Рай

Часть вторая. Глава 4

 Общение с Ремчуковым привело меня в замешательство. Я тут всего второй день, а уже наслышался столько всего. Меня все прочнее охватывало впечатление, что атмосферу этой небольшой общине мирной никак не назовешь. И под внешним спокойствием пылают страсти, бередят души неутоленные желания и не реализованные надежды. Но я-то приехал сюда за спокойствием, за блаженством, которое было абсолютно недосягаемо для меня в той жизни. Я хотел безмятежной тишины и покоя в надежде в них погрузиться с головой. И  в таком напоминающем нирвану состоянии буду пребывать до конца моих дней. А в этом так называемом раю  я все больше убеждался, что меня ждут совсем другие дела. Причем, некоторые вещи и явления могут тут проявляться даже острей, чем там. На такой малюсенькой территории каждый гораздо плотней и тесней соприкасается с другими, ему трудней избежать чужого влияния, сложней остаться одному. Если в большом городе человеку трудно найти того, кто бы разделил с ним его проблемы, проявил бы сочувствие то, то  здесь можно обратиться к любому, навязать кому угодно свое присутствие. И тому просто некуда будет деться.  Да, было над чем задуматься.

Я неторопливо шествовал к пляжу, стараясь по возможности задвинуть  эти  не слишком приятные думы в какой-нибудь отдаленный закуток сознания.  А вместо них старался думать совсем о другом. С раннего детства меня преследовало одно видение, одна мечта: я нахожусь на каком-то далеком острове, вокруг пальмы, другие экзотические растения, необычные животные и птицы. Это мир вечного лета, у берега которого плещется всегда теплый аквамариновый океан.

Я не помню, откуда и когда появилась у меня это мечта. То  ли  подобное описание я вычитал в книжке,  либо увидел что-то похожее по телевидению, но эта картина навечно застряла у меня в мозгу. И потом в самые разные ситуации моей жизни неожиданно и порой совсем не кстати  всплывала в воображение. Я никогда в серьез не предполагал, что когда-нибудь  увижу этот пейзаж на яву и никаких усилий, чтобы это однажды случилось, не делал. Но удивительно, это чудо произошло, я нахожусь именно на таком острове, о котором  столько грезил. И это не сон, не иллюзия, не плод расстроенного воображения, это  правда. Еще несколько десятков метров – и я окажусь на том самом берегу аквамаринного океана, который столько раз являлся мне виде бесплотного образа.           

   - Подождите, можно вас на минуточку? – услышал я за спиной чей-то голос.

Я обернулся и увидел, как меня догоняет женщина. От быстрой ходьбы, почти бега она запыхалась, пот лил с ее лба и растекался по лицу. Я вспомнил, что вчера вечером видел ее в кафе, но взглянул на нее лишь мимолетно,  так как мое внимание сразу же сконцентрировалось на Ольге.

Я остановился и стал ждать, когда она поравняется со мной. Ни с кем говорить мне сейчас не хотелось. Еще мгновение назад я был погружен в свои мысли, и совсем не хотел из них уходить. А эта  женщина насильно заставила меня это сделать. А потому я сразу же проникся к ней недоброжелательством.          

  Наконец женщина поравнялась со мной. Ей потребовалось пара минут, чтобы отдышаться после быстрой ходьбы. Судя по всему ее выносливость оставляла желать лучшего.

Пока она восстанавливала нормальное дыхание, я тоже время не терял по напрасно и внимательно рассматривал ее. Даже очень благожелательно настроенный к ней человек вряд ли мог бы назвать ее красивой. Худая и плоская, с едва обозначенной грудью, с лицом, на котором выделялся слишком длинный нос, с редкими, непонятного цвета волосами она  не вызывала ни симпатии, ни  интереса к себе. Такие особы обречены всю жизнь ловить, как в пустыни капли дождя, редкие всполохи внимания мужчин.

Наконец женщина окончательно успокоилась и готова была начать беседу, ради чего, судя по всему, она и догоняла меня.

- Я знаю вас, вы Леонард  Кортнев, писатель, - скорей даже не сказала, а выпалила она.

- Имею честь им быть, - сам не зная, почему столь церемонно ответил я. – Но я вас еще, к сожалению, не знаю. 

