ПХУБ-ЧУРБ: последний Князь-Маг

Оберу ЧКВД снится его имя

– В замок пойдем, – повторила Мариха, сделав несколько глубоких вдохов. – Зацепка, которую мы ищем, может сыскаться только там. Ты и сам прекрасно понимаешь, что иного выхода нет. Барельефы T''TYR'RWE'! на фасаде замка помнишь? Скорее всего, наши талисманы должны начать действовать, хоть раздельно, хоть совместно, где-то вблизи ворот.

          – Ты же не хотела в замок идти? – совершенно серьезно напомнил Антон. – У тебя имелись другие планы?

          – Идти туда только в первый раз не хочется, но после того, как один раз там побываешь, так ноги буквально сами несут. Это как болезнь заразная. А прогуляться по крупским местам Альп я всегда успею. Понимаешь, – она нагнулась почти к самому уху Антона, но он успел заметить, что глаза ее буквально потемнели: стали темно-темно фиолетовыми. – В замке – сила. Глубоко сидит; где-то очень глубоко, но это зверская, звериная сила. Только это меня здесь и держит. Думаю, что и остальных тоже. Только никто в этом не сознается никогда. Там где-то действительно прячется от глаз сила дикая и необузданная. С такой неведомой силой всегда хочется лбами столкнуться...

          Мариха еще какое-то время сидела в той же позе, но больше ни слова не добавила, просто вздохнула в итоге: лицо ее сразу просветлело, а глаза стали прежнего цвета. Да и волосы засеребрились искорками в бликах солнца.

          – Ну, ладно, я пойду, переоденусь, – сказала она и направилась в сарай.

          – У тебя там что, гардеробная? – решил подколоть ее Антон.

          – А вот переоденусь, и посмотришь, – усмехнулась девушка.

          Антон с удовольствием проследил за ее маршрутом от крыльца и до сарая. Интересно, где она научилась так бедрами вилять? Да еще когда ходишь на гета? Майоров Российской армии этому не учат.

          Он, в отличие от нее, тяжело вздохнул. Мариха понравилась ему с первого взгляда, с первого вздоха, с первого стона. Он чувствовал не только нестерпимое желание близости, но и родство душ, коего прежде никогда не ощущал. В Питере периодически происходили перепихоны с какими-нибудь тетками, которые во время случек прежде всего крепко зажимают зубами неизменную вонючую беломорину, не более того...

          Оделась Мариха весьма странно. По крайней мере, так подумалось Антону в первый момент после того, как она вышла из сарая. Затем она показалась ему в этой одежде более чем аппетитной и даже эротичной.

          – Это что на тебе? – спросил он, внимательно изучая ее кожаный, а точнее – замшевый костюм...

          – Индейские штаны. И куртка из того же материала. На ногах мокасины, которые индейцы носят. Правда, сейчас к ним приклеены снизу деревянные подошвы, а так они очень плотные, мягкие и удобные. Лазать в них по деревьям и камням – одно сплошное удовольствие. Могу и тебя снабдить.

          – Я бы предпочел высокие ботинки на шнуровке. Это у нас приняты сапоги, а американцы ходят только в ботинках. Я видел фильм. Жаль вот только, ни разу примерить не удалось.

          – А Заяц и Егорий только в такой одежде к замку и ходят. Не в безрукавке же этой ты в катакомбы замка полезешь. Думаю, судя по размерам твоего сундучка, никакой другой одежды, что сейчас на тебе, у тебя с собой нет. А в костюме индейца очень удобно и нигде не жмет. Егорий с Зайцем тоже теперь так одеваются. Тьфу, я ведь уже это сказала. Или нет? – Мариха не шутила. Она выглядела несколько растерянной и расстроенной.

          – А там... ну я имею в виду замок, там глубокие ходы? – поинтересовался Антон, раздумывая над тем, почему Мариха многие вещи повторяет по два раза.

