Преображение

5.

После трудной дороги и затяжного медосмотра я чувствовал себя усталым. А потому, не раздеваясь, лег на кровать. Я попытался систематизировать свои впечатления от увиденного и услышанного.  И все отчетливей кристаллизировалось ощущение,  что ничего  хорошего  меня  тут  не ждет. Весь этот антураж отталкивал от себя. Чему можно научиться в таком месте? Есть ли тут человек, способный мне помочь? Я вспомнил слова Максимова о мудрости здешних учителей и прежде всего главного учителя. Когда же он явит мне свой лик?

     Внезапно дверь распахнулась,  и на пороге появился  человек.  Это было так неожиданно,  что я несколько мгновений,  не двигаясь, смотрел на него,  как завороженный.  Затем поспешно вскочил с кровати. Неужели ко мне пришел учитель?

     Мужчина был не старый,  но несколько странный.  Его густые волосы были всколочены,  а в лице было нечто такое странное. Про их обладателей обычно говорят: не от мира сего.

     - Здравствуйте, вы мой новый сосед, - сияя от счастья, проговорил он, слегка придыхая. - Я вижу, вы только что заселились. Как это замечательно!

     Ничего замечательного я в этом не видел и потому решил  за  благо промолчать.

     - Давайте знакомиться и дружить.  Меня зовут Антон Казимирович. А фамилия Лукашевич. Но вы зовите меня просто Антоном. А некоторые называют меня тут Тоней.  Мне это очень нравится.  Можете и  вы  меня  так звать. Я не обижусь.

     Я подумал, что последнее имя ему идет даже больше, нежели то, которым его нарекли родители.

     Я тоже представился.

     - Великолепно!  - снова восторженно воскликнул Антон или Тоня.  - Как только я вас увидел, то сразу понял, что мы будем дружить. Знаете, я сразу вижу,  хороший человек передо мной или плохой.  Вы  мне  очень нравитесь. Давайте поцелуемся, это сразу сближает людей.

     Я был несколько ошеломлен этим бурным натиском и не знал,  как на него реагировать. Однако Тоне и не нужна была моя реакция, он подбежал ко мне и крепко,  как целуют возлюбленную,  поцеловал в губы.  Мне невольно пришлось ответить ему тем же.

     Судя по всему,  он остался доволен случившимся, так как буквально весь лучился от счастья.

     - Как вам тут?  - спросил он и сам же ответил: - Вам здесь непременно понравится. Тут столько замечательных собралось людей. Я их всех люблю. Такие все умные,  такие добрые.  Вы сами скоро увидите.  А позвольте спросить, что вас привело сюда?

     - Потерял самого себя, надеюсь найти себя здесь.

     - И правильно!  - горячо одобрил Тоня мое намерение.  - Здесь все находят. Ну, большинство, - уточнил он. - Здесь такие прекрасные учителя, они  столько всего знают.  А как хорошо нас понимают.  Я буквально ожил за то время, что нахожусь в центре.

     - А что у вас за недуг? - поинтересовался я.

     Мне показалось,  что мой собеседник немного стушевался. Он как-то робко посмотрел на меня.

     - А вы не станете надо мной смеяться? - вдруг спросил он.

     - Ни за что! - твердо заверил я.

     - Видите ли,  я не знаю,  как мне жить там, среди людей. Я их так люблю, они такие замечательные,  но почему-то постоянно обманывают меня, отовсюду изгонят. - В голосе Тони зазвучала неподдельная грусть. - Они лишили меня квартиры, денег, отняли все, что было. Я сюда приехал, чтобы научиться жить как все.

     - И как успешно?

     - Пока трудно сказать, я же там с тех пор не жил, - кивнул он куда-то в  сторону.  -  Но я стал больше понимать об окружающем мире.  А здесь все по-другому, здесь никто не обманывает, не обижает меня. Наоборот, все заступаются. А вы меня не станете обижать?

     - С какой стати?

     - Я сразу это понял,  - обрадовался Тоня. - Так хорошо жить рядом с человеком,  от которого не ждешь подвохов. Давайте еще раз поцелуемся.

     "Ну, уж это явно перебор" - подумал я.

     - Подождите,  а  давайте  прежде  выпьем  за  знакомство.  У меня кое-что припасено, - показал я взглядом на чемодан.

