После чего стержень исчез в земле совершенно беззвучно, без всякого хлюпанья и брызг. Через некоторое время трое лежавших естествоиспытателей поднялись на ноги. Австрияка нигде не было. Князь подошел к тому месту, где стоял их бесплатный психотерапевт и молча ткнул пальцем в землю. Невероятно! Ни одно оружие на земле не могло превратить человека в кучку золы, да не просто золы, мельчайшего, ситочного помола, пепла и каких-то микрогранул.
Хищно – в смысле бесшумно, не понимая пыли и праха, подошел немец, выразился стандартно:
- Дас из фантастиш! Первая смерть.
Американец же высказался странно:
-- No pain – no gain.
- А это значит, нужно продолжить атаку, - хмуро мигнул собрату Унегерн, - шальная пуля своего выбрала.
Григорий взял паузу для принятия решения.
- Резко. Несчастный Алоиз! Неужели вот такая смерть? – любят сентиментальные немцы пофилософствовать об очевидном.
Момент шока грозил превратиться в неуместную минуту молчания. Неуместную ни по времени, ни по обстановке. Удивительно, но оба члена экспедиции с военной закалкой на вид были потрясены больше, чем купчишка-миллионщик из САСШ.
– Фак-фак-факир! Даже костей не осталось! – едва ли не с восторгом проговорил Джон Абрахам. – А это что!? Грит гейм оф натрюрал форсез!
Григорий Филиппович внимательно всмотрелся в жирный, смрадный пепел, в горку золы... Только вот в ней.. так вот в чем дело,...
Было не понятно, каким образом, но теперь ─ на месте то ли «пенька», от которого тоже остался только тлен – то ли на месте Алоиза, в куче золы лежали... Тусклые необработанные алмазы!? Камни? Нет, вряд ли. Григорий изо всех сил дунул, подняв облако праха, отметил тускловатое сечение необработанных минералов. И тут же понял, что это не просто небольшие бусины, а Капли, числом три, каждая из них походила на Авачинскую, что гулко билась сейчас в его груди, но превышала размером. Как тут же выяснилось, форма Капли была знакома не только ему одному:
- О, ГАД! Итиз стоунз оф эй соф Ормуба! – Абамунка едва не приплясывал вокруг кучки праха австрийца от охватившего его ажиотажа.. ─ oh unkulunkulu wami lawa amatshe avela emehlweni ka-Orumba!
Последнего наречия Унегерн не узнал даже при помощи своих, чуть превышающих естественные, способностей. А к американцу уже присоединился пруссак:
– Майн Готт либерален думп демократише цурюк! Готт бифрейт и унклозет! Капли Льда! – вскричал фон Штильман, – Dies ist ein leistungsfähiges und magischen Talisman des Verfalls unseres Freundes!
«Волшебный талисман из тлена Друга»!... Друга!? Ну-ну...
Как бы ни был благородный князь Григорий Унегрен гтов к тому, что попутчики-«Поднадзорные» окажутся людьми не простыми, тот факт, что каждый из двух выживших
Стоп! Но откуда Абрахам-то, негр из диких Штатов, знает о магических каплях? Или под «Каплями льда», он имеет в виду что-то своё, родное, посконное, вудуисткое с Гаити? Или уж там даже Оньякопонга или Мулугну-Мламба забытой прародины? «Orumba», надо же, - попытался распробовать на вкус чужое заклинание князь.
Видимо, заклинание усиливало восприимчивость к Капле. Князь потянулся было к ней, но и без помощи игры с собранной им магией – которая и казалась игрушкой в сравнении с принявшей бушевать вокруг них по чертолому природной мощью.. Но и без магических подсказок можно было сообразить, что тут вскорости произойдет.
Впервые за экспедицию Унегерн крепко, от души сам себя выругал: не к дипломатическим склокам надо было готовиться, по типу «наш царь хороший, ваш президент плохой, а Сашка Барятинский вовсе не дурак пьяный, а принцессу имеет», а изучить тщательнее, какой культурный багаж у кого из спутников! Он сосредоточился на немце и австрийце, – оба они не так просты (об Алоизе «следует говорить был не так прост»), а о богатейшем культурном наследнии черного континента, демлющем во внуке личного раба Абрахама Линкольна, весёлом с виду торгаше Абамунке, и не подумал.
