— Привыкай, — с усмешкой говорит Чон, стоя у шкафа и выискивая свою одежду. Смущённо прикусываю нижнюю губу, пряча лицо в мокрых волосах, затем переворачиваюсь и устраиваюсь животом на кровати. В этот раз было куда приятнее... мне понравилось.
— Ты куда? — спрашиваю я, уткнувшись лицом в подушку, оставляя на постельном белье мокрые следы от ещё не просохшего тела.
— В клуб. Дела сами не разгребутся.
— Во сколько ты придёшь?
— Поздно, — парень застёгивает пуговицы на рубашке и присаживается на край кровати. — Ночуешь у меня, — наклоняется и целует моё оголённое плечо. Я вздрагиваю, ощущая его тёплые губы, но поворачиваться к нему лицом не смею, так как некое смущение всё ещё окрашивает мои щёки.
***
Казалось бы, да, у вас всё хорошо, ребята. Не знаю, можно ли считать это за «хорошо». За прошедшие три недели я всего лишь две ночи засыпала вместе с ним. Чонгук рано уходил и поздно возвращался домой. Я ждала его, сложив голову на кухонном столе рядом с давно остывшим ужином, ждала его у входа в университет, когда писала сообщения о том, что сдала свой зачёт, пила горький кофе, лишь бы только не подпускать к себе сны… я просто ждала его, постоянно ждала. Иногда чувствую его холодное тело и сигаретный запах, когда он поздней ночью ложится в кровать и прижимает к себе, согреваясь моим телом. Гук часто пьёт то ли от проблем, то ли от привычки. Выхватывая из рук бутылку, он бросит на тебя укоризненный взгляд и кинет колкое словечко, но только не послушает. Я привыкаю к этому, но всё равно не бездействую. Мне сложно.
Солнце тонет за горизонтом, а я сижу в его кровати и наблюдаю за оранжево-красными облаками, которые так красиво переливаются в утопающем закате. Слышу шаги на первом этаже, неужели он пришёл сегодня раньше? Подрываюсь с кровати и несусь на первый этаж, забывая о частой обиде, которая накатывается каждый вечер, ожидая его. Останавливаюсь на нижней ступени, наблюдая за раздражённым парнем, который, не разуваясь и не снимая с плеч куртку, садится на диван и устало опрокидывает голову.
— Чонгук, всё в порядке? — присаживаюсь рядом, чуть дотрагиваясь до свежей ранки на его губе. — Подожди, я сейчас, — хочу подняться для того, чтобы принести аптечку, но он хватает меня за руку и сажает к себе на колени.
— Просто посидим вот так, — обхватывает талию руками, утыкаясь носом в моё плечо. Чувствую запах алкоголя — снова пил.
— Почему ты пьёшь? Почему приходишь домой в ссадинах? Почему, Чонгук?
— Хватит, — крутит головой парень, не желая слушать меня.
— Чонгук, почему?
— Даже не думай пилить меня, — предупреждает без доли шутки, отталкивая меня на спинку дивана.
— Боже, как мне это всё надоело. Ты ничего мне не рассказываешь, ты только куришь и пьёшь. Мне не хватает тебя, — зарываюсь лицом в ладони.
— Хм, надоело? — хмыкает, снимая куртку с плеч. — Так уходи, — отбрасывает её на спинку и перекидывает серьёзный взгляд на меня.
Я, на только что услышанное, медленно поднимаю уже заплаканные глаза, пытаясь найти любую зацепку на то, что мне послышалось. Так надоело предавать свою гордость, так надоело быть призраком, который каждый день скитается по этому большому, пустующему дому. Смахнув свои слёзы тыльной стороной ладони, поднимаюсь на ноги и, молча посмотрев в его глаза, направляюсь в прихожую. Он рушит всё, что только начинает строить, доводит до слёз, хоть и говорит, что любит мой смех.
Застёгиваю молнию на куртке и тянусь к ручке входной двери, как меня резко останавливают сильные руки.
— Дура. Даже не думай уйти от меня, понятно тебе?
— Расскажи мне всё, — поднимаю на него взгляд, в котором лишь одни вопросы. — Расскажи, тогда я пойму, что для тебя что-то значу.
Раскрыться, довериться, разделить свои переживания с кем-то, а не нести всё на своих плечах. Начиная от смерти отца до сегодняшнего дня, Гук сейчас рассказывает всё, даже то, что я уже слышала от Юнги, но слышать это от него самого гораздо правильнее, нежели полагаться на слова лучшего друга. Он открывается мне, даёт понять, что доверяет.
— Ты незаконно держишь клуб? — делаю вывод из только что услышанного.
— Он не должен принадлежать тому, кто является никем для нашей семьи. Как отец вообще мог сделать его наследником, а мне ничего не оставить? Я поступаю правильно, это моё место!
