Я вкусно и с аппетитом позавтракал и теперь намеревался идти на пляж, предвкушая радостную встречу с теплым и ласковым океаном. Внезапно дверь отворилась, и на пороге появился высокий, почти под два метра мужчина с красивым, но каким-то порочным лицом. Я вспомнил его, этот тип весьма недружелюбно смотрел на меня вчера вечером, когда мы выходили с Ольгой из кафе. Теперь же он стоял в моей комнате, небрежно прислонившись к притолоке. И хотя он пребывал в чужом доме, он явно чувствовал себя в нем совершено свободно.
- Привет, - произнес он. – Я пришел знакомиться. Меня зовут Вадим Ремчуков. Впрочем, вряд ли тут кому-то нужны фамилии. – усмехнулся мой непрошенный гость. – Я сяду. – Это была не просьба, а уведомление о намерение. – Через несколько мгновений он уже развалился в кресле, положив одну волосатую ногу на другую.
Я с некоторым недоумением смотрел на него, не зная, как себя вести. Я еще был не готов для себя определить, является ли подобное поведение тут нормой или мне следует возмутиться и указать наглецу на дверь. А то, что этот человек был наглецом, не вызывало сомнений, достаточно было бросить взгляд на его лицо. А потому я не нашел ничего лучше, чем весьма церемонно произнести:
- Чему обязан?
Ремчуков насмешливо посмотрел на меня, его явно забавляло мое замешательство. И вполне не исключено, что ввергнуть меня в растерянность и являлось целью или одной из целей его поведения.
Внезапно он достал из кармана колоду карт.
- Не желаешь партию. Распишем пулечку.
- Я не игрок.
- А я игрок. А на этом проклятом острове нет казино. Да даже если и было, какой в нем прок, если тут нет и денег. На что играть? Такого свинства я от них не ожидал. – Он вдруг хитро мне подмигнул. – Если постараться, всегда можно найти, что поставить на кон.
- Любопытно и что же?
Ремчуков еще вальяжней устроился в моем кресле, теперь он в нем полулежал.
- Например, на женщин. Слава богу, что здесь есть женщины, хотя и мало. Не будь их, я бы в первую неделю повесился. – При этом он так натурально изобразил процесс повешивания, его язык вывалился изо рта, а лицо мгновенно помертвело, что мне стало не по себе.
- На женщин? – удивился я. – До сих пор мне казалось, что цивилизованные люди на женщин не играют. Когда-то этим занимались помещики, они ставили на кон своих крепостных. Но, если я ничего не путаю, те времена давно прошли.
- Те времена прошли, а затем снова наступили. Как говорят знающие люди: время идет по спирали. Если бы мы находились там, - он куда-то ткнул пальцем, - само собой понятно, никто бы не стал играть на женщин. Там играют на деньги, а уже на деньги покупают женщин. Но здесь другое дело, на что тут играть, не на морские же ракушки. Так что кроме женщин ставить на кон больше нечего.
Мною овладела одна мысль.
- Предположим, я соглашусь. А как мы будем разыгрывать женщин, на каких условиях?
Ремчуков сделал удивленное лицо.
- Ты что с луны свалился, условия самые простые: ты называешь женщину, кто выиграет, тот ею и владеет. Все по честному, я не шулер, привык выполнять свою обязательства.
- Это, конечно, крайне приятно слышать, но, по-моему, тут есть одна маленькая загвоздочка: а как отнесется к этому сама женщина? Вдруг она не согласится с вердиктом карт?
- Ну, это уже твои, брат, проблемы, дело проигравшего освободить дорогу. А тот, кто выиграл, пускай ее добивается. Да и неужели ты думаешь, что кто-то здесь откажет таким молодцам, как мы. Бабы же от желания тут просто свихнутые ходят. Это же рай, сплошная истома, да блаженство. Все способствует наслаждению. Здесь самая фригидная из женщин превратится в нимфоманку. Уж поверь мне, я дока в этом вопросе.
- В это я как раз верю. Но вот насчет нимфомании… - Я с сомнением покачал головой. – Тут каждый со своей болячкой, так что у них есть причина для переживаний. Я так полагаю, что все гораздо сложней. Да и приехал я сюда вовсе не для того, что спариваться, как животное.