     - Что вы, что вы, тут это не приветствуется. Если кто узнает, вас могут исключить из лагеря. У нас были такие случаи.

     - Нет,  так нет. Вы меня извините, я очень рад нашему знакомству. Но сейчас мне надо разобрать вещи.

     - О,  конечно,  вы же с дороги, устали. Как я сразу не подумал об этом. - В знак раскаяния Лукашевич довольно сильно ударил себя кулаком по лбу. - Прошу прощения, я исчезаю. Но если вам что-нибудь понадобится, я за стеной. Постучите три раза, и я мигом прилечу.

     Тоня вышел  из моей каморки,  а я перевел дыхание.  Странный тип, если тут все такие,  долго мне здесь не выдержать.  Я снова растянулся на кровати. Удивительная все-таки вещь жизнь, никогда не предугадаешь, что в ней с тобой случится.  Разве еще полгода назад я  мог  предположить, какая  со  мной случится напасть, и что я по собственному желанию окажусь в таком удивительном месте среди таких чудных людей.

     Мои мысли  без всякого моего участия продолжали разворачиваться в заданном им первоначальным импульсом направлении, постепенно становясь все менее отчетливыми. И наступило мгновение, когда я перестал их ощущать.

     Проснулся я от стука в дверь. Не без труда я разлепил веки, чувствуя сонную одурь в голове.

     - Илья,  Сергеевич,  дорогой,  -  пробился к моему сознанию голос из-за двери, - вы случайно не спите. Вставайте, время идти на ужин.

     И сразу я ощутил, что очень голоден. Что было не удивительно, так как уже наступил вечер, а ел я последний раз рано утром, перед выездом в лагерь. Я вскочил с кровати и поспешно направился к выходу.

     Сопровождаемый своим новым знакомым,  я  направился  к  столовой. Если утром  лагерь был почти столь же пустынный как Сахара,  то сейчас он ожил,  ведущая к столовой дорога была плотно запружена людьми. Но к некоторому моему удивлению, почти никто не разговаривал друг с другом. Все шли в полной тишине, если не считать цоканье каблуков об асфальт.

     Я попытался отыскать в толпе Жоржа,  но не обнаружил его. Я подумал, что не исключено, что он уже находится в столовой.

     Здание столовой  своим  внешним  видом  мало отличалось от других строений,  такое же низкое и приземистое,  только большее по размерам. Внутри оно состояло из большого, уставленного столами, зала.

     Внезапно у входа ко мне подошел охранник во все той же синей форме.

     - Вы - новенький, - скорей не спрашивая, а утверждая произнес он.

     - Да. Я тут в первый раз.

     - Я вас отведу за ваш постоянный столик.  Прошу всегда сидеть  за ним.

     Охранник подвел меня к одному из столов. За ним уже расположились три человека. Один стул пустовал. Его я и занял.

     Я почувствовал направленные на меня три изучающих взгляда. Я тоже стал рассматривать своих сотрапезников.

     То были три совершенно непохожих друг на друга человека. Напротив меня сидел пожилой мужчина с очень приятным лицом, с умными и усталыми глазами. Поймав на себе мой взгляд, он улыбнулся и едва заметно кивнул мне головой.

     По левую руку от меня восседал настоящий атлет.  Даже  в  сидячем положении было заметно,  какого он высокого роста, а разворот его мощных плеч сразу же порождал ассоциацию с борцом.  У него было  грубоватая, но по-своему красивая лепка лица.

     Справа от меня сидел мужчина примерно моего возраста с такой бессодержательной внешностью, что я лишь на секунду коснулся его взглядом и, не найдя на чем ему остановиться, отвел глаза.

     - Значит,  у  нас пополнение,  - сказал атлет и протянул мне свою могучую длань. - Будем знакомы. Мстислав, - назвал он себя.

     Я ответил.

     - Хорошо, что вы появились, а то надоело смотреть на пустой стул. А теперь снова полный комплект. Говорил же я вам, что на долго одни мы не останемся,  - обратился Мстислав к своим сотрапезникам так, словно продолжая какой-то старый спор.

     - Мстислав не обманывает,  мы в самом деле рады, что вы присоединились к нам,  - негромко произнес со своей приятной улыбкой самый пожилой из них. Давайте познакомимся. Меня зовут Аристархов, Дмитрий Евгеньевич.