Досадный прокол.
Еще деталь к образу: они с прусскам машинально стащили с голов свои «тирольские ушанки», а этот и не подумал, резвится.
– Полагаю, само число не случайно. И нам всем придано получить некий приз, – к мистеру Абамуну вернулась его Абрахамсонистая деловитость. – Полагаю, мы вправе взять по одному... по одной такой Капля в память о товарище.
Князь Григорий хмыкнул: товарищем австрияк им так и не стал. Другом - тем паче. Но хмыкнул нервно: всё же Алоиз, минимум, стал «одним из шеренги». Пусть и тем, кого выбирает шальная пуля. Таких уцелевшие товарищи вспоминают с особенной теплотой, когда всё напряжение оказывается не напрасным.
То же чувство, которое помогло ему предощутить неведомый взрыв, продолжало неприятно звенеть и играть на нервах. Было заметно, что и пруссак ощущал нечто подобное.
– Нам столько еще предстоит, мой друг, – тем не менее, барон потянулся к Капле, положил в карман рубашки. Джон Абрахам тут же схватил свою. Григорий потянулся к последней...
Тогда-то он и услышал крик, отчаянный крик о помощи.
– Господа! – выпрямился он, не выпуская Каплю, – вы слышите!?
– О, да, – торжественно подтвердил пруссак. – Нас звать великие Тайны! – И почему-то указал рукой на сопку с опаленным склоном, в которой свеже оплавленными краями зиял известковый туннель...
– Нет, нет! Вон там! – Кричал, определенно, ребенок; его крик был слышен Григорию совершенно отчетливо.
– Ошибочный выбор! Нихт киндер! Это кричать наш астральный друг из восточного рейха в прошлом, – покачал головой прусский барон, – идти следует к сопке! Возможен ли путь в дие ифагененхрайт?
– Иес, иес! – подйеснул Абрахам. Тоже мне, «иес-аул» молодой выискался. А Григорий в упор не понял, причем тут Исфаган. Он-то сам слышал звук – очень похожий на вопли брошенного дитяти, – совсем с другой стороны. Брошенной к жадным голодным демонам невинной души.
– Да ну вас ко всем тунгусским божкам, господа. Живая душа помощи просит! – окончательно решил для себя Григорий и, на ходу одеваясь, рванул в самую гущу поваленных деревьев...
Он еще видел, как его спутники поспешили к склону сопки, который выглядел хоть и неестественно, но загадочно и притягательно. Вот только князь Унегерн этим уже не заморачивался. Думать ему пришлось о другом: не напрасно ли он так далеко оставил казаков и солдат. У тех были топоры... а тайга на юге Сибири всегда казалась ему паршивой: среди могучих кедров вольготно располагались осины, березы – целыми рощицами... Григорий, убегая от воронки с озером, осмотрел себя: диковинный узор – след от того купания – сошел окончательно, «Что за дьявольский бурелом!» – перекосив слово, воскликнул князь из-за того, что распрямившаяся молодая осинка безжалостно хлестнула по ребрам. В другой «жизни» он бы отреагировал иначе, но сейчас Григория влекло вперед какое-то неистовое безумие...
Догадайся он тогда вынуть положенную в гайтан на груди Каплю, понеси её хотя бы на вытянутой руке, он смог бы выбирать путь рациональней. Но тогда Григорий еще не знал, на что способен его второй Амулет... В итоге он погнал себя сквозь поваленные взрывом могучие стволы, сквозь распрямляющийся прямо в лицо упругий подлесок... Где-то там, впереди, требовалась его помощь! «Пру, как лось, – нет, даже лось бы ноги поломал. Только я покручее лося буду...Кто сказал, что мамонты вымерли?» – подбадривался он.
– Тошки! Олодно! Тошки! Дай...
