ПХУБ-ЧУРБ: последний Князь-Маг

1914 г., САРАЕВО: СИНАГОГА

...           Когда князь Унегерн – все еще в небесполезном обличии американа Фредди Риксмена, -  подошел к мрачному кубу здания, сиреневый сумрак, характерный для гор Южной Европы, уже обозначил приближение звездной ночи. Теперь ему мерещилось, что весь мир вокруг медленно закручивается, накрываясь не просто звездной, а астрально наполненной ночью.

Если с фасада, вдоль Музеум–штрассе росли пышные каштаны, то во внутренних двориках была на удивление чахлая растительность. Строго говоря, небольшую «служебную» дверь синагоги оплетало некое подобие чем-то переболевшего и увядшего плюща. Поэтому забранное толстыми железными прутьями окошечко в этой железной двери было видно издалека. Если строению – правильной формы глыбе – из тяжких блоков мрамора и песчаника, могло быть более пятисот лет, то решетка на двери появилась совсем недавно. Модерн: не только броско видимое прямое, для привратника, отверстие за узорным щитком, но и боковое, для возможного стрелка, окошечко замаскированное в декоре дверной рамы.

           Собственный стук показался Григорию Филипповичу каким-то манерным и робким, словно кашель гимназиста на экзамене, и, разозлившись на себя самого, Унегерн, возможно, громче, чем следовало бы, заявил закрытой двери:

  – Видовдан!

   – Обилич! – то ли отозвался, то ли представился жутким загробным шепотом невидимый самозванец, а затем с кладбищенским скрипом затворил заслонку на зарешеченном окошке и принялся громыхать дверными засовами.

   Ни могло не порадовать, что за панелью секретного оошечка мелькнул тусклый лучик: народ бдил. Но выстрела не последовало. Оно даже не открылось: его опознали уверенно.

           Безусловный самозванец, подтвердил сам себе Унегерн, еще по урокам истории в гимназии помня, что Милош Обилич погиб там же, на Косовом Поле, сразу после теракта, который и организовал. В то, что перед ним, – зомби, явивший себя миру на манер южно-славянской реинкарнации барона Самди, князь не поверил.

           Дверь в синагогу отворилась со скрежетом духовным, и князь, резво войдя, отстранил, двинувшись внутрь здания, впустившего его молодого и щуплого «привратника». Такого можно было переломить, как соломинку, оттого эта соломинка и прячется за скрипучей непроломной дверью.... Парень держал руку в кармане брюк, явно крепко сжимая некий железный предмет, пахнущий оружейной смазкой, и Григорий Унегерн понял: пусть «Обиличи» в синагоге и самозваные, но террористы – вполне реальные. Револьверы, как он успел заметить в свете керосиновых ламп, когда прошел по узкому коридору до освещенной комнаты, были у всех здесь собравшихся. Кроме него самого.

Очевидно, официант-допуковник (если не кто-либо еще более высокий чином) собрал в синагоге сербов, готовых повторить деяние Обилича. Только вот кто станет их мишенью? Неужто – Франц–Фердинанд?! Так ведь и до войны недалеко доиграться, детки стоеросовые...

Хотя возникает не тогда, когда убивают императоров. Или как в данном случае – главнокомандующих и просто харизматичных военных лидеров. Такие убийства – уже последствия

Но – вновь ощутив, как, всё сильнее, заходиться Двойным Ритмом сердце, князь Унегерн уже не мог думать о такой мелочи, как возможная Европейская война. Столкновения враждующих группировок, жаждущих денег и территорий для финансовой или физической оккупации, происходили уже неоднократно.

В разные времена такие великие противостояния происходили вечно из-за одного и того же. Только внешние приметы были разными: в средние века «рыцари застоялись»  и на один манор или замок – по пять наследников, в античности – нужда в рабах и рынках сбыта и дешевого сырья…Сегодня же такими приметами стали банально залежавшиеся без движения деньги: не важно, будь то французские займы России или субсидии на оборонку, наклепавшую, как в Англии, больше дредноутов, чем это необходимо и сопоставимо со здравым смыслом.