          – Никто не знает, грустно усмехнулась Мариха и потерла указательным пальцем скулу. Антон уже подметил этот ее жест и наверняка знал, что она не хитрит и уж тем более не обманывает. – Но – согласно легенде – уходят они в самый центр Земли. От основного тоннеля масса ответвлений, которые проходят под океанским дном, и тянутся к ZAN''NAUYR''RGU, – совершенно серьезно продолжала Мариха. – Столице T''TYR'RWE'! ZANA, огромному плато, которое сто тысяч лет назад опустилось на дно океана.

          Антон прекрасно все это знал, но решил подыграть хорошему настроению Марихи.

          – То есть, там не только мокасины понадобятся, но и снаряжения аквалангистов? – кисло усмехнулся Антон.

          – Там может понадобится все, что угодно, – с нескрываемым сожалением уточнила Мариха. – И, если с нами что случится, никто и никогда не придет на помощь. Сгнием там заживо. Помни об этом, так что набирай всего побольше. Вот там, в дальнем углу, у меня оружейный склад.

          «Да, перспектива не из приятных, – покачал головой Антон и отметил: – а солнце здесь действительно крепко печет: загар у Марихи такой, как будто она полгода отдыхала в Сочи». 

          – Если не секрет, где пригребла всю эту одежду? – спросил Антон, разглядывая такой же комплект, какой был надет и на Марихе, лежавший на ящике. Они стояли в сарае, и он внимательно изучал рюкзаки, тюки, ящики и корзины с провизией и одеждой, которые там хранились. На одном из ящиков как раз и был разложен замшевый костюм, причем, точно его размера.

          – Возле замка постоянно разные чудики вертятся – что-то вынюхивают, выспрашивают, выслушивают. Из хорошо организованных групп первыми были какие-то узкоглазые. Корейцы или японцы – я так и не поняла. Потом еще кто-то, кажется скандинавы – белобрысые и здоровые. Американцы вот приезжали с кучей барахла и оборудования. Оборудование у них все сгорело в первый же день самым настоящим синим пламенем. Единственное, что осталось – фотоаппарат. Заяц с ним быстро намастрячился работать. Фотопленки, конечно, было не слишком много, но нам на три похода хватило. Вообще, американцы запасливыми «туристами» оказались. Их четверо было и это почти все от них осталось, – говорила Мариха, показывая на четыре доверху набитых рюкзака и с десяток ящиков. – У меня даже жевательная резинка есть. Хочешь попробовать? – Антон отказываться не стал. – С собой в Америку они только несколько образцов забрали. Но на обратном пути их пароход затонул, и теперь все находки на дне океана в ста милях от Кубы. А когда они еще здесь были, мне их босс, как они его называли, показывал фотографию, на которой он стоит рядом с президентом. Так что приезжали сюда люди серьезные, хотя имен я не помню. Но чаще всего к нам немцы забредали – раз пять. Их ни с кем не перепутаешь. Первых, самых любопытных, мы зарыли, чтобы нос, куда не следует, не совали. Но потом решили больше не конфликтовать, иначе бы они как тараканы сюда поползли.

          – А они очень скоро и поползут. Им ведь не Польша нужна, а замок этот и земля вокруг него.

          Мариха печально посмотрела на Антона. Тот не выдержал и провел указательным пальцем по ее густым, но оттого еще более прекрасным бровям. Она на миг замерла, но лишь на миг, поскольку ситуация не располагала, и пояснила:

          – Я это тоже отлично чувствую. У нас не больше недели в распоряжении. Они ведь поляков проглотят на раз... – сказала Мариха, и это было сущей правдой. – Кстати говоря, за последние несколько недель внутри самого замка что-то изменилось. Да и внешне он стал выглядеть совершенно иначе: как будто весь ощерился и к битве приготовился.

          – А чего же ты так поздно фотографии прислала? – поинтересовался Антон. – Нам бы их получить с месяц назад.

          – Я их отправила в Питер с надежным человеком еще в середине мая.

          – Когда?! – Антон не мог поверить своим ушам. – Мы их всего дней десять, как получили.

