Я рванул к двери, чтобы перехватить знакомого, в чьем обществе я собирался добраться обратно к станции. Подойдя к двери, к удивлению, я его не обнаружил - он ушел, исчез, испарился.

За то время, что я шёл от окна, он не мог уйти далеко, он был где-то рядом. Я стал прислушиваться, надеясь услышать шаги или звуки, по которым можно определить его местоположение, но вокруг стояла тишина.

Как же так, где он? Он не мог пройти мимо, он должен быть где-то рядом. Я искал знакомого, но тщетно. После десятиминутного поиска я понял - его здесь нет. Я опять вернулся к окну, ожидая подслушать продолжение разговора, но из дома раздавался громкий храп спящих людей.

Отчаявшись что-либо понять, я вернулся к спальному мешку, посмотрев на часы - половина третьего ночи. «- Ничего, до рассвета как-нибудь продержусь», подумал я, располагаясь рядом со спальным мешком, в котором посапывала Кристина.

Находиться рядом с ней было приятно, тем более я подложил свой рюкзак на землю, на который сел. Я созерцал звездное небо. Оно очистилось от туч, предлагая на обозрение бесчисленное множество звезд, ослепительно блистающих в горах. Это было одно из самых прекрасных времяпровождений за всю мою жизнь. Звезды переливались бусинками бриллиантового ожерелья, то сходясь, то разбегаясь, заставляя воображение составлять из хаотичного построения упорядоченные фигурки. Разумеется, я знал что те, кто до меня смотрел на эту роскошь, уже составили рисунки, дали им названия, приписали магические свойства, но…, но это были их рисунки, их названия, их магия звездного неба. Мне казалось, я способен назвать иначе, увидеть новое сочетание звезд и по-новому объединить их в собственные картины.

Я увидел в небе летящего журавля, в клюве которого сидела жаба, пытаясь выкарабкаться оттуда, разжимая лапами недоростками клюв журавля. Её попытка спастись длилась бесконечно по человеческим понятиям. Ей так и не удастся миновать участи быть проглоченной увиденной мной птицей. Наверно такова её участь - быть поглощенной. И он знал об этом, когда создавал её на радость и вкусность ему - теперь несущему добычу сквозь неограниченное пространство моего воображения, даже не зная о том, что он журавль, парящий среди звезд, с зажатой в клюве жабой, которая тоже не подозревает о своём существовании.

Странно это, подозрительно, но всё равно - я отсюда завтра уеду. И не надо мне звезд с их петухами, козерогами, бриллиантами, журавлем и жабой, обойдусь как-нибудь, ведь жил я раньше, даже не подозревая журавля в подобной пакости по отношению к серебряной жабе, мирно прыгавшей по заболоченным звездным туманностям.

Жаба падшая, низменная тварь из земноводных, та которой всё равно, как пасть, лишь бы не на спину. Та, которой всех дней отписано с полгода, от зимовки до зимовки, да в пасти у журавля. Чем не роман? Разве не достойна она гласа в свою зеленую честь, поверженную черствым клювом журавля - этой пушистой перелетной цапли, с длинным прямолинейным носом-хоботом, то есть закостеневшим хоботом, имеющим несколько приплюснутый вид, если смотреть в профиль, раздвояющимся если он голоден, и совсем сплюснутым если в анфас, а если кирпичом, то и о впуклости можно порассуждать. И вот, это милое существо, приносящее в клюве первенцев, вторичников, прочих последышей, и всё в приплод рода человеческого, берет жабу, тем же клювом и счастливо заглатывает оное трепещущееся тельце в пищевод, по которому тварь зеленая, квакая бредет в сторону желудка, помогая гребущими перепончатыми лапками, где сталкивается с необходимостью быть живьем переваренной…

Жаба, беги, спасайся. Я иду к тебе, я спасу тебя…

…я часть звездного неба, где-то рядом с кентавром и ковшом глупого медведя, держащий пику в руках, так как трефа оказалась без прикупа, и я объявляю священный поход во имя жабьего права на самоопределение вне пищевода журавля. К битве! к бою! крылатый изверг. Пощады не жди, пока не отпустишь из клюва зелёную мученицу, ибо она есть альфа и омега царственного мироздания при молочном пути племени человеческого. Алилуй-ия, да и помилуй тебя твой создатель, от моего возмездия…

…жаба спасается…, в благодарность поедает комариные личинки…, истинное перевоплощение головастика в человека, минуя стадию жабы, это все знают, это доказано, - это эволюция…

…журавль, отдай мне предка, тебе не понять нашей общей тяги к друг другу…, она моя, моя, моя…

-  Эй, ты чего, - трясла Кристина мою руку. – Ты зачем из мешка вылез? Ты что, боишься моих домогательств?