Увы, никакой магии – на которую можно было воздействовать контр─магией. Как славно бы, если бы войны шли по Киплингу и Джеку Лондону – бремя белых в  неразвитые технически страны, без финансовой и общегосударственной подпитки! – Пары зулусских шаманов хватило на полуторотысячный отряд «лимонников» и несколько кровавых обрядов индейцев-тлинклинтов отвадили было белых от Юкона. Но… За последними стояли отнюдь не магические системы и это печально.

Новое противостояние, способное дорасти до состояния войны, могло произойти ещё в 1912–ом году, после рейда немецкой подводной лодки во французское Марокко. Обошлось же, хотя повод был весомей, чем возможное у******о важной персоны. Князь Унегерн уже тогда, в двенадцатом, без тени сомнения, предсказывал возможность начала крупномасштабного конфликта, а то и очередной мировой войны. Что ж, если конфликт не разродиться и в этом году, он плакать не будет. Все равно войны не миновать, потому что ее жаждут слишком многие. А повлиять на то, что правительство никогда не допустит банкротства фирм, наклепавших слишком много орудийных стволов он не в состоянии (пока?)

Все эти размышления об ужасном – просто прекрасны, да вот в этой синагоге не действуют: не удается  с их помощью успокоить дыхание, ввести ум и тело в гармонию рациональных колебаний.

Точнее, мышление-то соё князб Григорий Филиппович почти успокоил, но – что с того!?

Как же бьется сердце...

  Сердце? И сердце тоже, но, по существу, это пульсация Капли, почувствовавшей Старшую Сестру, почувствовавшей, что Книга здесь.

           Вот и допуковник здесь... и не такой уж он дурак, как можно было бы подумать. Он понял, что даже если Книгу не прочитать, Ею можно напитать, насытить до безжалостной одури, напичкать Силой Разрушения и Жаждой Убийства потенциальных новичков-террористов. Всего-то и требуется – оставлять их, ночь за ночью, выдерживать зловещие эманации Книги T''TYR'RWE'! и РH''HUB-CHURB'–а. То, что террористы, не в пример профессионалу – допуковнику, являлись дилетантами, определялось по множеству деталей, по явным и неявным признакам. Никто из четверых не был в оптимальной физической форме, все четверо чересчур нервничали, что не могло не внушать опасений Григорию Филипповичу. За свою насыщенную кровавыми событиями жизнь князь Унегерн встречался со множеством серьезных убийц (в том числе, охотившихся и за его бренной оболочкой), но опытный человек не столь опасен, как вооруженный любитель. Даже если его оружие и не направлено на вас, черт знает, что может произойти, если этого любителя настигнет нервный кризис или духовное перерождение, модное со времен великого романа о процентах Раскольникова и братьях Карабасовых без сапог маркиза. А строго говоря, ещё и со времен Савла, о котором забыли даже церковники. Апостол экс-террорист это не комильфошно, мсье!

  Однако, загадка ─ этот «допуковник» или его начальник (ну не может же это быть сам Апис, по всем донесениям, подтвержденным и Н.Г., находящийся сейчас в Париже!) явно понимали, кого набрали. Так какое покушение они готовили? Только два варианта: или показательное ложное покушение… или ─ всё же успешное, но с обязательной и опять же афишируемой поимкой исполнителей?

Как сложно об этом думать, когда внутри бушует не пойми что! ─ Странное чувство, немного похожее на испытанное в тунгусской тайге так давно уже: если не по календарю считать, а по событиям и запасу знаний. Но ─ сильнее. Или просто свежее? Нет, определенно – куда сильнее!

Не его, Унегерна, это было дело. Хотя лучше бы ─ неудачное покушение. Князь предпочитал разобраться с фон Штильманом до начала войны, в которую, минимум, будут втянуты три могучих империи: Ост-Райх, просто Райх и Сербия с Россией с другой стороны. Три империи и младенец. Но и англы ведь в суету влезут!