          – Сейчас точно тебе скажу, – девушка что-то посоображала и уточнила: – Семнадцатого мая.

          – А мы их получили в середине августа, – с сожалением произнес Антон и вдруг его осенило. – Да, черт возьми, это же были весенние фотографии! До меня только сейчас дошло, – он хлопнул себя по лбу, – там на одной фотографии цветущая яблоня.

          Мариха изо всех сил хватила кулаком о толстую деревянную перекладину ящика, да так, что Антон услышал треск доски.

          – Неужели этот мерзавец на швабов работает?! Вот поддонок! А я-то думаю, куда это он запропастился?!

          – Ты говорила, что здесь сплошь тверские, – напомнил Антон.

          – Да, поляков отсюда лет пять назад, как ветром сдуло.

          – Что так? – заинтересованно спросил Антон.

          – Если на замок долго смотреть, разное непотребство привидеться может, – печально произнесла девушка.

          – Что ты имеешь в виду? – Переспросил Антон, потому что не очень-то ее понял.

          – Может показаться, например, что замок из чистого золота сделан. Говорят, они тут из-за этого передрались все – вплоть до смертоубийства. А когда кровь возле самого замка пролилась, оказалось, что он из красного камня, и кирпича в цвет камню. Тогда-то поляки собрались и разъехались кто куда.

          – А как же они здесь раньше жили? – спросил Антон

          – Так они здесь и не жили. Никто здесь не жил. И хотя вокруг любого замка масса поселений, вокруг этого на десятки километров всегда существовала сплошная пустота, – ответила Мариха. – А поляки сюда лишь в двадцать втором году впервые приехали места осваивать. Здесь ведь в шестнадцатом году сражение зверское было. Говорят, только после него замок и появился.

          – Из-под-земли?

          – Можешь себе представить?!

          Антон пожал плечами. Представить-то он себе мог, но лучше спросить об этом Унегерна. Это ведь он в шестнадцатом здесь прорывался со спецназом. Если так можно назвать офицеров корпуса...

          – Я знаю, – прервала его размышления Мариха.

          – А как же наши тут вместо поляков оказались?

          – Хозяйства в Тверской губернии раскулачивали во время Третьей Великой Войны. Говорят, согнали самых «богатых» в какой-то лагерь, чтобы братоубийства не было. Они вроде как до этого восстание подняли и даже двух охранников завалили. Власти послали солдат подавить мятеж, но они прознали об этом заранее, и всем гуртом в лес двинули.

          – И пол–России прошли с детьми и утварью пешком, да по лесам?

          – Нет. Говорят, что зашли в лес у себя, а вышли тут. У них там какой-то курган, а в нем пещера есть. Про нее даже сказы складывают. Кажется... курган Родня.

          – Нет, – возразил Антон. – Там уже лет десять, как находится заградотряд ЧКВД для поисков заключенных, убежавших из расположенной неподалеку зоны. Я там бывал, они едва ли бы туда сунулись. Кажется, куда-то к Селигеру народ сгоняли, а там курганы есть Селигерские. О них я еще в детстве слышал.

          – Как бы то ни было, вышли они здесь ─ из подземелья замка, – уточнила Мариха.

          – И никто их здесь не тронул? Они ведь в Польшу, как бы это сказать, забрели? Неужели диверсантов не подсылали? – удивился Антон.

          Мариха что-то прокрутила внутри своей серебристой головы и ответила:

          – Дали отмашку не трогать. Как-то же они здесь оказались, а это начальству пшецкому было выяснить интересно. Сейчас все равно следят за ними. Да и слухи о замке собирают: что-то кому-то привидится, что-то послышится, что-то покажется. А в сумме получается донесение. Ты и сам за замком временами понаблюдай до вечера, может, поймешь чего. Потом Егорий и Заяц подойдут. Они тебе наплетут с три короба, но хоть что-то ясно станет.

          – Егорий и Заяц – обычные проводники?