     Мы обменялись с ним рукопожатием.

     - Петров, Юрий Николаевич, - представился "безликий" как мысленно я уже его окрестил.

     - Айда за пайкой, - провозгласил Мстислав, видя, что у стойки народу стало меньше.  - Кормежка тут не шибко замечательная, но с голоду умереть не дают. Мы им нужны живыми, -  засмеялся он, смотря на меня.

     Порция, в самом деле оказалась не слишком обильной, на мою тарелку повар положил половник картофельного пюре и рыбий хвост. Кроме того, я получил малюсенький бледно-желтый кубик масла и пару кусочков хлеба.

     Сколько я себя помнил, я всегда был гурманом. И теперь, смотря на тарелку, с тоской думал,  что, отправляясь сюда, совершенно не подумал о такой мелочи, как питание. С таким рационом я буду постоянно испытывать муки голода.  И как только Мстислав еще не протянул ноги, его огромному сильному организму требуется пищи не намного меньше, чем быку.

     Я заметил, что за мной с улыбкой наблюдает Аристархов. Но внезапно я услышал за своей спиной чьи-то вопли.  Я повернулся и увидел Жоржа. Тот стоял с тарелкой и громко выражал свое возмущение тем, что  на ней находилось.

     - Это еще что за пижон? - поинтересовался Мстислав.

     - Это Жорж, мы с ним сегодня приехали.

     - Значит, вы знакомы?

     - Вчера познакомились.

     - Вряд  ли он долго тут выдержит,  - заметил Аристархов.  - Такие здесь  уже бывали, но не задерживались.

     Я подумал,  что он,  пожалуй,  прав.  Но дальше по этому пути мои мысли не пошли, так как следующие пять минут я был исключительно занят едой.

     Утолив первую стадию голода, я стал размышлять над тем, что за люди мои соседи по столу и как мне с ними держаться?  Насколько можно им доверять, стоит ли быть с ними откровенным?  Наибольшую симпатию вызывал у меня Аристархов с  его  приятной  умной  улыбкой.  Что  касается Мстислава, то  такой тип человеческой породы мне всегда был чужд,  и я старался по возможности держаться от него подальше.  Я всегда настороженно  относился к культу физического тела.  Так же я сторонился чрезмерно общительных людей,  которые считают тебя своим закадычным другом уже  через  пять  минут  после знакомства.  Все должно быть в меру,  а по-настоящему прочные отношения  выстраиваются  годами.  Что  касается Петрова, то  моя мысль куда-то исчезала,  едва я начинал думать о нем.

     Ужин закончился быстро, и мы снова оказались на улице. Я пристроился к Аристархову.

     - Каковы у вас впечатления о лагере? - спросил он меня.

     - Не знаю, что и сказать, - откровенно ответил я. - Пока не могу определить, куда я попал. А вы, судя по всему, здесь уже давно

     - Четвертый месяц.

     От удивления я даже присвистнул.

     - А мне казалось, что тут так надолго не задерживаются.

     - У кого как получается.  Вот,  к примеру,  Юрий Николаевич здесь уже больше полгода.

     - А Мстислав?

     - Он всего месяц.

     Я задумался.

     - Но от чего это зависит?

     - От того,  как чувствует себя человек.  Избавился ли он от своих проблем или они его продолжают мучить. Хотя некоторым просто тут надоедает, и они уезжает такими же, как и приехали. - Аристархов задумчиво посмотрел на меня.  - Знаете,  если вы не возражаете,  через некоторое время мы можем с вами немного пообщаться. Скажите, где вас поселили, я приду к вам.

     Я назвал свой новый адрес.

     - Хорошо,  ждите меня.  А я,  кстати, уже пришел, - показал он на барак, возле которого мы остановились. До скорой встречи.

     Я прошел в свое бунгало, как мысленно я назвал свое новое жилище, и растянулся на кровати.  В данный момент больше всего меня беспокоило то, что уже скоро снова почувствую муки голода. Смешная ситуация, приехал сюда,  чтобы лечить душу,  а забочусь о своем животе.  Но что делать, коль  в человеке на первом месте всегда дает о себе знать животное начало,  а уже потом - духовное или божественное.  И  все  же  эту проблему надо как-то решать. Может быть, Аристархов что-нибудь подскажет путное.