           Но здесь, внутри переоборудованного во временный боевой штаб, еврейского молельного дома, пока что все оружие, вероятней всего, револьверы, отягчало не руки, но карманы брюк и пиджаков. Одеты, к слову, молодые боевики были с претензией на авантажность. А вот пастух этого стада, верней, вожак стаи, вырядился профессионально: неброская полувоенная одежда, модная среди босняков кепка блином... Как положено профи, допуковник появился из менее освещенного угла, оттуда, где каким-то чудом сохранились преклонного (в несколько веков!) возраста «абузы», еврейские разукрашенные держатели для свитков Торы. На взгляд Унегерна, кроме этих пустых (давно опустевших!) хранилищ Пятикнижия, ничего внутри здания не напоминало о поклонении Адонаю[1]. А князь бывал, бывал в синагогах – убогих российских, шикарных (что странно для истинно верующих иудеев) в Нью–Орлеане.... Сейчас, впрочем, ему было не до вдумчивого разглядывания интерьера. Пульс усиливался, угрожая, почти подчиняя... И вместе с тем, князю на миг показалось, что стены древнейшей в этой часть Европы синагоги начали излучать некую защитную эманацию, явно протестуя против Предметов чуждого Культа.

        Григорий Филиппович Унегерн успел заметить, что узкие, похожие на бойницы окна (а каким еще быть им, если зданию – всяко больше полутысячи лет, если не вся тысяча!?) закрыты самодельными ставнями, скорей, даже щитами из грубо сколоченных досок. Но затем, игнорируя «пламенную молодежь», князь  сосредоточил остатки своего внимания в этом мире ─ ибо еще внимательней он прислушивался к под-материальным процессам, ─  на их шефе:

           – Допуковник? – господи, как хрипло звучит голос... Как сложно держать себя в руках, если и сердце, и Капля, с двух сторон, изнутри и снаружи, кажется, бьются в грудную клетку. Стучат по ребрам, как безумные молоты – по чудовищно большому и уродливому ксилофону. Костяному ксилофону. Или той уникальной новинке, которую изобрела нынче к закрытию Петербургского сезона светская львица Катарина Кайя: жестяному тазику с бубенчиками внутри. По задумке сей худенькой, вечно порхающей дамы с огромными глазами и нервическими пальчиками, по тазику должно было стучать ладонями, отчего колокольчики с бубенчиками производили бы упоительный звон. [2]

        Но это – в теории, на практике же получился же звук..  ─ вот как у князя сейчас нервы «позвякивали», раздирая не слух - сущность.

– Князь? Мы ждали вас. Желаете узнать о свойствах манускрипта от нас, или сразу на него взглянете? Вас ведь предупредили, что не в нашей власти отдать его вам? Вы можете только попытаться его скопировать, бумага и ручки заготовлены. Однако... пожалуй... я бы не советовал вам пытаться копировать этот... текст, знаете ли!.. – начал-то свою речь лидер боевиков бодро, но в конце явно почувствовал себя, как запоровший свой спич оратор. И Унегерн понял, почему он размямлился и сбился. Допуковник и сам объяснил это каким-то чужим для себя и для остальных голосом, ведь даже «влюбленные» в него молодые террористы покосились на него. – Если эти иероглифы вообще имеют какое-то отношение к тексту, который возможно ли озвучить вслух... – хрипло пояснил он.

           Фраза эта донеслась до Григория Унегерна откуда-то издалека, потому что он не обращал никакого внимания на окружающих. Он лишь чудовищным усилием воли сдерживал желания... нет, не свои, он сдерживал желания, а проснувшейся Капли. Хотя, возможно, что и желания Самой Книги, которую он наконец-то увидел.

           "Растерзать!!! Отобрать!!! ВЫДРАТЬ ВМЕСТЕ С ГОРЛОМ!!"