          – Нет, конечно. Наши. Из органов. Но давно здесь живут. Они тут вроде как надсмотрщики. С нами пойдут, так надежней будет. Они не в курсе насчет талисманов, так что говорить лишнего не стоит. Зато оперативной работе обучены на все сто. И если стреляют, то попадают белке в глаз.

          – Сегодня внутрь полезем? – спросил Антон.

          – Внутрь, возможно, и не полезем, но оглядеться стоит. Да и тебе дорогу показать. Опять же – вблизи замок посмотреть сможешь.

          – Да, вот еще что. Настоящее оружие у тебя есть или ты только сучками стреляешь? – поинтересовалась Мариха.

          – Два револьвера с серебряными и деревянными пулями. И маузер – для обычных смертных. По-моему, я это уже говорил, – Антон спохватился, прикрыл ладонью рот, потом все же спросил: – Здесь место такое, что повторяешь одно и то же по два раза?

          – Иногда и по три, – усмехнулась Мариха. – Иногда не помнишь, что вчера говорил, а бывает, что вчерашний разговор начинаешь вспоминать, да еще чьи-нибудь слова повторять, а разговора-то на самом деле и не было вовсе.

          Мариха хотела что-то по этому поводу уточнить, но затем помахала Антону рукой, как бы отказываясь от собственных, еще не произнесенных вслух слов, вышла из сарая, в котором хранилась амуниция затерявшихся в пучине океана американцев и кивнула в направлении дома. Когда они вошли в комнату, она плотно закрыла за собой дверь.

          – Когда пойдем к замку, по дороге достанем из тайника арбалеты. Здесь лучше оружия нет. Надо бить наверняка и чтобы тихо было. Что такое с тобой?

          – Что-то меня в сон потянуло. Наверное, с непривычки. Я чистым воздухом давно не баловался, – признался Антон.

          – Тогда ложись, сосни пару часиков, а я к тебе примощусь. Давай–давай, совершенно неизвестно, сколько времени нам придется вечером блуждать... Вот только не приставай ко мне. Я ведь соглашусь, только потом буду совершено не в форме.

   Антон возражать не стал – половину предыдущей ночи он провел за карточным «столом», а вторую – в горячих объятиях Марихи, потом – под пометным обстрелом. Он с удовольствием опрокинулся на лавку, подложив под голову руки.

  Девушка села рядом и медленно опустила ладонь ему на лоб.

   «Спи, Васютка, – прошептала она, – и смотри в оба». Она посидела возле него еще пару минут, затем он смачно засопел, и она убрала руку.

Антон редко видел сны. Как правило, они представляли собой обрывки каких-то теплых детских воспоминаний. Сегодня ничего детского и теплого он не увидел. Правда, он услышал мамин голос – только она называла его Васютка, но дальше все сбилось с ритма. Он летел во сне над лесом, как это бывало с ним раньше, и мир открывался вдали яркий, широкий и радостный. И вдруг, впервые за долгие годы, если не за всю жизнь, он как будто врезался в некую преграду – холодную, колючую и откровенно враждебную. Оказавшись на земле, ему пришлось ползти по каким-то лазам, а затем неимоверно долго блуждать по мрачным, темным коридорам, из которых он не мог найти выхода. В итоге он проснулся с головной болью, коей не мучился даже с похмелья. Ну... разве что в очень редких случаях откровенной самогонной передозировки.

  Он настолько «вылетел» из окружающего его пространства-времени, что даже не сразу сообразил, кто он и где он. Затем немного осознал себя, после чего увидел – у стола сидит Мариха и внимательно на него смотрит. Наблюдает так, как будто решает: «Сразу пристрелить или пусть еще поживет». Но он ошибался. Она внимательно наблюдала за его состоянием, чтобы, в случае необходимости, помочь.

  – Иди в сени, – сказала она и макни голову в кадушку. Вода, предупреждаю, жуть как холодна, но ты терпи, пока хватит сил. А, может, виски и раньше отпустит. Сам поймешь.

