Я перегнул палку. Очень задел его своим вопросом. Он не объясняет это, но я всё вижу, не слепой. Бальтазар перестелил постель, и я вдруг подумал, что он укажет мне на дверь. Выгонит из комнаты, проведёт ночь один... а всё потому, что я не сдержал язык за зубами.
Я подбирал слова минуту, боясь опоздать и боясь опять накосячить:
- Знаю, ты не будешь принуждать. Я просто должен свыкнуться с мыслью о нашем... нашей связи. Сбрасывать сексуальное напряжение в твоих руках было нелегко. Объясни, это необходимо бойцам для тренировок? Или это обычное томление зверя в теле человека?
- Я жаждал тебя. И рапорт написал, потребовав именно тебя. Устроит такой ответ?
- Устроит... - я подобрал челюсть. - А компьютерные тесты?
- Не проверял. Мастер потом уже задним числом выслал электронкой аттестат с твоими оценками и листок финального экзамена.
Руки чешутся задушить его. Обвил за шею, погружаюсь в непроницаемые жёлтые глаза, они понемногу зеленеют, теряя хищность.
- Ты солгал мне с таким прозрачным взглядом.
- И солгу ещё, если понадобится, - Бэл прижался лбом к моему лбу, носом к носу, зрение накрылось, не сфокусировавшись на его лице.
Я закрыл глаза и сконцентрировался на факте неожиданно наступившей близости. Секс не имеет к этой близости ровно никакого отношения.
Минута хрупкой гармонии и тщательно скрытого восторга, ведь мы стоим, обнявшись, как обычная гетеросексуальная пара.
Но как напарник ты значишь несравненно больше, чем как любовник.
Меня снедает тревога и желание плюнуть на тревогу и довериться инстинктивно. Бальтазар вызывает слишком неоднозначные чувства. А ещё – манит фантастически длинными волосами[1], влажными после душа, их хочется трогать... что я и делаю, схватив его за затылок. Он позволяет, я имею право на вольности, хотя всё-таки подсознательно боюсь, что появился здесь, чтобы стать его игрушкой. Ростом Бэл как я, только неизмеримо сильнее. Его внутреннюю силу ощутить легко, достаточно встать рядом. Он опасный, и при других обстоятельствах я бы от него сбежал. Но у меня нет других обстоятельств. Есть только эти, в которых меня мучают жуткие сны, я бросил девушку и вошёл в порочный круг желаний другого мужчины. Я согласен быть с мужчиной? Я знаю о нём совсем немного, но кое-что сейчас угадываю.
Он – солдат, не огрубевший от приказов и крови, пролитой в таком количестве, что её хватило бы на пару станций переливания. Убийца. Но ничего внутри у меня не вздрагивает. у******о у нас в генах, мы хищные звери. Когда-то мы убивали своих для пропитания, наши кланы охотились на кланы оленей, зайцев и кабанов. Никаких родовых угрызений совести. Голод есть голод. Дальше...
Не надо дальше, этого хватит. Мне повезло, он не машина смерти. По крайней мере – с отстегнутым пистолетом и сброшенной формой, в широких домашних джинсах, добродушный и готовящий завтрак или ужин. Я не странный, я просто хочу нежности без привкуса безумия во рту и другие маленькие радости, похожие на эту, с тёплым объятьем. Бэл способен их подарить.
Странно, что этот мужчина жил один. Если «диким кошкам» предписано жить вместе.
- Кто был твоим предыдущим напарником?
- Это не важно, Стю. Я разошёлся с ним давно.
- Насколько давно?
- Три года назад. Откуда любопытство?
- Остановишь меня, когда захочешь. Ты был с ним близок?
- Нет, только трахался.
- Почему?
- Видимо, тебя ждал. Ждал, пока ты подрастёшь.
Я залился румянцем до самой шеи. В тринадцать лет большинство из нас полностью созревает, хотя у людей этот возраст считается слишком юным, подростковым, и не рассматривается в качестве совершеннолетия. Но и в десять лет я был уже сформированным молодым лисом. Бэл мог бы... хотя это посчитали бы педофилией. Да и повестку в ELSSAD никто не шлёт так рано.