-  Я, э, э, тут вот какое дело, э.

-  Да прекрати ты экать, залазь, не то замерзнешь.

Кристина посмотрела сочувствующим взглядом, и, по-моему, оценила моё благородство, решив, что я встал по нужде, а потом постеснялся залазить обратно в мешок, так как мог её разбудить.

-  Кристина, вы не возражаете, если мы передвинемся чуть в сторону, - попросил я извиняющимся тоном. – А то тут камень, он, видите ли, впивается мне в бок.

-  Конечно могу, - разочарованно, как мне показалось, согласилась Кристина.

Я осторожно передвинул мешок вместе с Кристиной в сторону, подальше от камня-садиста, и поспешил в него забраться, так как очень озяб. Как только я залез в мешок, первый свет посетил нашу гору, а вместе со светом вторгся туман. Густой молочный туман, сквозь который трудно было различить домик, в который я так и не попал.

Я лежал, наслаждаясь ровной поверхностью земли, когда Кристина закинула на меня руку. Она крепко спала, и так нежно сопела, что я боялся пошевелиться, спугнув её сонное сопение. Мне было немного жаль, что наступил рассвет, скрывший туманным светом, блеклое мерцание звездной тьмы. Но одновременно стало радостно, что кончилась ночь кошмаров, наступило утро отбытия обратно на станцию, где в камере хранения лежит чемодан, напичканный компьютерами, записными книжками, двумя фотоаппаратами, и видеокамерой, неразрешенными для вноса в эту затхлую местность. Я стал ждать появления проводника, который обязательно должен придти сейчас, на рассвете, и который обязательно встаёт раньше всех остальных, обладая какой-то сверхъестественной способностью спать меньше чем те, кого он за собой ведет.

О…, этот сморщенный человечек обязательно придёт - из вредности придет - он потому  такой сморщенный, что очень вредный. Я это сразу понял - ещё на станции - там внизу... Для него важно осознание своего превосходства, своего лидерства, своей власти. Этот человек…, он питается моим ничтожеством, моей доверчивостью. Ведь я не знаю куда мы идём, точнее куда он нас ведёт…, а может он ведёт нас в преисподнюю? Может именно там, он раскроет мне моё предназначение, и потом будет глумиться надо мной…, над тем что я прожил жизнь бездарно, так и не поняв, зачем я здесь, что мне надо делать…

…как приятно прикосновение Кристины, как приятно её дыхание. Может остаться здесь, поухаживать за ней? Может она не такая сухая, как кажется? Да и местность мне нравится -  такого звездного неба, как здесь, я нигде не видел. А воздух…, если конечно не в доме…, так и вообще просто райский, так и струиться в легкие, где легкостью и радостью расстается с кислородом, насыщая тело...

-  Вставайте господа, утро уже.

Я открыл глаза, светило солнце, ослепившее меня яркими лучами, а вслед за этим  потревожившее Кристину. Оказывается, мы лежали, крепко обняв друг друга, прижимаясь, почти также как это делают начинающие жить вместе любовники, которым ещё не надоели их тела, и они готовы нежиться, не обращая внимания на условности и ограничения со стороны смотрящих людей, сужая свои сознания до ощущений влюбленных тел.

Осторожно подняв руку Кристины, я выполз из матраса. Передо мной стоял Григорий. На нём был надет пиджак, должно быть из очень плотной ткани, с множеством карманов, в которых было распихано множество каких-то приспособлений.

-  Доброе утро, смотрю, вы отлично подготовились к экспедиции.

