Сыскарь из Тридевятого царства

Встреча с Щукой

По возвращении от Царя Иван не стал долго мудрствовать. Принял его совет и согласился на время занять должность Сыскаря Тридевятого царства. Дядька Черномор тут же отдал в его распоряжение бывшую комнату Емели. Благо она уже три года как пустовала, и никто не хотел её занимать. Хотя если по-честному, то и некому было её занимать. Желающих идти в государевы сыскари не было. Ответственность за злодеяния, которые совершались во всём царстве-государстве, а платили через пень колоду. Пуста была государева казна.

Так что три года в этой комнате никто не убирался, а оттого пыли накопилось в ней немерено. Единственное слюдяное окошко поросло хитроумной паутиной, и лучи света еле-еле пробивались в небольшую комнатку, которая одновременно служила и кабинетом, и гостиницей. Видимо, чтобы бывшему постояльцу в сумраке дела изучать или что-то новое в них заносить, нужно было палить дорогие свечи, что Ивану показалось весьма неразумным.

Под подоконником на сторожевой нити затаился здоровенный паук и недобро косился на вошедшего в комнату Ивана-Дурака. Тот как раз открыл дверь, чтобы полюбопытствовать, с какими такими удобствами в ней ему предстоит службу государеву нести. От дуновения внезапно возникшего сквозняка в комнате поднялся целый столб пыли. Новоиспечённый сыскарь расчихался и никак не мог остановиться. Пока подчинённый чихал, из-за его плеча на весь этот бардак скептически взирал дядька Черномор.

— М-да, прошло три года, как в комнатке сыскаря, можно сказать, не ступала нога человека, — со вздохом произнёс ветеран богатырского движения.

— А вы искать Емелю пробовали? — раз десять чихнув, наконец смог поинтересоваться Иван.

— Как же не искали! Почитай, мои богатыри весь город дозором обошли. Да и не один раз! Вокруг городской стены все рвы осмотрели. Возможных свидетелей опросили, но никто нам толком так и не смог ничего путного поведать про Емелю. Вроде как видели его то там, то сям. Но ни там и ни сям мы его так и не нашли. С концами пропал наш Емеля со своей Справедливостью. Так что нынче опасно её искать.

— Может, Щука знает, куда её хозяин делся?

— А как её, эту Щуку, спросишь, ежели она только самого Емелю и слушала? Раз отважился стать сыскарём государевым — тебе и карты в руки. Открывай дело о пропаже конкретного человека и ищи его. Может, и сумеешь найти его ещё живым. Тогда и меня обрадуешь, и его родителей!

— Было бы неплохо, конечно, найти Емелю в здравии и сохранности, но я думаю, что это будет не единственное моё дело?

— Да, что ты, Иван, конечно, не одно! Погоди немного, я сейчас! — как-то уж больно радостно приказал дядька Черномор своему новому работнику и с хитрым выражением лица быстро куда-то убежал.

Но отсутствовал он недолго. Вскоре по длинному коридору избы послышалась его уверенная поступь. Но уже не бегом, а осторожно так, чуть ли не крадучись шёл начальник. Иван от любопытства выглянул из-за угла. Отчего это начальник царской милиции к нему крадучись возвращается? И увидел идущие на него сапоги, а туловище и голова скрывались за высоченной стопкой бумажных папок. Начальник кряхтел, но упорно тащил гору покрытых пылью дел, которые не успел закончить Емеля.

— Дядька Черномор, дай я тебе помогу! — бросился на помощь Иван.

— Забирай от меня всё это безобразие! Теперь оно всё твоё! — довольным тоном пробасил начальник царской милиции и несколько раз смачно чихнул. Теперь и ему досталась своя порция пыли.

— Что это? — испугался Иван.

Столько исписанных листов бумаги новоиспечённый сыскарь за всё свою жизнь ни разу не видел.