- Ты меня знаешь?
- Видел пару раз. Летал по поручениям в Аркад.
- Ты подстроил всё?
- Нет. Как? Я лишь молился, чтоб тебе захотелось сказать «да» медкомиссии после осмотра. А в том, что тебя зачислят, я не сомневался. Параметры отбора тебе прекрасно известны – семьдесят-девяносто килограммов веса, от ста восьмидесяти до ста девяноста сантиметров роста и длинные волосы.
- Это ведь не всё!
- Верно, не всё, - он приложил ладони к моим бёдрам и мягко стиснул. - У врачей хранится эталонный гипсовый слепок лица, с которым они сравнивают лицо каждого призывника.
- Чей?
- Это не важно. Слепка в кабинете нет за ненадобностью, они помнят каждую черту наизусть. И отсеивают непохожих сразу. Трудно объяснить, как придирчиво разглядывали вас на медосмотре. И что искали... Но в тебе они это нашли.
- А если бы я отказался?
- Не трагедия. Мне комфортно спать одному. Да и на кровати места больше.
- Бэл, я серьёзно.
- Ты веришь во что-нибудь? Я не верю в Бога, но верю в старших командиров. И в нашего тайного покровителя. При посвящении ты услышишь его, но не увидишь. Он скажет несколько слов, от которых тебе захочется сплясать от радости – или умереть и никогда не рождаться заново. Он начертает тебе твою судьбу, опишет будущее. Для человека знать свое будущее – невыносимое бремя. Для нашего народа это бремя нисколько не легче в соблазнительной возможности что-то изменить. Понимаешь?
- Нет.
- Покровитель назвал мне тебя. Всеми правдами и неправдами я сначала открещивался от этого, мне не нужно было никакое знание, оно только умножает скорбь. Оно довлело надо мной, и я страдал, так и не выбрав, кого мне ненавидеть за открывшееся будущее. Не награда, а форменное издевательство. Ни к чему простым смертным знать о том, что их ждёт впереди. Для чего это делают на посвящении, я внятного ответа не добился. И жил угрюмо и нелюдимо, никого к себе не подпуская. До тех пор, пока, отправившись с коротким донесением к Эстуолду, я не увидел тебя прогуливающимся по улице Аркада. Ты держал за руку Изабеллу, вы оживлённо болтали, она раз пять назвала тебя по имени. Я остановился как вкопанный, не веря ушам. Ты родился, ты есть, заочно попортивший мне кровь... и можешь пересечься со мной однажды. Меня охватил гнев, я злобно пообещал себе, что не дам будущему наступить. И ты никогда не войдёшь в мою жизнь.
- И что же тебе помешало воплотить задуманное?
- А ты в курсе. Мое упрямство было наказано тонко и элегантно. Стюарт, мне тоже снились кошмары. Но, в отличие от тебя, я просыпался взмокшим не от страха. Психолог отправил меня к психиатру, а тот послал к вышестоящему начальству. Я не захотел ходить кругами врачебного ада и сознался во всем командиру A. Он задал мне трудные вопросы, ответы на которые я безуспешно искал три года. Я больше не приходил к нему с повинной, опасаясь ещё большей пытки. Осознал, что противиться будущему глупо, даже если оно мне кажется подстроенным. Я смирился и стал делать то, что мне подсказывала совесть. Сны прекратились, едва ты переступил порог моей квартиры. Взамен обрушилась реальность, в которой ты оказался совсем не таким, каким я представлял, одержимый выдуманными картинами будущего. Проще говоря – ты и знать меня не захотел. Как и сейчас не хочешь.
- Это неправда, - пробормотал я, наклоняя голову вбок, чтобы нос перестал мне мешать поцеловать его. - Тебе снился секс?
- Не один лишь секс. Длительные оргии, где с тобой проделывали вещи, заставлявшие меня проходить метаморфозу и вспарывать матрас волчьими когтями. Сны изнуряли ночью больше, чем любая работа днём, и доводили до полного неистовства. Я не высыпался, хотя на качестве службы это не отражалось.