Он обижен. Просто обижен на всё: на отца, который его и вовсе не воспринимал как сына, на Намджуна, которому досталось абсолютно всё, на мать, которая умерла ещё раньше, чем отец.
— Как ты до сих пор управляешь клубом? — задаю вопрос парню, на который он, наверное, не захочет отвечать. Чон берёт меня за руку и ведёт к дивану, усаживает и садится рядом, кольцуя двумя руками талию. Тёплое дыхание в шею и еле уловимое касание губ.
— У меня есть юридическое лицо, — спокойно начинает он, сильнее обнимая меня. — Дядя ещё с того времени, когда мне было лет семнадцать, выкупал клуб и оформлял всё под свою организацию. Он делал всё, чтобы это место в будущем досталось мне. Знаю, в этом также законного ничего нет.
Часто молчать, сидя в его объятиях, знать намного больше и быть той, которой он сможет открыться. Сейчас Чонгук рассказал мне то, что так усердно копает Намджун, значит, он по-настоящему доверяет.
— Пойдём спать, я так устал сегодня.
***
В зачётке уже красуется второй «зачёт», что не может сейчас не радовать. Я, довольная собой, выбираюсь из университета вместе с печальной Джинни, которая из-за своей отчуждённости от внешнего мира ничего не сдала.
— Эх, подруга, ведь можно было хотя бы почитать, — вздыхаю, идя по правую сторону. — Только Юнги в голове.
— Вини его, а не меня, — надувается девушка.
— Джинни, он всего лишь поцеловал тебя тогда, а тебе от этого крышу до сих пор несёт.
— Ты не понимаешь. Я знаю, что небезразлична ему, для меня это сейчас самое главное.
— Три недели прошло, мог бы и позвонить, — с печалью в глазах смотрю на неё.
— Вот только не надо меня жалеть! Всё хорошо, Мира, — она обгоняет меня, выбираясь вперёд, а я останавливаюсь и смотрю ей вслед, понимая, что она будет сегодня опять плакать. Джинни сильная, но ведь у этой силы тоже есть какой-то предел.
Оказавшись в комнате, я, сбрасывая сумку и прихватив с собой махровое полотенце до этого висевшего на спинке стула, направляюсь в душ. Нужно смыть с себя этот тяжёлый день, который всё-таки принёс свои плоды в виде зачёта.
После получасового принятия водных процедур, расслабленная и чистая захожу обратно в комнату.
— Тебе мама звонила, — не поворачиваясь в мою сторону, говорит лицом в подушку Джинни.
— Да? — быстро подрываюсь к столу, на котором лежит телефон.
— Не звони сейчас, она ведь на работе.
— Ты поднимала? Что с Минхёком? — заволновалась я, подлетая к её кровати.
— Всё так же, как и было, — выдохнула она, поворачиваясь ко мне лицом. Опускаю голову, не зная, радоваться тому, что его состояние не ухудшилось, или плакать от того, что он всё ещё лежит в реанимации. — Ты собираешься куда-то? — посмотрев на меня, Джинни решила быстро сменить тему. — К Чону?
— А, да, — часто киваю головой. — Он сегодня раньше должен прийти.
— Тогда иди собирайся, а также улыбайся чаще, дурочка, — с усмешкой говорит она, начиная меня обнимать.
***
Добравшись к дому Чона, открываю входную дверь и прохожу внутрь, располагаясь на уже излюбленном кожаном диване и ожидая появления хозяина. Долгое лазанье по телефону и прочие бессмысленные действия подбивают на сон, но я упорно его сдерживаю, делая себе чашку уже поднадоевшего кофе.
Хлопок двери и громкое «Я дома» заставили меня отставить горячий напиток и резко подорваться к нему навстречу.
— Иди сюда, — отбрасывая ключи на столик, кивком подзывает меня к себе. — Сдала свой зачёт? — заключает в объятия, чуть приподнимая над полом.
— Сдала, — улыбаюсь ему в шею, осознавая, что он всё же помнит даты моих зачётов.
— Ну смотри, я потом проверю, — опускает обратно на ноги и скользит рукой до бёдер, сжимая.
— Я ужин приготовила, — медленно отстраняюсь и иду на кухню. Парень следует за мной, но, даже не посмотрев на накрытый стол, тянется к верхнему шкафчику, доставая оттуда бутылку коньяка. — Чонгук, — бросаю на него укоризненный взгляд. — Ты издеваешься? Сколько можно?
— Тсс, детка, мне это нужно, — спокойно говорит парень, справляясь с открытием бутылки.
— Хватит, прошу, — подхожу к нему, бросая взгляд то на стеклянную бутылку, то на Чона. — Сколько уже можно?