-  Разумеется, нет. Да и к чему готовиться? Все равно ничего не снимешь, да и проб не сделаешь. Глупость всё, глупость, да…. Ты как спал…, Вольф, кажется? А? – Григорий…, ну одним словом он и есть то, что я о нём подумал вчерашним вечером.

-  Нормально. А как твои гости?

-  Гости? – удивился Григорий.

-  В твоём домике.

-  В моём домике? У меня никого не было. Может, ты перепутал с соседней избушкой, там постоянно двери хлопали.

Я огляделся, и действительно рядом с домиком, в котором спал Григорий, стояла ещё одна хижина. Наверное, я стоял около неё, когда подслушивал разговор знакомых. Григория излишне было расспрашивать о гостях. Но я клянусь, вчера вечером домика не было!

-  А где проводник? – спросила Кристина.

-  Он куда-то ушёл, сказав, что скоро вернётся. Не важно - рядом открытая кухня. Нам разрешили позавтракать, так что я - туда.

-  Я с тобой, – заявил я, и, оставив Кристину, пошёл к кухне.

Григорий оказался прав, кухня была открытая, точнее это было место с четырьмя вкопанными столбами, с натянутым над ними брезентом. Посреди навеса стоял деревянный стол, вокруг которого расставлены корявые табуретки. В стороне находилась большая печь, вросшая в землю, на которой стоял котелок с кипящей водой.

-  Дивное местечко, – произнес я, чтобы наладить отношения с тощим, хрупким Григорием, и через эту фразу получить ответы, на мучавшие вопросы.

-  Ужасное, – подтвердил Григорий и опять замолк.

Он слишком сосредоточен, я не стал задавать вопросы.

Я решил сесть, чтобы не мешать и направился к табуретке, но как-то неудачно задел её и она упала. Я поднял её, и… к сиденью табурета прибит череп какого-то животного. Череп был гладким, по всей очевидности вываренный. Он скалил костяные скулы, доказывая, что прожил прекрасную жизнь, выполнив взятые на себя, перед человеком, обязательства по сдаче в сожрание собственной плоти. Мне стало интересно, только ли мой табурет снабжен таким украшением или все табуретки имеют под собой такие же красоты. Поставив табурет на ножки, я перевернул второй табурет и увидел огромный череп медведя.

« - Неужели они и медведя сожрали?» - подумал я, ставя табурет на место. Подойти к третьему табурету мне не дала Кристина, севшая на него, ожидая, что её обслужит Григорий.

-  Что на завтрак? – наивно спросила она, думая, что Григорий варит кашу.

-  Вода кипяченая, – нелюбезно ответил он, поворачиваясь к Кристине. – А ты чего ждала? Случайно не английского гостиничного завтрака с тостами, персиковым джемом и воздушным пудингом?

-  Нет, но всё же…

-  Всё же - они не дадут позавтракать, и ты Кристина должна это понимать. Кстати, у тебя с собой есть кофе? – Григорий был не приклонен в своём мнении о данном месте и о людях его населяющих.

 -  Кофе есть, а у тебя что?

-  У меня тушенка.

-  Вольфа спрашивать бесполезно, он вообще не представляет, куда попал. – Улыбнулась мне Кристина, как будто ночью между нами что-то было.

-  Да, меня спрашивать бесполезно, у меня у самого тысяча и один вопрос по данному месту. Я, например, не понимаю, зачем они черепа своих обедов прибили к крышке табурета?

-  Обычай, – отметился Григорий.

-  Зачем? – Я действительно не понимал, зачем прибивать череп убиенной скотины к табурету? А главное, я не понимал, зачем мне все это надо понимать? Я не антрополог, не ученый, я просто хочу хорошо провести время.

-  Это не зачем, а почему. Наверное, они верят в то, что таким образом защищают себя от геморроя, – серьезно заявил Григорий. Он вообще говорил мало, и в большинстве случаев тоном, не допускающим возражений, так что понять шутит он, или говорит серьезно, не удавалось.

-  Да, - подтвердила Кристина. – Геморрой в этой местности инфекционное заболевание, так что берегись.