     И едва я подумал о нем, как услышал стук в дверь. Я отворил ее; в самом деле, на пороге стоял Аристархов.

     Мы прошли в комнату. Я предложил гостю стул, а сам сел на кровать.

     - Сожалею, но ничем не могу вас по потчевать, - сказал я. - Кстати, вы не знаете, можно ли тут добыть хоть какую-нибудь еду.  Я  чувствую, что  через час мой желудок настоятельно потребует дополнительной порции пищи.

     Аристархов неожиданно засмеялся.

     - Вы верно ухватили суть дела,  нехватка еды - это одна из  самых больных проблем  в  этом лагере.  Очень многие его покидают как раз по этой причине.

     - Не хотелось бы последовать их примеру. Но неужели тут ничего не продается?

     - Увы,  абсолютно  ничего.  В  лагере деньги не нужны, на них все равно нечего купить.  Но выход все же есть.  Охранники часто ездят  в город и с ними можно договориться,  чтобы они привезли вам  заказ.  Но так  как  это  делается  нелегально и если узнает об этом комендант их уволят с работы,  они за эту услугу дерут просто бешенные деньги. Есть даже такса: на какую сумму вы просите их купить вам еды, ровно столько же они берут себе.

     - Но это настоящее вымогательство!  - не сдержал я своего негодования. - Так никаких денег не хватит.

     - Именно это и происходит с большинством обитателей лагеря, очень скоро они оказываются без копейки.

     Я вдруг подумал о Жорже.  Конечно,  жить за чужой счет некрасиво, но только он способен помочь мне в моей беде.

     - А как вы? - спросил я.

     - О,  у меня уже давно нет ни гроша.  Меня спасает лишь то, что я всю жизнь привык довольствоваться малым. Мне почти хватает.

     Я решил, что, пожалуй, стоит сменить тему.

     - Я бы хотел понять,  что здесь происходит? Действительно ли люди избавляются от своих проблем?

     - Вы хотите понять,  что здесь происходит,  - повторил Аристархов вслед за мной.  - Это непросто будет сделать. Я потратил на это немало времени и  сил,  но не могу сказать,  что знаю, что тут действительно творится.  Избавляются ли люди от своих проблем? Вопрос в том, что под этим  понимать.  Я  действительно видел,  как некоторые покидают центр счастливыми как дети.  Но долго ли продлится их счастье?  Полагаю, что на этот вопрос здесь вряд ли кто-нибудь даст ответ.

     У меня возникло ощущение,  что наш разговор забредает в тупик. Мы обмениваемся словами,  но они ничего не проясняют,  никуда  не  ведут. По-видимому, и у Аристархова родилось такое же чувство. - Мне кажется, вы не вполне довольны моими ответами, - сказал он.

- Но, может быть, вы спросите то, что вас непосредственно волнует. Задавайте любые вопросы, у меня уже давно нет запретных тем.

     - Спасибо,  -  искренне поблагодарил я за такую возможность.  - В таком случае я бы хотел узнать,  что привело вас сюда?  Я спрашиваю не из праздного любопытства, мне кажется, это наиболее короткий путь, дабы понять, что тут в действительности происходит.

     - Пожалуй,  с этим тезисом можно согласиться.  Как бы вам  объяснить? Видите ли, я по профессии физик-теоретик и почти тридцать лет занимался наукой. В своей области я весьма известен, мои труды опубликованы в десятках стран.  Я это говорю не ради хвастовства,  а для того, чтобы вы поняли,  что я отнюдь не неудачник.  Меня привело сюда совсем иные обстоятельства.  Видите ли,  с некоторых пор я стал ощущать бесплодность своих занятий. Физика, проникнув вглубь материи, столкнулась с проблемой первопричины. Она успешно объяснила причины массы явлений. Но она не способна объяснить собственное существование, причину, которую порождает все это огромное количество причин. Конечно, можно вести речь о Боге - источнике всех начал.  И я отнюдь не атеист. Но все дело в том,  что Бог не познаваем,  это может быть главный принцип мироустройства.  Будучи началом и концом всего он сам не имеет ни начало,  ни конца. Вы понимаете, о чем я говорю?

     - В школе по физике у меня была тройка, но, надеюсь, что я все же понимаю вас.