— Как это что? Дела сыскных разработок. Ты же у нас теперь сыскарь, а значит, и все дела бывшего сыскаря теперь твои! На, смотри! Читай-изучай да приступай к раскрытию ранее совершённых преступных деяний злостного элемента. А то у нас последние три года показатель раскрываемости ентих самых преступлений практически нулевой! Новые преступления имеются, а раскрывать их, понимаешь, некому! Слава богу, теперь есть на кого все дела свалить! — на оптимистичной нотке закончил начальник и в прищур посмотрел на новенького. Глаза начальника излучали самое что ни на есть полное чувство удовлетворения.

— Так я же ничего не умею делать! — ужаснулся Иван, наконец сообразив, куда это его угораздило вляпаться.

— Емеля тоже поначалу ничего не умел, но потом стал потихоньку так разбираться. Если бы не пропал, то со временем настоящим государевым сыскарём бы стал! Так что не боись, Иван! Глаза боятся, а голова думку думает, да руки бумагу перебирают. Ведь для сыскаря главное — это что? — с хитрым видом спросил дядька Черномор.

— Что? — забирая у начальника папки, переспросил Иван.

— Дурья твоя башка, не понял ещё! Нужно, чтобы верхний орган твоего тела хорошо кумекал, а не только колпак носить умел. Кстати, в помещении головной убор полагается снимать!

Иван тут же хотел исполнить приказ начальника, но руки уже были заняты огромной стопкой папок. Оттого так и остался стоять, глупо улыбаясь, в ярко-красном колпаке с лихо свисающей пампушкой. А начальник тем временем продолжал научать молодого сотрудника.

— Тренировать верхний орган каждый сотрудник царской милиции должен ежедневно и даже ежечасно! Аки и своё собственное тело! Тогда сам жив останешься и порученное тебе дело сделаешь самым наилучшим образом. Ты по утрам гимнастику для тела делаешь?

— Чего? — не понял Иван.

— Ну, там, упражнения всякие. Там, руками махаешь али тяжести поднимаешь? — с любопытством поинтересовался дядька Черномор.

— А как же, — вспомнив, как с утра у бабки с дедом воду носил да дрова колол, а потом на маленькой кузне тяжёлым молотом махал для пользы дела и собственного удовольствия. Любил Иван кузнечное дело. — И руками махаю, и тяжести таскаю. Только они для меня не такие и тяжёлые.

— Не тяжёлые, говоришь? — спросил начальник и покосился на немалые размеры ручищ своего нового сыскаря, которыми тот с лёгкостью удерживал огромную стопку папок. По всему было видно, что парень-то и в самом деле тяжести никакой не ощущает.

— Ладно, потом с упражнениями для тела и от лихого народа разберёмся! Ты тут обживайся пока.

— А комната? — жалостным голосом спросил Иван. — Её кто убирать будет?

Новоиспечённый сыскарь оглянулся на начальника и по хитрой ухмылке понял, что приводить в порядок отданную в его распоряжение служебную комнату придётся ему самому. Так Иван и застыл на пороге своего нового захламлённого, три года не знавшего уборки кабинета с целой горой пыльных папок сыскных дел на руках. Кот-Баюн не стал ждать, пока его хозяин пройдёт в комнату, и с наглой рожей протиснулся у него между ног. Недобро покосился на паука, занявшего оборонительную позицию под широким подоконником. Ментальная дуэль взглядами между старым жильцом и новым продлилась недолго. Несмотря на немалые размеры, паук ретировался в своё логово, которое располагалось в щели между оконной рамой и стеной.

— Так-то оно лучше будет, а то шастают тут всякие многолапые, а потом особо важные документы из дела пропадают, — проворчал Кот-Баюн и с хозяйским выражением на мордашке остановился посреди комнаты. Оценивающе оглядел обстановку. Потом посмотрел на светящиеся в щели глазки паука. — Ты бы, многолапый, хотя бы за порядком в комнате следил, коли занял её на халяву! Да-а, видно, что нет на тебя начальства, но это дело поправимое. Считай, что твое начальство в моём лице пожаловало к тебе собственной мордой. И паутину теперь будешь плести там, где я тебе разрешу! Понял? — цыкнул на старого жильца Кот-Баюн. — Да, чуть не забыл! Мух чтобы я здесь не видел! Терпеть их ненавижу органически! Ты это сразу усвой для собственной же пользы! Всё ясно?!