- Я Шешеро.

- Простите, не понял. Кто вы?

- Шешеро, это моя фамилия. А зовут меня Елизавета. Но лучше, если вы будете звать меня Лизой.

- Хорошо, Лиза, вы зовите меня Леонардом.

- Я попробую. – Неожиданно она вдруг застенчиво улыбнулась. И мне вдруг стало стыдно, хотя ничего такого, чего мог бы стыдиться по отношению к ней, я не сделал. По крайней мере, пока. Разве только мои мысли…

- Может быть, пройдем на пляж, - предложил я.

- Нет, давайте пойдем куда-нибудь в другое место.

- Но чем вам не нравится это?

Чтобы ответить, ей потребовались некоторые усилия.

- Там, наверное, кто-то есть, а я бы не хотела ни с кем встречаться.

Я пожал плечами, но спорить не стал. Подобное начало нашего знакомства меня как-то не слишком вдохновило. Что теперь  предстоит услышать, какое сокровенное признание мне сейчас доверят. А то, что я услышу нечто очень личное, может быть, даже интимное, я  уже предчувствовал. Все напряженный вид женщины наводил именно на такую мысль.

Мы пошли в сторону от пляжа и от поселка. Но моя спутница уверенно шагала чуть впереди меня, видимо она хорошо знала эту дорогу.

Так как наше молчание длилось уже несколько минут, я решил напомнить о том, что мы не просто гуляем, а идем, чтобы о чем-то поговорить. Было уже жарко и мне очень хотелось искупаться. Но Шешеро, кажется, совершенно не ощущала, как быстро нагревается воздух, она была погружена в мир своих мыслей, который по-видимому оберегал ее от внешних  воздействий. 

Я решил, что настал момент вернуть ее из этого мира.  Там она может побывать и в  мое отсутствие.

- Лиза, вы хотели мне что-то сказать, - напомнил я.

Внезапно она так резко повернулась ко мне, что едва меня не сшибла.

- Только вы можете меня понять, никто другой здесь на это не способен. Вы как писатель хорошо разбираетесь в женской душе.

- Думаю, вы не совсем правы, - пробормотал я. Предисловие к нашему разговору меня никак не вдохновила. Когда он начинается с подобного вступления, то обычно это означает, что дальше последует какая-то просьба. Такая же перспектива мне совсем не улыбалась, я приехал сюда заниматься собой. 

- Нет, я права, - уверенно произнесла женщина. – Вы тот, кто мне нужен.

- Ну, хорошо, - временно сдался я. – В чем же заключается ваша проблема?

- Я вам все скажу, - пообещала она. – Мне тридцать пять.

На вид ей было все сорок. Впрочем, она была из тех женщин, которые не уделяли должного внимания своему внешнему виду. Она даже не пользовалась косметикой.

- Я так примерно и предполагал, - сказал я, чтобы что-то сказать, так как она явно ждала от меня ответа.

- Вы не понимаете,  мне тридцать пять, а у меня нет детей.

- У меня тоже нет детей.

- Вы другое, вы - мужчина, для вас это не обязательно. Вы можете родить в пятьдесят. А я хочу ребенка, я ничего другого не хочу, кроме ребенка. А времени осталось совсем немного.  

- Но почему вы его не родили?

- Я пыталась, но бесполезно. А потом врачи мне сказали, что я не могу иметь детей.  

- Прискорбно. Я вам сочувствую. Но не понимаю, чем я могу вам помочь в этом случае?

- Я была здесь, в часовне у Бога. Я долго молилась, просила Его помочь. И Он сжалился надо мной и согласился меня принять. И едва я вошла, Он сказал, что раньше у меня не могло быть детей, но теперь все изменилось, и я могу зачать и родить.

- Поздравляю, - растерянно пробормотал я. Я вдруг почувствовал что-то вроде ревности, меня Бог пока к себе не призывал. И мною владело предчувствие, что если это и случится, то не скоро. – И каким Он вам предстал? – поинтересовался я.

Но мою собеседницу эта тема сейчас совершенно не волновала, она хотела говорить совсем о другом.

- Я вам говорю о ребенке, а не Боге! – даже повысила она голос. – Я могу иметь ребенка, вы понимаете, какое это счастье.