     - Будь я физиком-практиком,  у меня скорей всего проблем не  возникло бы; практики всегда находят для себя занятие, они разбивают единую науку на множество мелких частей и постоянно открывают все новые и новые закономерности.  Их даже не смущает тот факт, что с каждым разом их открытие объясняет все меньший диапазон явлений. Я же чем становился  старше,  чем  дальше продвигался вперед по пути постижения истины. Думаю,  что в свое время я совершил ошибку,  во мне жила  уверенность, что  мои возможности познания безграничны.  И за несколько десятилетий работы я так привык расширять границы познанного,  что не представлял, как можно действовать иначе. И вот в какой момент я вдруг уперся в невозможность дальше двигаться по этой дороге. Вы, наверное, знаете, что в  физике  существуют с одной стороны константы,  а с другой - принцип неопределенности.  Вот они-то и подкосили меня.  Такие константы, как, например,  скорость свет или абсолютный нуль, говорят нам, что за пределы этих значений человек не в состоянии выйти ни физически,  ни  интеллектуально.  За ними начинается новый мир, куда нам, как на секретный объект,  вход запрещен. Но именно там находится все самое интересное.  Там действуют другие законы,  если там существует физика, то это совсем другая наука. Но познать ее мы не в состоянии.

     - А что с принципом неопределенности? - напомнил я.

     - Если отвлечься от конкретного проявления этого принципа и взять его широко, то это означает, что все наши знания не просто относительны, а они кардинально меняются в зависимости от изменения осей координат, в которых мы находимся.  Говоря по-простому, поднимаясь на каждую новую ступень познания, мы вынуждены пересматривать все наши представления. А это фактически означает, что невозможно ничего познать. Любое познание - это не что иное, как остановка процесса.  Мы фиксируем  достигнутый уровень, но это лишь промежуточное звено на бесконечном маршруте.  И никто не в состоянии добраться до конечной ее станции.

     - Мне кажется, что вы не совсем правы, - заметил я. - Я согласен, что процесс познания бесконечен,  как Вселенная, но ведь есть огромное число его  плодов,  в том числе и весьма сочных.  Разве не ваша физика позволила создать телефон, телевизор, компьютер и множество других полезных вещей.  А запустить человека в космос.  Разве все это не свидетельствует, что весьма конкретно, оно позволяет улучшать мир.

     - Да вы правы, польза от науки большая. Но вы не учитываете одного обстоятельства, я теоретик, а не практик. Меня мало волнует практические достижения.  Меня интересует лишь процесс познания в его чистом виде.  А тут-то я оказался в полном тупике,  из которого не мог  найти выход.  Может быть,  это звучит смешно, но еще в молодости я частенько говорил себе:  если бог создал этот мир, то я призван в него для того, чтобы объяснить его устройство себе и людям.  Понимаю,  что меня можно упрекнуть в тщеславии.  А, как известно, тех, кто мнит себя равным богам,  они жестоко наказывают. И я не избежал этой участи. Я вдруг ясно почувствовал,  что моя мысль просто буксует,  она встала и стоит,  как электричка на переезде.  Для меня это было крушением всего, до сих пор я с ужасом вспоминаю те кошмарные месяцы.  Я мечтал лишь об одном: покончить со всем этим одним ударом.

     Я невольно  вздрогнул,  так  как его тогдашние мысли очень сильно перекликались с моими, совсем недавними. Я заметил внимательный взгляд Аристархова на своем лице.

     - А сейчас вы уже не думаете об этом?

     - Думаю, только не поверхностной частью мышления, а в гораздо более глубоких его слоях.  У меня не возникает этих мыслей, но есть ощущение,  что они где-то там постоянно проплывают мимо меня.  И это  уже хорошо.  Только у меня нет уверенности,  что это надолго. Я боюсь, что как только я выйду за ворота этого заведения,  все снова  вернется  ко мне. Потому-то я и остаюсь тут. Но, мне почему-то кажется, что в отличии от меня вам будет легче вернуться к нормальной жизни.  Я не  знаю, что с вами случилось, но я понял, что многое зависит от того, насколько человек связан с конечными величинами и истинами.  Чем он дальше от них, тем легче ему обрести  привычное существование.

     - Я бы очень этого хотел, - признался я.