- Да ну вас, - обиделся я. Неужели так трудно последние часы нашей встречи не издеваться надо мной? – Налей мне кипятка, - попросил я Григория, впрочем, не особенно надеясь на его милость.

Григорий налил воду в почерневшую железную чашку, поставив её передо мной. Чашка была закопченной. Из неё было противно пить, тем более вода была слишком горячей. Кристина, не спрашивая меня, насыпала в чашку кофе. Разговаривать, после таких издевательств, не хотелось, и я уткнулся в чашку, рассматривая, как лопаются пузырьки кофе.

Неожиданно раздался протяжный женский крик. Он исходил, подобно лавине с горы. От этого крика по спине пробежали мурашки. Я вжался в табурет.

- Что это было? – Первой опомнилась Кристина. Я решил отыграться, заявив, что у местной женщины приступ геморроя.

- Это совсем не смешно, – осёк меня Григорий.

- А я не смеюсь, я констатирую факт, – по инерции продолжил я.

- Это кричала не женщина, - Кристина смотрела на меня. – Это вообще кричал не человек.

- Да? Тогда кто, случайно не снежный человек? – Мою иронию было не просто сломить, так как было задето моё самолюбие.

- Это кричало животное. Наш проводник кого-то поймал, так что гарантирую тебе череп в собственность. – Злобно произнёс Григорий, садясь напротив Кристины.

- Почему ты так уверен, что это именно наш проводник? Может это тот парнишка, который расположил тебя в вонючем домике.

- Может и так.

- Тогда это твой череп - дарю, – вернул я ему его издевку.

- Спасибо, обязательно прикреплю его к своему заду.

- Да уж не поленись.

Я понимал, надо исправить ситуацию, помириться с Григорием, но с другой стороны, и ему требовалось моё расположение. Хотя кто знает, может он ревнует меня к Кристине? У  него самого имеются на неё виды? Напрасно он так, мог напрямую всё сказать.

А всё равно, с кем ей быть, со мной или с ним, определять Кристине.

- Так кричать может и мужчина, - неожиданно произнесла она, когда я подумал, что инцидент исчерпан. – И не просто мужчина, а такой, который из себя мнит героя и на людях выглядит хамом. Я где-то читала про таких людей, их называют социальными хищниками. Мне кажется, именно такой и кричал, когда его мошонку кто-то защемил.

- Так значит он теперь не самец, не мужчина, и соответственно имеет право орать, так как ему заблагорассудиться? - мне показалось, что слова Кристины имеют отношение ко мне.

- Оставь Вольф, у тебя уязвлено самолюбие и какое-то гипертрофированное самомнение, всё на себя примиряешь. - Неожиданно вступился Григорий, одновременно давая мне понять, что Кристина говорила вообще, совершенно не желая меня оскорбить.

После такой защиты, Кристина естественно приписала его поведению несколько галочек, чем оставила меня далеко позади опасного конкурента, чем заинтриговала меня. Я посмотрел на неё, оценивая её физиологические достоинства, равно как и то стоило ли ради неё вступать в соперничество с Григорием.

Несколько минут я пристально рассматривал её, и определился: в такую женщину, как Кристина обязательно влюбиться, и вместе с собой втащить её во влюбленное безумие.

Ну что, Григорий, получается, мы вступили на тропу борьбы за женщину?! Похоже, у тебя есть кое-какие превосходства, и даже достижения, не говоря о банке тушенки, зато и я не так прост, как тебе кажется. Да рассудят нас чувства женщины.

-  Вполне вероятно, - рассуждал я, – Кристина, права, я бы не стал утверждать, что кричала именно женщина, но то, что это зов о помощи, в этом я не сомневаюсь. И если в этих местах застрял какой-то хищник рода человеческого, то он заслуживает сочувствия и помощи. А там, в цивилизации, пускай люди решают, достоин он осуждения или нет.

Сделав заявление, я встал и пошел в сторону, откуда донесся крик. Я шел с гордо поднятой головой, показывая всем видом решимость идти на спасение человека. Я был уверен, что мой поступок будет оценен Кристиной, и она наверняка отправит Григория вслед за мной, помогать мне в миссии спасения, и он естественно пойдет, куда он денется? А я по праву первого принявшего решение буду руководить спасением незнакомца. А если это окажется женщина, так Кристина запишет на мой счет столько баллов, что моему визави Григорию продеться сильно попотеть, чтобы восстановить галочное равновесие. Я зашел в заросли колючего кустарника, слыша за собой шаги.