- Да, понимаю, - не очень уверенно произнес я. – Но что вы хотите от меня.

- Я хочу, чтобы вы помогли бы мне в этом вопросе.

- Если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я стал бы его отцом.

- Биологически – да, но мне не нужно от вас больше ничего. Я сама со всем справлюсь. У меня будет ребенок – это самое главное.

- Но почему – я? Тут много мужчин, в том числе гораздо долее привлекательных и физически сильных. Тот же Ремчуков.

На лице Шешеро появилось презрение.

- Я предлагала ему, но этого самца интересует только секс. Он и слышать не желает ни о каком ребенке. 

- Но секс и зачатие – если я правильно понимаю этот процесс,  в общем, взаимосвязанные явления. И лишь только раз в истории произошел этот разрыв,  – не удержался я от иронии. 

- Это у вас взаимосвязанные, для меня секс не имеет значения. Мне нужен ребенок, понимаете ребенок.

- Понимаю. – Я решил зайти с другого хода. – Хорошо, вы родите ребенка, но представьте, что его тут ждет. Он же окажется узником острова, ему предстоит всю жизнь провести на нем. К тому же здесь нет школы, кто его будет всему учить? Рай – это не то место, где рождаются люди, они сюда попадают после смерти. А мы, если рассудить, в каком-то смысле уже все мертвы.

- Может быть, вы мертвы, меня это совершенно не беспокоит. Я же хочу ребенка,  а  на это вы явно способны.  И мне нужно, чтобы вы всего лишь раз произвели со мной соитие. И больше, если не хотите, мы ни о чем не будем с вами говорить. Я же вижу, что беседа со мной не доставляет вам удовольствия.

- Но почему вы так уверенны, что будет достаточно всего одного соития. Часто зачатие происходит  не с первого раза.

Шешеро отрицательно покачала головой.

- Я уверенна.

- Это вам пообещал Бог?

- Нет, об этом речи не было. Мне не хватило ума Его спросить. Но я так чувствую. Зачем Ему меня мучить, раз Он решил мне дать ребенка, Он даст мне его сразу. Иначе что это за Бог?

- Действительно, - согласился я. – Жалко, что вы не спросили еще и том, кто тот мужчина, на кого возлагается эта почтенная миссия?

- Но если я выбрала вас, это же не случайно, значит, Он показал мне на вас.

Пожалуй, против этого аргумента мне нечего возразить, тоскливо подумал я. Намерения Бога неисповедимы и непостижимы. Но все во мне противилось против исполнения желания этой странной женщины. Она же нетерпеливо ждала моего решения.

- Послушайте, Лиза, я не могу вам сейчас ничего ответить, это все так внезапно. Я приехал сюда совсем не для того, для чего приехали вы. По крайней мере, я должен как-то привыкнуть к этой мысли. Не знаю, сколько на это потребуется времени, но у нас его много, Даже слишком много. Давайте подождем.

- Я ждала этой минуты столько лет, я не могу ждать!

У Шешеро стало вдруг такое выражение лица, что я испугался, как бы она не шлепнулась в обморок. А возвращать ее к жизни  ничуть не лучше, чем соитие с ней.

- Я понимаю ваше нетерпение, но и вы должны меня понять. Это же будет и мой ребенок, который будет расти на моих глазах. А я не представляю, что я буду при этом испытывать. 

Я вдруг вспомнил нашу совместную с Мариной жизнь. Несколько раз мы были близки от того, чтобы завести ребенка, обоюдное согласие было уже почти достигнуто, но затем в ситуацию вмешивалась какая-то незримая сила – и все разрушала.

Кажется, Шешеро поняла, что ничего другого сейчас она от меня не услышит. Ее брошенный на меня взгляд, был далек от доброжелательности.

- Хорошо, я буду ждать, - сказала она. – Но вы совершаете большую ошибку.

В чем заключалась моя ошибка, она не объяснила, а вместо этого быстро пошла от меня прочь.  Я облегченно вздохнул, хотя понимал, что существует большая вероятность того, что я лишь получил временную передышку. Эта история для меня отнюдь не закончилась. Кажется, эта дама не из тех, кто отступает от задуманного. Вот только не совсем понятно, почему я ей так приглянулся?