- А тогда зачем? А понятно, решать вопрос: в чем смысл жизни? Так что ли?
- Можно сказать и так, хотя конкретно, когда давал согласие поселиться тут, я об этом не думал.
- А я вот приехал, чтобы, в том числе и спариваться. А что тут еще делать до конца своих дней. Не остров, а тюрьма. Ладно, коли уж попали в этот переплет, надо как-то устраиваться. Не собираешься же ты жить тут без баб?
- Я как-то еще не думал над этим.
- Скоро подумаешь, - пообещал мне Ремчуков. – Скоро вообще ни о чем больше думать не сможешь. С утра до вечера будет только и думать о том, как бы потрахаться. Я ж о тебе забочусь, лучше заранее полянку застолбить. А то потом если схлестнемся, пощады от меня не жди. Я на свою территорию не привык никого пускать. Предупреждаю: пожалеешь, что отказался от моего предложения. – Ремчуков, прищурившись, посмотрел на меня: - Ну, как, играем?
- А на кого?
Он вдруг громко захохотал.
- Думаешь, не знаю, о ком ты подумал. Давай на нее и сыграем.
К своему стыду я почувствовал нечто вроде соблазна.
- Извините, но такие вещи для меня неприемлемы.
Мой гость с сожалением взял колоду со стола и положил в карман. Но покидать мой дом не торопился, он словно бы чего-то ждал.
Внезапно он резко встал, и я увидел его глаза совсем рядом со своими.
- Вот что, брат, не желаешь играть, твое дело. Только предупреждаю: эта баба моя. И глаз на нее не клади. А коли положил, отведи в сторону. А если не послушаешь меня, на пощаду не надейся.
Теперь вместо глаз Ремчукова передо мной замаячил огромный его кулак.
Я едва не захлебнулся от охватившего меня возмущения.
- Ольга дала вам полномочия сделать подобное заявление?
- Не дури, какие к черту тут полномочия. Мы в раю, а когда был рай, помнишь? В жутко древние времена. А тогда женщину получал тот, кто сильней. Не желаешь в картежки перекинутся, давай решим спор в кулачном бою.
Ремчуков был выше меня почти на целую голову и шире в плечах в полтора раза. В нашем поединке я мог лишь выступать в роли боксерской груши. Но и поддаваться этому наглому, неприкрытому шантажу, я тоже был не намерен.
- Я думаю, что женщины тут сами будут выбирать себе мужчин на основе своих симпатий. А право сильного тут ни причем. Мы действительно в раю, но никто не сказал, что мы должны становиться дикарями.
- А разве мы когда-нибудь ими не были, - усмехнулся Ремчуков. – Я то всегда жил в уверенности, что все вокруг самые настоящие дикари. Только тщательно это скрывают. А здесь можно и показать свои истинное лицо. Оно и у вас скоро проявится. Вот увидите, как чистоплюйство быстро проходит. Хочешь выжить, давай волю инстинктам. Чем раньше мы все тут превратимся в дикарей, тем легче нам будет выжить. Усек, брат?
- То, что вы говорите, это ужасно.
- Ужасно, не ужасно, какая разница? Главное, что правда. Да и чем дикари хуже, чем так называемые цивилизованные людишки? Ничего, скоро все сам поймешь.
- Вряд ли это путь, на который стоит вступать.
- Ладно, надоело мне попусту лясы точить. Ты главное ради своей безопасности ее стороной обходи, а на остальное мне наплевать. И не думай, что я шучу. – Он сделал несколько шагов к выходу, затем вдруг остановился и повернулся ко мне. – Чует мое сердце, что мы с тобой еще схлестнемся. – Затем он вышел.
Я перевел дух и вытер пот со лба, несмотря на то, что в доме работал кондиционер и было прохладно. Этот разговор, если не испугал меня, то сильно встревожил. Да, в этом раю далеко на райская обстановка, и люди столь же непримиримы друг к друга, как и в той жизни, из которой мы все пришли. Если этот Ремчуков решит исполнить свои угрозы, мне не сдобровать, наши силы со всей очевидностью не равны.
И все же я не собирался отказываться от Ольги, более того, слова моего недавнего гостя только укрепили во мне решимость ее добиваться. Назло ему, назло своему страху