  Он сделал, как она говорит, и, скрипя зубами, заставил себя превозмочь боль и холод. Боль ушла быстро, а вместе с ней чудные туманные видения. В воде растворилась и непроходимая стена, о которую он ударился. Но затем, когда он оттер буквально заиндевевшие уши, он вспомнил...

  – А ты не спала, – сказал он, вернувшись в комнату, и покачал головой. – Эксперименты надо мной ставишь?

  – Я уже для подобных экспериментов бесполезна. Так и ты потеряешь способность «видеть» через пару недель.

  – Замолчи! – жестко оборвал ее Антон. – Лучше запоминай или записывай. Я сейчас точно знаю, куда надо идти. По крайней мере, до пещеры, где есть первый проход или как он там называется. Бумага есть? – заторопился Антон. – Неси, а то сейчас все забуду.

  Мариха вскочила, сняла с печки коробку, вынула и протянула ему листы бумаги.

  – Рисуй. И пиши, что и где. Может, свет откуда виднелся, может, вода где капала, – подпевала Мариха.

  – Карандаши цветные есть? Вот и отлично.

  Антон долго возился с подземной картой. Изрисовав и зачирикав разноцветьем первый лист, он взял следующий, на котором, кроме схематических рисунков, стали из под его руки появляться надписи на незнакомом языке.

  – Я не знаю, что значат эти закорюки, – сообщил он.

  – Ты рисуй быстрей. Потом разберемся, – засуетилась Мариха.

  – Ходы пещеры, которые я отметил на втором листе, находятся за какой-то преградой, и мне их пока не то, что расшифровать, а разглядеть удается с большим трудом. Но цвет их я хорошо запомнил. Возможно, цвет тоже имеет какой-то смысл? – Спросил Антон, но ответа дожидаться не стал, а просто вновь приступил к работе, которая его сильно увлекла.

  Он долго, как старательный школьник, возился с четырьмя картами подземных проходов и туннелей, а когда закончил, Мариха предложила ему выйти на свежий воздух.

  – Ну, ты молодец! – похвалила она. – Я тут пока поковыряюсь, сравню твои рисунки со своими, а ты попробуй замок рассмотреть. В это время суток он лучше всего виден. Любопытное, надо сказать, зрелище. Да, если появятся двое очень странных типа, не прими их за домовых или леших, это Егорий и Заяц.

           Антон встал, вышел на улицу. Мариха была права. Жара спала, и солнце не мешало вглядываться в далекий холм, на котором Антон насчитал шесть башен. Странно, вчера он насчитал только пять. Он подошел к забору и принялся внимательно изучать четко различаемые контуры старинного строения.

  Потом хлопнула дверь:

  – Это живой или неживой звук? – спросил Антон.

  – Живой, – ответила Мариха.

  – Замок действительно находится дальше, чем кажется? – поинтересовался Антон, не поворачивая головы. Вид древнего строения буквально завораживал и призывал к повиновению...

  – Да, – то ли кивнула, то ли покачала головой Мариха и пошла обратно в дом. – Обедать пора. Пошли.

  – Я сейчас, – ответил Антон и, продолжая смотреть на замок, слегка наклонил голову. Цвет кладки теперь отдавал фиолетовым, но не это удивило и насторожило Антона. (Фиолетовыми вчера выглядели все травы, кусты и деревья подлунного места вокруг замка) Изменились, что было куда более интересным, даже очертания строения. Да еще Антон мог поклясться (вот только кому?), что сейчас видны были только четыре башни. Чертовщина какая-то.

  – Чертовщина... – распевно протянул он. – Нет, не чертовщина, даже всякая тварь поганая под объяснение попадает.

  – Ладно, философ, заканчивай голову себе ломать, пошли жрать, – еще раз позвала его с крыльца Мариха. – Суп гороховый остынет. А если ты насчет замка и всего прочего окружающего мира, то ты к этому очень быстро привыкнешь. Это у тебя реакция на первый день. Известное дело. Мы все проходили. Понимаешь, тебе сегодня сделали что-то вроде прививки от коклюша, а не от перенапряжения мозгов. Поэтому мозги твои сейчас все еще гуляют сами по себе, осматривая достопримечательности Варшавы. Но на самом деле ты, куда не глянешь, всюду меня без рубашки видишь, – зачем-то добавила она, как будто старалась подлить масла в огонь. Антону это не понравилось, потому что он и без того был на сексуальном взводе.