Впрочем, буквально через минуту я забыл про все свои переживания, связанные с этой встречей. Я был целиком охвачен предвкушением того, что сейчас  снова окунусь в теплую купель океана и испытаю неземное блаженство. Но я забыл, на каком острове нахожусь.

Внезапно я услышал громкие всхлипывания. Я поискал глазами, откуда они могли проистекать, и в нескольких десятков метров обнаружил сидящего  на корточках мужчину. Все его тело содрогалось в конвульсиях. Не возникало сомнений, что он рыдал.

Первый посетивший меня импульс  - прошмыгнуть мимо плачущего.  Но все же совесть не позволила мне это сделать, вдруг этот человек нуждается в помощи. Может быть, ему плохо, у него что-нибудь болит? 

Я подошел к нему  и тронул его за плечо. Тот резко повернулся ко мне. Его лицо было залито целым озером слез.

- Могу я вам чем-нибудь помочь? – спросил я.

Мужчина так неопределенно помотал головой, что вывод можно было сделать любой: он нуждался, и он не нуждался в моей помощи. 

- Сейчас пройдет, со мной это всегда возникает внезапно. Может застигнуть в любой момент. – Он смущенно улыбнулся.

- Могу я выяснить, что с вами происходит?

- Здесь это всем известно, почему вы должны этого не знать, - рассудил мужчина. Он говорил уже почти спокойно и только покрасневшие глаза напоминали о том, что еще полминуты назад он рыдал навзрыд. Мы пока с вами не знакомы. Моя фамилия Иохин, зовут Виктор Яковлевич.

- Кортнев, Леонард  Алексеевич, - представился я.

- Я знаю, вы последний, кто сюда приехал. В этот рай. – Его голос прозвучал как-то странно.

- Он вам не кажется таковым?

- Мне ничего не кажется раем. После всего того, что со мной было.

- А что с вами было? – больше даже из вежливости, чем из любопытства спросил я. Услышать еще одну душещипательную историю было для меня почти свыше сил.

- Вы когда-нибудь убивали людей? – спросил Иохин.

- Слава богу, не довелось. И, надеюсь, уже не доведется.

- А я убивал, много убивал. Я убил десятки людей.

- Наверное, это тяжело, - осторожно заметил я, не совсем ясно представляя, куда он клонит.

- Тяжело? – с возмущением произнес он. – Это мешки с цементом носить тяжело. А это невыносимо.

- Наверное, вы правы, - смиренно произнес я. – Извините, но у меня просто нет такого опыта.

- Это чувствуется. Вам можно только позавидовать. Вы, кажется, писатель.

- В общем, да, хотя теперь скорей уже бывший. Здесь все бывшие.

- Не важно. Вам должно это быть интересным.

- Как вы убивали?

- Что со мной произошло? – Его голос вновь стал резким.

- А каким образом вы убивали?

Иохин покосился на меня.

- Уж не думаете ли вы, что я уголовник и убивал людей ради грабежа? – На этот раз голос Иохина прозвучал угрожающе. И я невольно почувствовал себя виноватым, хотя ничего такого даже в мыслях не держал. Я просто не успел ни о чем подумать. 

- Что вы и в мыслях не было, - поспешно произнес я.

- Я военный, майор. Командир батальона. Я сражался на Северном Кавказе. Я убивал людей в бою. 

- Но ведь убивать на войне – вполне обычное занятие. И очень многие это делали и делают.  И никто особенно из–за этого не переживает.

Иохин так долго смотрел на меня, что мне стало неуютно под его хмурым взглядом. Наконец он отвел его в сторону.

- Я тоже до некоторого момента не переживал. Но однажды… - Он замолчал.

- Что же случилось однажды?

- Однажды мы оказались в одной деревни, которую мы заняли после боя. Погибло довольно много обороняющихся. Нескольких я сам убил. Но особенно запомнил последнего, так как застрелил его почти в упор, подобравшись сзади. А потом, когда он уже испустил дух, я почему-то подошел к нему и несколько мгновений его разглядывал. Это был парень лет двадцати. – Иохин замолчал, его глаза вдруг стали отрешенными.  Он явно погрузился в воспоминания о тех событиях.

- И это все? - подал голос я, так как прошло уже несколько минут, а он все пребывал в прошлом. Ждать же его возвращения оттуда слишком долго у меня не хватало терпения, в нескольких десятках метров призывно шумел океан.