Получилось так, как я задумал и не важно, Григорий сам пошел за мной или его выперла Кристина - он шёл за мной! Я был ведущим - он ведомым.

Не оборачиваясь, я углублялся в чашу, расчищая дорогу руками или попросту наступая на ветви мешающего кустарника, при этом специально выбирал именно такой маршрут, чтобы идти было сложнее.  Я шёл не оборачиваясь, настолько был уверен в том, что Григорий идёт сзади. Мне казалось, я иду в правильном направлении, что подтвердилось наличием поломанных веток.

Так продолжалось минут двадцать, пока я не вышел на полянку, на которой увидел сидящего перед жертвой проводника, перед которым лежал труп свиньи.

-  Пришли. Хорошо. Будете помогать, – произнес проводник, предлагая мне взять свинью за ноги.

Не оборачиваясь, думая, что сзади стоит Григорий, я произнес приказным тоном:

-  Возьми свинью.

Как я ошибался! Сзади стоял юноша из вчерашнего вечера.

-  Ты зачем так бежал? – спросил он. – Я тебя еле-еле нагнал.

Я растерялся, не зная, что ответить. Так ошибиться! А в это время Григорий наверняка смеется вместе с Кристиной над моим глупым походом.

-  Ну что встал, бери свинью, – повторил проводник, и я не понял, к кому он обращается, то ли ко мне, то ли к сыну.

Так или иначе, я подошел к свинье и взял её за задние лапы.

-  Это она так орала? – поинтересовался я.

-  Она родимая. Восемь дней как сбежала, вот только и нагнал её здесь. Теперь будем есть. – Объявил проводник с довольным видом, а я почувствовал настоящий голод, поселившийся в желудке, сжимающем пустоту с соляной кислотой, словно пресс давящий на железку.

Голод оказался верным попутчиком, он гнал сквозь кустарник, заставляя не обращать внимания на мерзкие колючки, раздирающие плоть. Они царапались как ангорские кошки. Я даже забыл спросить проводника, кого он вчера поселил в соседний домик, настолько  был голоден.

…моё окровавленное лицо предстало перед Кристиной отмывающей посуду, с размазанной по ней тушенкой. Моё лицо заинтересовало Кристину и она, бросив тарелки, подошла ко мне.

- Что с тобой? Тебе больно?

Боже, как приятен её интерес ко мне, как очаровательны движения её рук, как жеманно она открыла пузырек с йодом, намочив ватку, и потом как приятно было её прикосновение к кровоточащим ранам. Настоящим мужским ранам, полученным во время охоты, пусть и не моей, пусть не на дичь, а всего-навсего на домашнюю свинью, знающую хозяина. Наплевать, на всё плевать, только бы чувствовать себя победителем над худосочным Григорием, над его мерзкой ухмылкой. Да и не смеялся он надо мной, что ему делать больше нечего? Какой я мнительный…

Закончив смазывать йодом мои ранки, Кристина налила кофе.

Я спросил у проводника, зачем они прибивают черепа к табуреткам.

- Как зачем? Так табуретки крепче держаться, – ответил он, и рассмеялся.

- Ха-ха-ха, как смешно, сплошной юмор, – рассердился я. – Есть другая версия ваших действий.

- И какая? – Казалось, проводник напрягся от мысли, что я раскрыл их тайну.

- Вы, - зло продолжил я. – Вы это делаете, для того чтобы отпугивать бацилл геморроя.

Проводник ещё сильнее рассмеялся, совершенно не обидевшись на мои слова.

- Ты лучше кофе пей, следопыт-помощник.  А за помощь, спасибо. Один бы я часа три тушу тянул. – Проводник совсем примирился с моим присутствием.

- Вы сейчас сможете меня отвести обратно?! – не спросил - приказал я.