           Князь Унегерн глубоко вздохнул, с превеликим трудом сдерживая себя. Он чувствовал, как затылок покрывается каплями холодного пота, отгоняя навеваемые коварными артефактами мысли. К подобному необузданному и дикому воздействию на мозг он, в принципе, был готов, но не ожидал, что сблизившись, оказавшись одна возле другой, Капля и Книга настолько усилятся в воздействии на него, так приумножат мощь влияния на человеческую психику. Влияние нечеловеческого, но подчиняющего рассудок, Древнего Безумия, которое, Унегерн, для себя, определял как «наваждение Снов РH''HUB-CHURB'-а, иначе – Магического Сердца Земли». Чистейшая субматерия была готова хлынуть в материальный мир.

     – Будьте осторожней, князь, когда останетесь наедине с манускриптом. У нас в командирне[3] уже случились два эксцесса... 

Но Григорий Унегерн уже не слушал предупреждений таинственного главаря сербских юношей.

 КНИГА!! КНИГА-КНИГА! А-А!!!

           Ничего другого ему в этой, да и в последующих жизнях, было не надо!!

           В нормальной, да что там, даже в экстремальной обстановке, но не находясь под прямым воздействием двух мощнейших артефактов, князь Унегерн наверняка услышал бы щелчки взводимых курков. Но сейчас он не слышал ничего, кроме грохота до безумия исполинского, циклопического ксилофона... или даже боя тамтамов – куда там тазику графинюшки с симпатичными бубенчиками! Гремела неслыханная субдоминатная каденция, а ведь будет и кода! Его пальцы рывками ласкали кожу на досках (досках или костяных пластинах?) древнего переплета.

 Книга наконец-то лежала перед ним, где, на чем, кто положил, – Григорий ничего не желал знать. Он только чувствовал биение Капли о сердце или в сердце; он слышал, как этот ритм отдается грохотом в ушах, но видел и ощущал только неимоверно Древний переплет Книги перед глазами.. Еще не открывая её, Григорий Филиппович был уверен – перед ним именно то, что он так долго искал! Последней мыслью князя было:

           «А если бы я ходил не с двумя Каплями, да еще не нанизал остальные, и не надел бы, как ожерелье, несомненно сейчас бы погиб. Аа-ууу!!! А может я как раз и погибай–ууу??!!»

 ...Четверо юных боевиков давно достали револьверы, те самые, что Унегерн заметил в карманах их маскировочных «мирных» одежд. Лицами неоперившиеся террористы были бледны, локти у всех четверых дрожали так, что запястья не могли удержать почти двухкилограммовые револьверы. Только таинственный допуковник держал нож в правой и револьвер в левой руке без видимого волнения. К тому же он успевал контролировать и своих зеленых (а у двоих или троих из «его» четверки лица теперь уже действительно позеленели) подопечных.

           – Не стрелять без приказа! – не боясь уже, что русский князь Унегерн с документами американского журналиста Фредди Риксмена его услышит, в голос, но контролируя интонацию, произнес главарь сербов, – кто посмеет выстрелить раньше, чем это станет необходимо, тот не достоин звания члена организации.

           – Но если этот господин сойдет с ума, как Драган Буевич!? – едва ли не взвизгнул один из террористов, – если, как Драган, он на нас бросится, я выстрелю!!

           – Не успеешь, лошэ доодлэ [4] – ствол револьвера в руке сербского подполковника уткнулся молодому парню в затылок, – Если ты поведешь себя как истеричная курсистка, я лично досрочно исключу тебя из организации мужчин. Прямо на полу этой жидовской молельни. Все спокойно наблюдаем... Дьяволова печь! Если это зрелище приводит вас к истерике так легко, то как же вы будете держаться, если со всех сторон на вас ринутся австрийские агенты!? А ведь этот господин даже не вооружен!

           Допуковник лгал, и знал об этом – слишком много он повидал модных джентльменских тростей «от кутюр», в которые можно спрятать не только шпагу без гарды, но даже и обрез штуцера с соответственно обработанным прикладом. Впрочем, он не сомневался, что у странного русского – именно клинок. Но был уверен, что даже если гость тайной командирни в этой синагоге поддастся наваждению манускрипта, о своем оружии он позабудет.