Иохин хмуро взглянул на меня, словно осуждая меня  за то, что я вернул его из путешествия по прошлому.

- Если бы. Мы стали обыскивать дома, в поисках укрывшихся боевиков. Я зашел в один из них, меня там встретила средних лет женщина. Я прошел в дом и вошел в одну из комнат. И увидел фотографию, это был тот самый парень, которого я убил меньше часа тому назад.  Он был снят в костюме, скорей всего сразу после окончания школы. Я стал рассматривать комнату, в которой он жил. Там были его книги, вещи. Одна книга лежала открытой на столе, наверное, он ее читал совсем недавно. «Эта комната моего сына, он очень любит читать, - вдруг сказала женщина. – Он был лучшим учеником в школе». Она, наверное, еще не знала, что ее сын погиб.  И тогда меня охватил  ужас, я вдруг ясно ощутил весь кошмар того, что случилось. Я убил не просто человека, молодого парня, я убил весь тот огромный труд, который был  в него вложен, я убил надежды и мечты, которым он предавался, я лишил его у людей, которые его любили. Я убил не просто человека, я убил огромный мир. А ведь этого парня можно было и не убивать, его можно было постараться обезоружить. Он, наверное-то и стрелять как следует не умел. Но я поступил так, как мне легче, взял и выстрелил ему в затылок. Это было таким острым ощущением, что я выбежал из дома, прислонился к забору и заплакал. И пока я плакал, ко мне стали приходить образы тех людей, которых я убил раньше. Всех я даже не мог припомнить, но некоторые лица возникали в моем воображении так ярко, как картины на стене. Ко мне пришло ясное понимание, к какой гигантской катастрофе я причастен, сколько уникальных миров уничтожил, какие усилия людей погубил, сделал их бессмысленными. Ведь  каждый из нас – это плод огромной работы, начиная от потуг матери при рождение ребенка, труд воспитателей и учителей и кончая наставника на работе. 

Сначала я думал, что случившееся со мной в том доме – это какой-то небольшой эпизод, вспышка, которая погаснет со временем. Но я ошибался, так как тогда во мне начался какой-то переворот. Я кожей понял, что у******о – это страшный грех, который ничем нельзя искупить. Я едва не попал под военный трибунал, так как отказался выполнять те приказы, которые вели к гибели людей. Меня отстранили от командования батальоном, отдали под следствие. Мне повезло, что следователь, который вел мое дело, что-то понял,  что со мной  происходит. И меня просто демобилизовали. Но это не помогло, я уже не мог жить. То есть  какой-то период я жил вполне обычно, а затем на меня вдруг что-то находило, что-то сжимало  за горло – и я начинал испытывать невыносимые нравственные муки. Ни обращение в церковь, ни к психиатру ничего не дало, разве что я окончательно осознал, что этот синдром для меня неизлечим. Убиенные мною  во главе с тем парнем будет постоянно являться ко мне, терзать  мою душу и тело. Не знаю, чтобы в конце концов произошло со мной, покончил бы с собой или сошел с ума, если однажды мне не предложили поехать сюда. Я, не раздумывая, согласился, так как знал, что жизни мне там все равно не будет. Мне казалось, что этот ужас меня уже покинул, но сегодня вдруг снова все нашло. Я ни от чего не избавился.

Иохин замолчал, я тоже молчал, потрясенный его рассказом. Мы оба чувствовали себя уставшими - и рассказчик и слушатель, так как на нас обоих навалилась тяжесть. Ее природа была не совсем ясна, так как на меня  вдруг нахлынуло удивившее меня ощущение,  что в убийствах Иохина есть доля и моей вины. Это было непонятно и странно, но это было именно так.

- Ладно, поговорили  и хватит, - вдруг совсем другим тоном произнес он. – Какое это имеет значение для вас, вы же непорочный, вы не убивали.

- Каждый несет хотя бы малую часть греха другого, - сказал я.                 

  - Это все слова, людям нет никакого дела до того, что случилось со мной. И вам – тоже.

Я не стал опровергать это утверждение, я сам еще не разобрался в этом вопросе. Но вот что я знал точно, купаться мне расхотелось.