Плач идиота? Или ребенка? Любого нормального подбросило бы вверх от подобных интонаций! Да-да-да. Именно на этот странный крик он и ломился. Забрался в самую чащу, а вот как выбираться обратно? И что такое «тошки»? Он ничего не понимал, потому что тупо пер и пер дальше, напролом. Неожиданно он понял, что кому-то очень «голодно»: и это не просто маленький ребенок, а доведенный до полного отчаяния маленький мальчишка... Рассуждать здраво в данные моменты «скачки» было невозможным: но все же откуда взяться здесь Маугли?
Стон! Вот и он!
– Ну-с, здравствуйте, – немного растеряно пробормотал изрядно запыхавшийся Григорий, – доктор Ливингстон, полагаю? Я, собственно, не Стенли...
Ребенок мало того что был грязен – не только весь в пепле, но и почти раздет... Он сидел прямо в золе – впрочем, вряд ли тут погиб какой очередной фрейдист, зола явно была давней, – и… нет, не истерил от страха, а по-настоящему выл. Григорий бегло осмотрел его тельце: нет, никаких повреждений, переломов, вывихов...
В чем же дело!?
– Как же вас звать, милостивый государь? – окончательно растерялся князь Унегерн, доставая из сидора пару печеных картофелин и фляжку с холодным чаем. Дашь такому Маугли коньяка, потом еще набросится и вцепится в горло...
Посоображав, Григорий Филиппович вспомнил и тут же вытащил нижнюю льняную рубаху. Вообще-то брал для себя, именно на такой случай – после рывка по бурелому да сквозь чащу пот лил немилосердно, а что может быть лучше сменного льняного белья? Но мальчик, странный мальчик, был раздет... То, что обыкновенно называется «штанами» еще можно было как-то принять во внимание, но выше пояса...
– Тош-каа! – радостно завопил малец.
– Антошка, значит, – Унегерн выдал ему картофелины, пододвинул флягу... Не умел он общаться с детьми. Не обучают этому в пажеских корпусах! А кузен Ромка, «молодой князь» Роман Унгерн, primo, был все ж старше, cecondo, так бы не вопил, а завел бы речь о шаманах, ламах, построении собственного царства на «неиспорченном цивилизацией Востоке» и прочей мистике...
Кстати, о мистике... Что это у пацаненка в кулаке?
– Ну-ка, товарищ, не проглоти, – Григорий разжал кулачок мальчугана и хмыкнул... На месте гибели австрийца – или все же того загадочного «пня» осталось три Капли, и он подозревал, что окажись их только две, «господа ученые» делили бы находку с помощью Смит-Вессонов и новомодных Борхардтов. А что же здесь? Только в кулаке у мальчугана Антошки было четыре КАПЛИ! И еще... Так называемые «штаны» имели «карманы», ну-ка...
– Опа-па! – вымолвил князь Григорий Унегерн, уставившись на россыпь Капель, «дер Гроссише магише талисманен унзер Фрейндс» или как там взревел пруссак. Пожалуй, этого ребенка надо б укрыть от импортных умников. Да и вообще от иностранного влияния. Ишь, насобирал Талисманов! А, может, он попросту Капли к себе притягивает?
– Казаков не боишься? – спросил князь оборванца в белоснежной (очень своевременно!) льняной рубахе, только вот ты не только беспортошный почти, но и беспаспортный, как прямо ссыльный... А просто «Антошка», того по жизни мало... Впрочем, родители где!? – Григорий на всякий случай решил рявкнуть.
– Не боюсь кашаков, – прошепелявил малец, игнорируя вопрос о родителях, а заодно демонстрируя и отсутствие зубов. Оставалось надеяться – молочных. Такому лихому мальцу казаки понятнее каких-то родителей. Их можно поискать и позже. Если в этом будет смысл.
– Ну, Найденов или там Каплев. Нет. Не подходит. Да и в самом деле. Ну какой ты к чертям Каплев? Не описался же. Петров – слишком банально, – на миг задумался князь, окончательно решив укрыть странного мальчика от «коллег» по экспедиции, – а Антон Тунгус-Метеор-Талисманов, это уже пошлый декаданс, фи... Будешь у нас Чащиным! Ты же в самой чаще от вредности засел, правильно?
– Тошка, – кивнул в ответ малец и улыбнулся.
Григорий Филиппович встряхнул головой – ему показалось, что у мальчишки появилась белая полосочка быстро нарастающих зубов.