Паук лишь тихонько проворчал что-то в ответ, а Кот-Баюн удовлетворённо промурлыкал. Домашние звери друг друга поняли. Дядька Черномор посмотрел на них, почесал затылок и произнёс:

— Ладно, Иван, как устроишься, потом зайди ко мне! Мои хоромы как раз напротив твоих будут. И, кстати, по любым важным вопросам, в любое время дня и ночи — милости прошу!

Начальство ушло к себе, в свои хоромы, а Иван остался один на один со своей поросшей толстенным слоем пыли служебной комнаткой. Гора папок с делами всё ещё оставалась в его руках. Новый сыскарь закрутился на месте, не зная, куда бы её на время пристроить.

— Да брось ты их на пол! — пренебрежительно-наставительным тоном промурлыкал Кот-Баюн. — Чего ты с этими бумажками как с малым дитём вошкаешься? Кому они, кроме тебя, теперь нужны? Видел, с какой радостью их тебе твой начальник отдал! Лучше пойдём у дежурного богатыря спросим, где у них здесь щётки и тряпки! А то и полежать здесь негде, чтобы шерсть свою ненароком не испачкать! Кстати, мог бы и спросить у начальника насчёт Печи. Неплохо было бы её разместить в нашей комнате. Тогда сыскные дела можно было бы лёжа и в тепле делать! Не жизнь, а малина у нас с тобой была бы!

— Без твоих подсказок, желтоглазый, обойдусь! — проворчал Иван. — Видел во дворе навес для транспортных средств? Там стоят служебные телеги и лошади, ну и мы свою Печь там же пристроим.

Кот только скептически фыркнул. Мол, сравнил Печь с какой-то там телегой или лошадью! А Иван проигнорировал мнение мохнатого друга и сложил высокую горку папок на полу у стенки. Потом вспомнил, что видел закуток дежурного богатыря у самого входа в избу управления царской милиции. И, недолго думая, направился именно туда. Веник, тряпка, деревянное ведро оказались в закутке дежурного помещения, а вода — в колодце во дворе.

— Подожди меня здесь! — приказал коту Иван и направился за водой, но тут же остановился и крикнул желтоглазому. — Хотя нет! Отнеси пока тряпку в нашу комнату. Да можешь помаленьку уборку там начинать, пока я за водой хожу!

— Не кошачье это дело — с водой возиться да мокрыми тряпками грязь убирать! — проворчал Баюн, но тем не менее забрал ведро и тряпки да направился в кабинет новоиспечённого сыскаря.

Колодец оказался в дальнем закутке двора, у самого забора. Иван открыл крышку и заглянул вовнутрь. Глубокий оказался колодец. Воды даже не было видно, но из жуткой темноты веяло холодом и сыростью. Закинул в темень ведро. Накрученная на деревянный барабан толстая железная цепь с грохотом стала разматываться вслед за летящим в бездну деревянным ведром. Наконец где-то там, далеко внизу, раздались глухой удар и всплеск. Это днище ведра стукнулось о воду. Иван заглянул в колодец, но там было так же темно. Не видно ни воды, ни ведра. Покрутил ворот. Цепь натянулась струной. Значит, ведро уже полное. Можно крутить ручку барабана и вытаскивать ведро из колодца. Что Иван и сделал. Один оборот рукояти, пятый, десятый, а может, уже и двадцатый или тридцатый. Наконец из колодца показался край ведра. Иван ловко схватил за дужку и вытянул на свет божий. Хотел перелить воду из колодезного ведра в ведро для мытья пола, но тут заметил, что за ним из колодезного ведра внимательно наблюдает Щука. Огромная пасть с острыми, как шилья, зубами приоткрыта. Жабры так и ходят. Иван от неожиданности чуть ли не выпустил из рук ведро с зеленоватой от старости Щукой обратно в колодец.