- Конечно нет, о чем разговор. Ни я, ни кто другой тебя не поведет обратно. Ты сам способен уйти. Ступай. Тебя никто не держит.

- Нет, позвольте. Я не смогу найти дорогу на станцию…

- А что там искать, иди по дороге и придешь.

- Ну, знаете ли, это не вежливо.

- А мы не строим из себя культурных людей, у нас всё по-простому, при лучине.

- Ну и что? Вы не сможете проводить гостя?

- Нет, не сможем. В контракте написано - мы должны вернуть вас обратно всех вместе, а значит, все и пойдем, а если что не нравится - воля твоя, можешь уходить. – Проводник указал рукой в сторону станции, и занялся разделкой туши.

От вида мяса моё тело скрутило. Оно потребовало остаться здесь, среди варваров. Стать самому варваром. Насладиться вкусом убитого животного. Так или иначе, идти одному не хотелось. Взяв кружку с кофе, я пошел рассматривать окрестности.

Внизу простиралась долина. Там паслись белоснежные стада овец, пожирая прекрасную зелень ненасытными ртами. Вид тронул меня, я расслабился и не заметил как подошла Кристина.

- А ты молодец, не побоялся пойти. Я думала, ты трус, не решишься.

- Как сладок обман, - сказал я, делая ставку на то, что это обман в хорошем смысле слова.

- Да, обман сладок, особенно когда он приятен.

- А я вообще приятный. – Хвалить себя не входит в арсенал моих достоинств, но тут, в этой обстановке, я почувствовал необходимость в похвале.

- Я никак не пойму, как ты оказался в экспедиции?

- Как? Да очень просто. У меня есть знакомый, который советует ездить в самые лучшие места планеты, а тут он поездку подсуропил - бесплатно. Вот я и поехал.

- Странный выбор лучшего места на планете.

- Как я сейчас понимаю, действительно странный. А что у вас за экспедиция?

- Экспедиция, как экспедиция.

- Это я понимаю. Что вы исследуете?

- Людей.

- Людей? Вы антропологи?

- В какой-то мере да. Я психиатр, Григорий невропатолог.

- Ничего себе! Я думал, он сбежавший от жены сантехник эксгибиционист.

- Почему сбежавший? Вовсе не сбежавший. Мы три года назад развелись.

Ух, ничего себе разворот! В какой переплёт я попал?! Оказывается, я спал вместе пусть и с бывшей женой, но всё же…, вдобавок ко всему - в присутствии бывшего мужа.

-  Я…., я…, я должен перед ним извиниться?

- За что?

- За то, что был с тобой…, в одном мешке.

- Поверь, его бы я не пустила.

Ситуация, в которую я попал, еще сильнее меня встревожила, заставив всё переоценить. Получалось, Кристина и Григорий всё знают о том, зачем они здесь, а я где-то между ними…, да что там между ними - где-то между небом и землей, даже не представляя, зачем я здесь нужен.

- Так в чём смысл вашей, то есть уже нашей экспедиции? Он вообще есть или просто собрались трое, и проводят совместно время?

- Вообще-то смысл есть, иначе нас бы не финансировали.

- А какой он?

- Тебе-то, зачем знать? Всё равно не принимаешь участия в исследованиях.

- Так и что? Мне и знать не надо?

- А зачем? Меньше знаешь - крепче спишь. А с твоей мнительностью, тебя лучше держать в неведении.

- Ну и ну, - возмутился я, хотя через секунду подумал - они всё равно исследуют местных жителей, а не меня, так что плевать на их исследования. Буду наслаждаться открывающимися с горы видами.

В какой-то момент эмоции захватили меня, и от их избытка я не сдержался.

– Получается я вроде слепого котенка, которого тащат в мешке, не пойми куда, где утопят, посочувствовав его участи? Я не хочу быть слепым котенком, и потом я не слепой котенок.

-  Да Вольф, ты не слепой котенок. Ты есть ты, а экспедиция - твоя ошибка. Но ничего, ты справишься. Или иди вниз. - И опять Кристина посмотрела на меня особым взглядом, от которого, честно говоря, любой мужчина чувствует себя рыцарем, готовым не раздумывая прыгнуть в омут чувств.