  – Ничего подобного. Ты одна-единственная такая, – он хотел добавить слово «дурра» но постеснялся и ментально закрыл на несколько секунд свои мысли. Лучше сними–ка ты ее, пока я не содрал.

  – Не сейчас. И не единственная я. Нас две. И это самое главное. Больше тебе сегодня ничего понимать не надо. Главное, чтобы Егорий с Зайцем тебе голову не задурили. А то они очень умные стали. Пора их обратно в Москву отправлять.

  Она замолчала, а потом как бы невзначай добавила:

  – И не пытайся перед Зайцем выделываться, он тебя, как открытую книгу прочитает.

  – Тогда зачем ты мне предлагала ничего им про талисманы не говорить? Полным идиотом меня выставить хочешь?

  – Ты же выставляешь меня полной дурой, – усмехнулась Мариха и пошла в дом. Антон молча последовал за ней, стараясь ни о чем не думать.

  – Вот так же действуй, когда с Зайцем и Егорием разговаривать будешь.

  – Для меня немыслимо так долго «варить» в голове кашу, – возразил Антон.

  – А ты попробуй заглянуть им в головы – никогда ничего не увидишь. И не услышишь. Один шум, как в испорченном радиоприемнике.

  Антон с удивлением посмотрел на накрытый стол, но последнюю фразу из предыдущего разговора, почти бессознательно, произнести все-таки успел:

  – Кстати, радиопередатчик у тебя есть...? – а затем сбился с мысли из-за того, что увидел. – Так ты ж ничего не варила, да и не грела даже! Печку не топила, электричества здесь нет, а стол накрыт.

  – И суп горячий, – заверила его Мариха.

  Действительно, на столе стояли две тарелки дымящегося супа, рядом лежала буханка свежего ржаного хлеба. Стояла крынка с квасом. И две глиняные кружки.

  – Скатерть-самобранка? – пошутил Антон.

  – Не стоит ржать раньше времени, – остановила его Мариха и достала с полки две деревянные ложки. – И не утверждай, что мы тут живем, как у Лидера за пазухой.

  – Смелая ты – аж страшно становится, – Антон покачал головой. – Но тогда как все это объяснить?

  – Я долго думала над этим. Наверное, с нами производят натуральный товарообмен.

  Антон хлебнул горячего, обжегся, подавился и положил ложку на стол.

  – Коммунизм?

          – Военный коммунизм. Или военный РH''HUB-CHURB'-изм. Ты же сам говорил, что если съедят, так быстро, а вот мучиться придется долго. Здесь люди пропадают постоянно. Свои – крайне редко, пришлые – практически всегда. Я так считаю, что свои – что-то вроде эн–зэ. А пришлые – свежее мясо.

  – Выходит – у меня никаких шансов? – напрямик спросил Антон.

  – Может, и нет, – честно ответила Мариха. – Никто и никогда не рисовал похожих цветных схем, не раскрашивал на схемах проходы и лазы в пещерах, не писал слов на непонятном языке.

  – Вкусно вам, однако, РH''HUB-CHURB' готовит. Видимо, вы для него, как дичь, запеченная с яблоками.

  Мариха облизала ложку и как-то хитро на Антона посмотрела.

  – Гороховый суп Егорий принес. Это жена его сварила. У меня в стене второй ход есть. Просто ты не ожидал, что в избе могут быть тайные лазы.

  – Очень смешно, – сурово сказал Антон, но тут же рассмеялся следом за Марихой. – Да, здорово ты меня уела.

  – Это только с супом, – уточнила она. – А что касается пришлых, так они действительно без следа пропадают. Иногда только вещи их кое-какие найти удается. Чаще же – косточки обсосанные.