     - А вот я,  как ни странно, не ведаю, чего хочу. Мне кажется, что меня и остальных представителей человеческого рода  разделяет  слишком большая пропасть. Даже мои коллеги - ученые-физики чаще всего не понимали, что же меня так беспокоит. Их не волновала проблема невозможности подлинного познания мира, они все были помешены на каких-то локальных теориях.  Каждый из них мечтал создать свою теорию,  названную его именем. Неважно о чем,  неважно, как глубоко она объясняет явления или лишь  выражает какие-то поверхностные закономерности.  Главное войти в историю. Вот собственно и все, что я хотел вам рассказать о себе. Льщу себя надеждой, что вы меня хотя бы отчасти поняли.

     -  А это для вас действительно важно?

     Аристархов внимательно посмотрел на меня и улыбнулся своей  такой милой и грустно-усталой улыбкой.

     - Если человек не находит понимания у людей,  это делает его несчастным. Я не верю тому, кто уверяет каждого встречного, как он презирает мнения людей. Обычно это служит верным признаком, что он не получил у них должного,  по его разумению,  признания. Кстати, здесь такие встречаются чуть ли не на каждом шагу.

     - Мне кажется,  я вас понимаю, - сказал я, - по крайней мере настолько, насколько один человек способен понять другого. А по моим наблюдениям эта способность не слишком в нас развита.

     - Вы правы,  - согласился он со мной. - Я всегда страдал от этого человеческого недостатка.

     - Скажите,  а  что  вы  думаете о местном главном гуру - Раждживе Кришне?

     - Вам  лучше самому составить о нем представление,  чем опираться на суждение других.  Впрочем,  если вы хотите услышать мое мнение,  то извольте. Я считаю его одним из самых мудрых людей  на  этой  планете, которая  в  целом не балует нас мудрецами.  У нас было с ним несколько бесед,  однажды мы с ним проговорили без перерыва пять часов. И все же его  ответы на мои вопросы меня не полностью удовлетворяют,  я ощущаю, что они не заполняют вакуум, что находится у меня внутри, - дотронулся Аристархов до своей груди.  - А это верный признак того, что пока я не вижу для себя просвета.  Впрочем, когда вы увидите Учителя, послушаете его  проповеди,  а если вам повезет,  поговорите с ним лично,  вы сами поймете масштаб его личности.  Беда лишь в том, что чем уникальнее человек, тем его хуже понимают, тем большая аура одиночества его окружает.         

        "Это он не только о нем, но и о себе" - подумал я.

     Аристархов встал.

     - Надеюсь,  мы  подружимся  и даже не исключено,  что поймем друг друга. - Он улыбнулся.  - А пока разрешите откланяться.  В той жизни я обычно ложился  не раньше двух-трех часов.  Смотрел на звезды и думал, думал. А здесь,  к своему удивлению,  я привык ложиться рано.  Не хочу оставаться один в ночи. Это навевает на вопросы, на которых у меня нет ответа. И вообще, порождает нехорошее настроение. Так что до завтра.

     Мы обменялись  дружеским  рукопожатием,  и  Аристархов  исчез  за дверью.

     Я остался один.  Во время разговора с Аристарховым,  я чувствовал себя спокойным,  в отличии от предыдущих дней ничего не ныло в  груди, но едва он ушел, все снова навалилось на меня. И не просто навалилось, а такого тяжелого невидимого груза, который сейчас давил на мою грудь, я еще никогда не чувствовал.

     Я лежал на кровати и как путник,  жаждущий глотка воды,  мечтал о том, чтобы заснуть.  Но сон упорно не шел на свидание со мной,  вместо него в моем мозгу,  как изображение на экране, возникали какие-то кошмары. Промучившись так часа полтора, я встал.

     Я не представлял,  что мне делать. Внезапно я вспомнил, что дома, когда на  меня  наваливалось такое же состояние,  я выходил на улицу и гулял иногда до тех пор,  когда мои глаза не начинали слипаться. А почему бы  и  сейчас не попробовать это средство.  Никто мне не запрещал выходить из своей комнаты.

     Я вышел на улицу. Было одинаково тихо и темно. Нигде не было видно ни души.  Я по привычке посмотрел на  небо,  разрисованное  узорами немногочисленных звезд.