— Осторожнее, криворукий! — недовольно прошамкала хищница. — Кого только не набирают ноне в сыскари! Вот, помню раньше, во времена моей молодости, были сыскари так сыскари! Только глянут на проходимца какого-либо пронзительным взглядом, и тот тут же от страха всё им обстоятельно, как на духу, и доложит. Что украл, откуда и кто подельники. А сейчас что? Тебя-то кто бояться будет?! Тьфу, срамота одна, а не сыскарь! Да и руки чёрте знает откуда растут!

Иван уже очухался от неожиданного появления Щуки. Он даже понял, чья именно это Щука. Поэтому вложил в свой голос максимум вежливости:

— Извините, уважаемая Щука, но вы так неожиданно передо мной появились!

— Смотрите, какие мы нежные! — продолжала ворчать чудом уместившаяся в ведре огромная Щука, но в её голосе явно зазвучали тёплые нотки. — А знаешь, я даже как-то соскучилась по людям! Вот когда ко мне хаживал Емеля, а хаживал он ко мне весьма частенько, для того чтобы получить дельный совет али помощь какую, то мне было значительно веселее…

Щука на время умолкла. Видно, ударилась в радужные воспоминания о былой боевой молодости. Иван деликатно молчал. Решил не мешать ей, но надолго его выдержки не хватило, и он осторожно спросил:

— А где Емеля, вы, часом, не знаете?

— А чего тут знать-то? Знаю, конечно! В подземной темнице он у вашего Мэра-Кащея. Глубоко-глубоко под землёй томится мой сердечный друг! Вот уже целых три года как этот старый пень его заточил в подвалы своего дворца! Хитрый костлявый мешок специально посадил его в самую сухую камеру, где и капельки воды днём с огнём не сыщешь. Боится, что Емеля меня позовёт, ну а я этому старому злодеюшке бы показала, куда Макар телят не гонял!

— А почему Емеля туда попал?

— А потому что не в своё дело полез. Дурак был! Прям как ты! В ночном кабаке Кащея на нелегальной продаже Дурман-Травы хотел подловить и разоблачить перед всем честным народом! Справедливости, видите ли, захотел мой соколик! Вот костлявый ирод и подловил моего Емелюшку на ложной продаже да в цепи заковал, да под землю упёк!

— Так помогите ему! Вы же чудеса умеете творить! — недоумевал Иван-Дурак.

— У Кащея в подземелье мощная защита стоит. Волшебные чары она напрочь все отводит. Да и я тебе сказала, что сухо там, аки в пустыне Гоби! Так что не могу я помочь моему другу сердечному! Вот я к тебе и приплыла. Может, и удастся тебе Емелюшку из темницы вытащить? Подсобишь мне?

— Ага, конечно, а пустыня Гоби — это где? — удивлённо спросил Иван, твёрдо помня, что в Тридевятом Царстве такой точно нет.

— Неважно! — коротко ответила Щука.

Она и сама толком не знала, где эта пустыня Гоби находится. Так, когда-то от кого-то слышала. Да и, если честно, не интересовали её какие-то там пустыни. Реки и озёра — это да, а пустыня — не её это стихия. Щука оценивающе оглядела Ивана. После чего горестно вздохнула. Не сильно он ей внушал большие надежды, но на безрыбье и рак — рыба. Между тем новенький сыскарь стал неуютно себя чувствовать под пытливым оком Щуки и, чтобы хоть как-то отвлечься, спросил:

— А как тогда можно спасти Емелю из этого самого подземелья?