— Не выноси мне мозг, — смотрит в глаза злобно, насквозь пропитывая своей раздражённостью. — Так тебе понятно?
— Надоело! — не выдерживаю и перехожу на крик, хватая из его рук бутылку и быстро избавляясь от никчёмной жидкости, выливая её в раковину. Очень смело, Мира.
— Охренела? — подрывается ко мне и с силой разворачивает лицом к себе, даже немного больно делая. — Совсем краёв не видишь?
Я прикрываю глаза, жмурясь от его тона.
— Как же всё это надоело, — шепотом произношу и выбираюсь из его рук. — С меня хватит, — быстро направлюсь в прихожую и, не застёгиваясь полностью, буквально вылетаю из этого дома, успев заплакать по дороге.
Ночь, мелькающие огоньки проезжающих мимо машин, светло-жёлтый свет из окон многоэтажек, отключенные на ночь светофоры, пустующие улицы и парящая в воздухе мятая газета, которую так нещадно гоняет ветер. Нужно поспешить. Стою на перекрёстке, ожидая свободного пути, но, когда уже хочу вступить на проезжую часть, дорогу преграждает чёрный внедорожник Чона. Скажу честно, меня это не удивило. Парень громко хлопает дверцей и, поправив воротник куртки, быстро направляется ко мне, хватая за руку.
— Садись.
— Отпусти, — выдёргиваю свою руку и уже пытаюсь обойти его, как парень снова преграждает мне путь.
— Не дури! Садись в машину! — как всегда приказной тон.
— Придурок! — нахожу в себе силы для смелости. — Идиот! — толкаю его в плечо, пытаясь снова обогнуть.
— Ох, зря, — фыркает Чон и, применяя силу, хватает меня за талию и тянет к машине, отбиваясь от рук по дороге. Затем, пристегнув ремнём безопасности, быстро обходит капот и садится за руль.
Я всё ещё пытаюсь кидать колкие словечки в его адрес, а он просто молчит. Объезжая машины и не останавливаясь на красные огни светофора, несётся по дороге и в конечном итоге сворачивает в какой-то пустующий район.
— Куда ты меня привёз? — безрадостно спрашиваю, не понимая причины своего пребывания здесь.
Парень всё также молча выбирается из машины и, обойдя её, открывает дверь с моей стороны.
— Давай, поднимайся, — приказывает, отстёгивая ремень и вытягивая, как тряпку, наружу.
— Что т-ты...
— Замолчи, — подхватывает под бёдра, и под писк сажает на капот.
— Чонгук…
— Замолчи, я сказал! — закричав, быстро затыкает меня поцелуем, кусая в наказание нижнюю губу. Его руки беспорядочно блуждают по телу и иногда до боли сжимают конечности.
— Чонгук, остановись…
— Закрой свой рот, если не хочешь, чтобы я сделал тебе больно, — предупреждает он, хватаясь за подбородок. Парень с вожделением смотрит в глаза и неестественно ласково гладит большим пальцем щёку, после, наводя его на нижнюю губу и слабо смяв её, рывком опускается за поцелуем.
— Нас могут увидеть, — томно шепчу, пытаясь зацепиться за ниточки реальности.
— Плевать, — безразлично бросает, расстёгивая несколько верхних пуговиц моей рубашки, и припадает к груди. Приятно и страшно. Он не раздевает меня полностью, только оголяет те участки, которые сейчас нужны ему. Я обхватываю его шею двумя руками, чтобы не скатиться с холодного капота, и тихо матерюсь, готовясь к его дальнейшим манипуляциям, потому что знаю, что он не остановится.
Чонгук такой — захочет и получит. Он очерчивает языком контур ключицы и снова переходит к моим губам, умело проникая языком, завлекая и тот в тягучий, пошлый поцелуй. Руки парня быстро справляются с застёжкой светлых джинс, с рыком стягивая их вместе с хлопковым бельём. А я, не отстраняясь от губ, также помогаю справиться с его ремнём, оттягивая вниз брюки, на что Чон начинает улыбаться в поцелуй. Не из-за собственного желания я это делаю, просто поскорее бы это закончить.
Он плотно прижимает моё тело к себе и опускает руки на бёдра, начиная ласкать их внутреннюю сторону и подниматься выше. Я смиренно поддаюсь ему: откидываю голову назад и кусаю губы, подставляясь под ласки, на что парень больше не томит себя ожиданием.
— Будь всегда такой покладистой, иначе… — кусает подбородок и, не дав мне подготовиться, резко входит, вызывая болезненный стон.
Я впиваюсь ногтями в его затылок, с силой царапая кожу, кричу ему на ухо после очередных грубых толчков, а он только набирает скорости. Ему нравится чувствовать власть, нравится моя беззащитность, нравится, как я извиваюсь под ним и прошу о большем. Псих.