          Не пытаясь с некоторых пор перевести Книгу, командир боевиков многократно использовал её не только для «накачки» Силой Разрушения, как называл он эманации Силы Зла, так и витающие вокруг даже закрытой Книги, но и для проверки психической устойчивости членов организации. Стоило распахнуть переплет, и людей начинало ломать и корежить. И выдерживали немногие.... Хотя, этот русский путешественник, вероятно, способен найти в себе силы. Мальцов же из засланной в Сараево группы лидер испытанию раскрытой Книгой не подвергал. Они были нужны ему именно такими, какие есть сейчас: нервными, восторженными. Впрочем, Силой Манускрипта он парней исподволь накачивал.

           – Драган был безоружен, но вырвал кадык Георгию и успел выдавить глаза Джуре, да еще искусал Бойко... – послышался нервный шепот еще одного молодого террориста.

  Допуковник нахмурился: если паника охватит всех парней, больше чем троих он не остановит. Вовремя не остановит. А русского следовало беречь. Но беречь нужно было и юношей, и манускрипт.

           Русский внезапно задергался, всем своим мощным телом навалился на козлы с положенной сверху столешницей, на которой лежала уже раскрытая им книга. О, кишки демонов! У Драгана Буевича, о котором вспоминали парни, приступ яростного безумия начался приблизительно так же! И, естественно, револьверы в руках парней дернулись. С разной степенью уверенности захватили цель. Он сам учил стрелять их в тире Белградского конака*! Впрочем, выход был. – Выстрелить раньше этих юнцов он всегда успеет. 

______________________________________________________________________________________

1 - Адонай (др.-евр. – господа мои: форма т. н. уважительного множественного числа, в смысле «мой господь»), обозначение бога в Ветхом завете (источник: любой словарик.)

 2 -   Кайя, Катарина (графина Вышеградская? Кудрина? Юрченко? – предположительно), 1875 ─ .. по сей день. Бывш. фрейлина и подруга её высочества принцессы Татьяны (1916 ─1920 гг). Местоположение в настоящее время неизвестно, предположительно Бали или Лхасса. Рост: 163-64, магически не измененный, телосложение: спортивное, худощавое. Выражение лица: изменчивое. Возраст: вечная юность. Маг неизвестного уровня и генератор человеческого изменения 6. По данному свидетельству князя Г. Ф. Унегерна, является подлинной и первой изобретательницей модного ныне музыкального аппарата «ханг», ныне запатентованного Содружеством Всяких Кантонов (швейцарских).

/источник: ролик № 2097  Большой Маго-музыкальной Видеоэнциклопедии 2021 г. выпуска/

Видеомагия Катарины Кайя на ханге -- см канал .маг.ю.труб -- пользуется популярностью в рейсовых автобусах столичных городов. Действие: благотворное, оздоровляющее. В исключительных случаях – до любовной горячки. Противопоказано влюбчивым.

/источник: примечание Зайцева, 19?9 года на полях данной копии рукописи/.

Относилась к кн. Унегрену с презрением, кое тот отчего-то воспринимал как удачнейшую из собственных шуток. Опасна магически! Существовавшая доподлинно переписка в более чем трех тысячах постах, уничтожена магически безвозвратно. Кем?  (прим. Антона Чащина)

3 - Командирня (серб.) – штаб (прим. З. 1938 г.)

 4 - «лоше доодлэ» - серб., досл.: простой болван, художественно Апис (да-да, не был он ни в каком Париже, ошибались разведки всех стран, ошибался Н.Г., ошибался и сам Унегерн!) выразился красиво: «не успеешь, болванчик ты простейший!» . Что намекает, что готовил-то он ложное покушение, держа своих молодых подручных за карточных болванчиков. Первая Война могла бы и не начаться тогда! (прим. З, 1938 г.)

 5 -  Конак (серб) – это значит не «коньяк», а то место, где его иногда пьют. То есть «Дворец», «резиденция», в буквальном переводе. (прим. З., 1938 г.)