— В Кащеев Замок тебе тайно проникнуть надобно. Но вначале нужно найти Разрыв-Траву в Чёрном Лесу, дабы все тайные замки отворить. Но помни: охраняют тот самый Чёрный лес огромные Сторожевые Псы Бабы-яги. Она оформила патенты, то бишь привилегии, на все колдовские травы во всех лесах Тридевятого царства-государства. Теперь без её ведома ни листик, ни травинку не сорвёшь, что штраф не заплатить. А если нет у тебя денег, то в долговую яму. Будешь отрабатывать ущерб, который тебе Яга начислит. Даже если шибко прохвораешь, и то не имеешь права пользоваться травами в Тридевятом царстве без разрешения на то от Кащеевой сестрицы. Людям остаётся один путь — идти к её ведьмам-товаркам в салоны здоровья и отдавать кровно заработанное за травы, которых в лесу полным-полно. А ведь когда-то все травы в лесу для всех и каждого росли. Бери — лечись на здоровье! Никто и подумать не мог, что за них платить нужно. Говорят, что скоро и речная, да и озёрная вода за плату продаваться будет! Правда, это уже будет после того, как Кащей Царём Тридевятого Царства станет. Ну, а все лесные ведьмы теперь у Бабы-яги енти самые, как их, будь они неладны… лихцензии обязаны покупать, чтобы на енту самую Ягу и работать. Видел её зазывные картинки в городе?

— Ага, пришлось поглядеть, — поддакнул Иван, вспомнив розовощёкую молодку с картинки, которую ему довелось видеть по пути к царю. — А лицензия — это что?

— Енто бумажка, которая тебе разрешает работу работать. Ту, которую ты и без ентой самой лихцензии-бумажки умеешь делать, но без неё не имеешь права работать! Понял?

— Кажется, да… — не совсем уверенно произнёс Иван, но тут же спохватился: — Тогда получается, что мне сначала нужно обхитрить Бабу-ягу и украсть у неё Разрыв-Траву из-под носа Сторожевых Псов?

— Выходит, что так, — скептически оглядев новоиспечённого сыскаря, задумчиво произнесла Щука. — По Новому Закону за кражу Разрыв-Травы из Чёрного Леса смертушка лютая полагается! Но без неё, родимой, тебе Емелю никак не освободить! Ладно, заболталась я с тобой! Кидай меня обратно в колодец!

— Давайте я вас лучше в ведре спущу. Глубоко ведь! Ещё ушибётесь!

— Ерунда! Кидай, я привычная! Да, чуть не забыла, ежели ты всё-таки надумаешь спасать Емелю и тебе понадобится мой совет, али помощь какая, приходи к любому источнику воды да позови меня! Кричать необязательно! Не смотри, что я стара, но не глухая пока ещё!

Иван-Дурак уже хотел кинуть Щуку в колодец, но вдруг вспомнил про Несмеяну.

— Уважаемая Щука, а не знаете ли вы, что случилось с Несмеяной?

— Да то же самое, что почти со всеми девками в Тридевятом Царстве ноне происходит! Захотела Несмеяна стать краше, чем она есть на самом деле, да жить богатой и весёлой жизнью. Кащей пообещал ей неограниченные кредиты на енту самую красивую жизнь, а Баба-яга — красоту сумасшедшую наколдовать. Стала девка наружностью краше прежнего, а нутром… Ладно, не буду вдаваться в подробности. Короче, девке «крышу» и снесло, причём весьма конкретно снесло. Не знаю даже, найдётся ли кто на свете, чтоб ей её «крышу» починить сумел!

— А что за кред ей Кащей дал? — не понял Иван-Дурак.

— Кредит, а не кред, простофиля! То есть будто бы халявного злата-серебра тебе выдают! Причём почти сколько хочешь! Но на время! — возмутилась Щука непонятливости Ивана. — Ну, это когда людям позарез злато-серебро нужно, они идут к богатею, а он им взаймы даёт деньжат, но не просто так, а за…

— Понял! — обрадовался Иван-Дурак. — Это как барская десятина! Тебе дают на время землю, а ты работаешь на ней с утра до ночи, сеешь, пашешь, урожай собираешь, пот вёдрами проливаешь, а десятую часть урожая барину обязан отдать. А если урожай не уродился, то и рабом на века вечные к барину попадёшь!