- И ты позволил мне просто спать на... себе. После такого, - я несколько раз сглотнул.
- А что мне оставалось делать? Напугать? Сказать: «Стю, мне тут месяц назад снилось, как ты давал трём мужикам, лежа на моём обеденном столе с перерезанным горлом и разорванным животом»? Один из них погрузил член в твои внутренности, в переплетение тонкого кишечника, рычал и стонал, какие кишки холодные и синие... другой продолбил молотком дыру в твоей груди и пытался протиснуться в сердечный клапан. Сердце билось и сопротивлялось, он сжал его в грязной руке, открывая насильно, отрывая от аорты... Его окатило фонтаном алой крови, он широко разевал рот и глотал её, плюясь и кашляя. А третьим был я. Расширившим резаную рану в твоем горле и пробившим дыхательную трахею, чтоб засунуть в неё...
Я захлопнул ему рот трясущейся рукой. И себе зажал, чтоб не стошнило. Желудок вывернулся, комната тоже, пол подскочил, чуть не треснув меня по лбу, нужно было срочно за что-то ухватиться. И выпить. Жутко захотелось выпить.
- Вы убили меня? - непослушные губы, нездоровое любопытство. Я прочно устроился на полу, стеной зафиксировав спину от падения, хорошенько зажимаю между ног голову Бальтазара, а он лежит, вытянув далеко вперёд свои длинные ноги, и моя ладонь в любой момент перекроет ему кислород... если что-то пойдёт не так.
- Не сразу. Ты был жив и все чувствовал. Пока сердце не...
- Твою мать! - я ударил его по губам. Потом опомнился. Сердце так стучит, будто его сейчас действительно вынут какие-нибудь ублюдки. Некрофилы из порнограйнд-шоу. Где у Бальтазара алкоголь припрятан, не могу вспомнить. - Бэл, откуда у тебя познания в анатомии? Для таких подробных театров смерти.
- Мой брат работает в земной больнице санитаром. Недолго, но я успел насмотреться.
- А часто тебе снился этот сон?
- Он был последним в череде кошмаров. Наутро я привычно выкинул изорванную на полосы простыню, умылся ледяной водой, съел какой-то хлеб и пошёл открывать, в дверь стучали. Не знаешь, кто это был, такой перепуганный и взъерошенный, с тремя чемоданами?
- Заткнись уже, а... - я обнял его лицо, хмурое и утонченное. Сердцебиение выравнивалось.
- Подожди. Самое важное. Ночью, когда мы улеглись спать, с криком от страшного сна проснулся ты. Не я.
Я поднял брови, заинтригованный до крайности. Как интересно получается.
- Цепная реакция? Ты передал какой-то редкий психоз из своего мозга в мой?
- Вряд ли. Если называть это психозом, то он наш общий. Разница в том, что я вышел из активной фазы, а ты вошёл. Стюарт?
- Да пошёл ты.
- Ты постоянно отказываешься рассказать, что тебе снится.
- И традиции этой изменять не собираюсь.
- Но я признался!
- А я чуть не блеванул от твоего признания. Весело было бы ползать тут, оттирая мой ужин.
- Ты не хочешь понять, что происходит, чтобы избавиться от кошмаров?
- Бэл, ты мне не поможешь.
Я встал, плохо осознавая жёсткость финальной фразы. Дошло, когда я, порывшись в кухонных шкафчиках, нашел бутылку медицинского спирта. Разбавил водой на глаз и выпил один стакан. Меня сразу же развезло, сегодняшние события показались в немного другом свете. Я вышел извиниться перед Бэлом за грубость, а его нигде не было. Как хлопнула входная дверь, я не слышал. Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт!
Выцедил ещё стакан самодельной водки и упал где споткнулся. Свалился в открытый шкаф в комнате Бальтазара. Бережно обнял какой-то его костюм, оседая на полку с носками. Сонно подумалось, что он, наверное, удивится, вернувшись. Однако забористая же штука, эта в-водка...
[1] Ниже пояса. Длина волос более семидесяти сантиметров даже у народа Изменчивых считается редкостью. Для сравнения – волосы Винсента в два раза короче.