     В Москве для таких случаев у меня был разработан маршрут;  обычно я направлялся  в  расположенный неподалеку сквер и там совершал ночной променад, лавируя между темных стволов деревьев.  Но здесь  идти  было некуда,  со всех сторон меня окружали едва проступающие контуры одинаковых, словно яйца одной несушки, домов.

     Я несколько раз обошел расположенные по близости бараки и почувствовал, что больше двигаться по этому маршруту мне не хочется. Ограниченность пространства выводила меня из себя.  Сколько времени мне придеться провести на этом малюсеньком пятачке земли? Если мое пребывание тут затянется, я могу и не выдержать. Не то, что я страдаю клаустрофобией,  но все же постоянно пребывать в столь ограниченных пределах мне кажется трудным занятием.

     Внезапно то ли мне показалось,  то ли на самом деле впереди мелькнула чья-то тень.  Я ускорил шаги и буквально через полминуты убедился, что это не призрак, а вполне земной человек.

     - Эй, постойте! - негромко крикнул я.

     Человек меня услышал, так как остановился. Я поспешил к нему.

     В лагере не горело ни одного фонаря,  и я не сразу определил, что передо мной женщина. Тем более одета она была вполне по-мужски - брюки и свитер, а волосы то ли убраны, то ли коротко подстрижены.

     - Извините,  что остановил вас в столь неурочный час,  но я подумал, раз вы гуляете так поздно,  то может быть, немного пройдемся вместе. Я прибыл сюда только сегодня и мне  немного  тоскливо.  Чувствуешь себя как Робинзон на необитаемом острове.

     - Это пройдет,  - обнадежила меня женщина.  Голос у нее был очень мелодичный, словно хорошо настроенный музыкальный инструмент.  Я сразу же влюбился в него. Это красивую мелодию хотелось слушать и слушать.

     - Вы думаете, - ответил я на ее реплику. - Хотелось бы. Но пока я не очень в этом уверен.

     - У меня сначала тоже были такие чувства.

     - А теперь вы хотите сказать, что их больше нет.

     - Поверьте, у вас тоже их не будет. Когда вы послушаете Раджниша, вы вспомните мои слова.

     Она назвала  его  Раджниш без добавления Кришны,  отметил я.  Это звучит как-то по интимному, ведь другие произносят его имя полностью.

     - Вам он так нравится? - спросил я.

     - А разве может, не нравится живой бог?

     - А я полагал, что он человек. Такой же, как, к примеру, мы с вами.

     - Да,  он человек, но не такой, как мы. - Ее голос внезапно накалился, словно вольфрамовая нить в горящей лампочке. - Богами не рождаются, богами становятся.

     - В средние века за такую крамольную мысль вас бы сожгли на  площади как ведьму, - вдруг неожиданно даже для себя хихикнул я.

     Моя собеседница не ответила,  мне показалась,  что  она  пытается сквозь разделяющий  нас  слой густой,  как чернила,  темноты,  получше разглядеть, что за птица находится рядом с ней.

     - Извините,  - вдруг сухим,  как ветки спиленного дерева, голосом произнесла она, - мне нужно идти. Хочется спать.

     Я понял, что совершил оплошность и сильно уронил свою репутацию в ее глазах. И почувствовал сильную досаду. И кто меня тянул за язык, не сморозь я эту глупость про ведьму, как знать, возможно, мы бы еще разговаривали долго и,  может быть,  даже подружились.  А теперь я  вот-вот снова останусь один.

     - Не смею вас задерживать, - попытался я превратиться в джентльмена. - Но может быть, коль мы встретились при столь необычных обстоятельствах, нам стоит познакомиться.

     - Если  вам так хочется.  Дина,  - представилась она и подала мне руку.

     Я тоже  представился,  благовейно  пожимая  эту  тонкую и нежную часть ее тела.

     Пока она шла в свой барак,  я не отрывал глаз от ее фигуры. Впрочем,  ее резиденция была расположена  совсем  близко  от  места  нашей встречи.  И не прошло и минуты,  как она скрылась за дверьми. Я постарался запомнить адрес своей ночной знакомой.  Делать на улице мне было больше  решительно  нечего.  Внезапно я почувствовал,  что меня сильно клонит в сон.  Мое лекарство подействовало. Я поспешил к себе домой. И едва моя щека коснулась подушки, как я заснул.