— Ну да, только ежели тебе повезёт, ты десятую часть урожая барину отдать сумеешь, а тут девка получила почти вечную молодость и красоту от Бабы-яги в обмен на злато-серебро, которое она получила от Кащея! А у Кащея кредит хитрый — невозвратный! Чем больше ты ему отдаёшь, тем больше становишься должон!

— А как это: отдаёшь, а должен ещё больше? — не понял Иван.

— На то уговор, то бишь договор, мелкими буковками пишут, а потом цепных псов-адвокатов на должника натравливают. Рэкетиры-коллекторы называются! Вот и набрала дурёха ентого самого кредита, заложила батькин дворец, а отдавать чем будет? Про то она не подумала! Но пока она ещё радуется и, дурёха, не понимает, куда влипла! Придёт время, и ей придётся отдавать саму себя за жизнь своего папочки. Пойдёт в жёны к Кащею, а тогда тот царём станет, а заодно и самым настоящим олигархом! Ежели ему, конечно, никто не помешает. Хотя кому ноне мешать-то! Перевелись в нашем Царстве-государстве настоящие богатыри! Ой, что ещё будет! — громко вздохнула Щука.

— Кем Кащей станет? — снова не понял Иван.

— Олигархом! Деньги есть, бессмертие есть, а теперь и безмерную власть в нашем Тридевятом царстве-государстве заполучит, да и при том со своим наворованным златом-серебром останется! Жена-красавица, горы злата-серебра, вечная жизнь и безмерная власть надо всем Тридевятым Царством. Четыре в одном! Вместо Преисподней, куда они всей своей шайкой за свои грехи попасть должны, сплошной Рай в нашем Царстве для себя нечистая сила устроит! Усёк, бестолковый?

— Так Кащей и так уже до главы города и его окрестностей добрался! Какой ему ещё власти не хватает?

— Так ему мало владыкой города быть! Он царём Тридевятого Царства стать желает. Чтобы быть не хуже своего брата — Кайзера Германских земель. Вот женится на Несмеяне, отца её втихаря отравит Злым Ядом, что ему сестрица уже заранее приготовила, и станет тогда единовластным царём Тридевятого царства-государства. А Царя-Батюшку с почестями похоронят как измученного старческой немощью, хотя ты сам видел, что старик наш ещё вполне ничего себе здоровьицем. Да ещё и памятник дорогущий поставят. Жульё двуличное!

— Так Кащей хочет жениться на Несмеяне и отравить Царя-Батюшку?! — наконец понял Иван-Дурак и вспомнил, как он лежал на Печи и мечтал о царской дочери и беззаботной жизни в царском дворце, а это беззаботное будущее на его глазах сейчас превращается в призрачный туман.

— Наконец-то сообразил, сердечный! А кто же о большой власти и богатстве не мечтает? Это только ты, Иван, можешь жить беззаботно и вольготно, потому что тебе по жизни ничего не надо — дай на печи поваляться да сдобных калачей от пуза поести! Но это уже теперь твои заботы! Ты на досуге лучше подумай, что нечисть с людьми сделает, когда полную и окончательную власть над Тридевятым царством возьмёт?! — нравоучительно проворчала Щука. — Ладно, надоело мне тебе тут людской ликбез устраивать! Сам решай, как ты дальше жить будешь! Сладкоежкой-Лежебокой али Героем-Защитником! А меня кидай поскорее обратно в колодец! Что-то дышать мне уже совсем нечем стало! Воздух у вас, у людей, и тот не такой как раньше стал. Вкуса Свободы и Справедливости в нём совсем уже не чувствую!