ПХУБ-ЧУРБ: последний Князь-Маг

Субинферно замка: инициация и атака

Записка была проста:

«Сразу, как прочтете и убедитесь, что Луна полная и совершенно чистая, приложите капли на тело под сердце, примите по пилюле, они помогут слиянию с Каплями. У Марихи Капля тоже есть, но она носит ее, как талисман. Думаю, ты сможешь ей объяснить, что надо делать. Тебе же вторая Капля жизненно необходима, иначе силенок может не хватить. Удачи. Это единственное, что нам всем требуется. Григорий.»

Антон протянул записку Марихе, которая прочитала ее, не закрывая рта, потому что хотела что-то спросить еще перед тем, как взять листок в руки. Девушка молча закрыла рот, без слов все поняв, и тут же проглотила пилюлю, а затем легко вскрикнула и показала записку. Листок был белоснежно чистый.

─ Ты хорошо его знала? ─ спросил Антон, делая пару глотков из пузатой бутылки. Он не мог проглотить, не запивая, даже небольшую таблетку.

─ И да, и нет. Видела очень редко. Я ведь жила в Питере у матери…

─ Ну да, конечно.

─ Ты не ослышался, ─ пожала плечами Мариха. ─ Что делать дальше?

─ Расстегни кофточку и ложись спиной мне на колени.

Мариха послушно выполнила то, что попросил сделать Антон. Он на несколько секунд зажмурился, чтобы забыть, что перед глазами столь желанная девичья грудь, а затем спокойно произнес:

─ Если почувствуешь головокружение, сразу скажи мне.

Мариха легонько кивнула, а Антон туповато подумал: «Ну и что я буду делать, если она скажет, что у нее кружится голова». Его самого могли ждать ощущения не из приятных.

Слава всем материям и под-материальным силам, все прошло без эксцессов. Он тоже чувствовал себя нормально. И тогда Антон решился, взял у Марихи ее Каплю и пожил под грудью: чуть ниже сердца и родинки.

Мариха лежала, широко раскрыв глаза в немом удивлении.

Антон подождал пару минут и спросил:

─ Все нормально?

─ Все отлично! ─ очень эмоционально ответила Мариха и взасос поцеловала Антона.

─ Теперь твоя очередь, ─ сказал Антон, понимая, что у них, вполне возможно, дефицит времени и лег Марихе на колени, закрыв глаза:

─ Извини, но твоя грудь так и притягивает меня.

─ Какая еще грудь? ─ хитро спросила Мариха.

Антон чуть приподнялся и слизнул капельку крови, которая осталась на месте, где в тело девушки впиталась Капля.

─ Господи, как хорошо, ─ произнесла Мариха, теребя растрепавшиеся вихры Антона.

─ Надеюсь, это не называется кровосмешением? ─ спросил Антон.

─ Надеюсь, что не называется, ─ ответила Мариха, продолжая сидеть с закрытыми глазами и теребить волосы Антона. Больше она ничего не сказала, но Антон заметил, как две слезинки скатились по ее щеками и упали, щекочащими влажными бусинками пробежав по его обнаженному торсу. Мариха ничего не сказала. Она открыла совершенно сухие глаза и положила Каплю Антона на то место, где пульсировала первая…

─ … сколько времени я был без сознания? ─ спросил он.

─ Минут пять, не больше, сдавленно произнесла она.

Он обнял ее, притянул к себе, поцеловал:

─ Вот теперь мы действительно кровные братья.

Антон почувствовал вкус крови и посмотрел на губы Марихи:

─ Что случилось?

─ Слегка занервничала и слишком сильно прикусила губу.

Он еще раз притянул ее к себе и поцеловал.

─ Когда я был маленький, Григорий вживил в меня Каплю, и я три дня лежал без сознания.

─ Я знаю, ─ кивнула девушка.

─ Откуда?

Мариха почти незаметно пожала плечами, а говорила вроде бы спокойно и вполне разумно, но Антону казалось, что она пытается воздействовать на него, пытается уговорить, пытается склонить «чашу весов» в свою пользу. – … а, может, ты и не знаешь, к кому ты приехал? Ты ко мне приехал. Потому, что я давно тебя звала и еще потому, что у меня есть ключ.

─ Какой еще ключ?

Мариха расстегнула и сняла с шеи цепочку, на которой висел чуть вытянутый медальон, длиной чуть больше Капли и протянула Антону. Он очень аккуратно принял его из рук девушки и внимательно осмотрел в лунных, пусть и не ярких, лучах. Сделан он был из того же материала, что и их Капли, искусству определения материалов Антона научил штатный ювелир ЧКВД, которого взяли на работу после первой вспышки экстремального бандитизма.

           Тем не менее, подозрения Антона, касательно намерений девушки, не только не развеялись, но скорее усилились. Он хотел попытаться применить к ней хорошо отработанный метод «запотевшего стекла», но она, кисло усмехнувшись, опередила его: взмахнула рукой, провела перед его глазами и в круге возникло магографическое изображение ─ сцена, как её видела когда-то сама Мариха:

… Фраучи инструктирует её в комнате отдыха, года два назад , судя по календарю на стене, а затем подвозит к Варшавскому вокзалу; потом – как Лука, шофер Фраучи, подносит к вагону ее багаж, а затем помогает сесть в вагон. А затем Антон не просто увидел, но буквально услышал, как Мариха уронила небольшой букет сиреневых ромашек и они ударились о перрон, как Фраучи, махнув рукой, сказал ей, что это на счастье и быстро ушел прочь от разгоняющегося поезда.

           – Ты не заметила, что барин за кем-то следил?

           – Кто такой «барин»? – с искренним непониманием поинтересовалась Мариха.

           – Это кличка Фраучи в Департаменте, – ответил Антон, потому что врать и выкручиваться было бесполезно...

 И ту же появилась другая картинка:

           ...отправления поезда остался дожидаться только Лука, прислонившийся к столбу, дальше у начала перрона стояли еще двое: один дал другому прикурить другому, и они рассмеялись, но как-то натужно. Первый снял кепку, поправил волосы, взглянув на Луку, и вновь захихикал. Под «фраера косит», определил Антон, вот только чубастый совершенно точно фраером не был. В дверь последнего вагона, впихнув внутрь проводника с флажком, заскочили двое с небольшими чемоданчиками...

           ... А в машине Фраучи сел на переднее сидение пассажира; сзади же, не отбрасывая теней, сидели еще двое. Антон, видя ситуацию глазами Марихи, даже со спины мог определить, что настроение у Фраучи паршивое. Он едва ли не впервые видел Артура Христиановича в таком нервозном состоянии, ведь тот явно сдерживал эмоции, явно что-то скрывая и утрамбовывая внутрь себя. Даже газету на водительское сидение он положил только тогда, когда увидел, что приближается Лука, причем, положил ее вверх передовицей, а не сложенной кое-как, что значило – под газетой пистолет, готовый к выстрелу. Лука стрелял с обеих рук и был в любой момент готов к отражению нападения, тем более, что всегда носил бронежилет. Сейчас, когда Фраучи посмотрел на него, он, как бы стряхивая муху, провел пятерней, растопыря пальцы, по лицу, что значило – Мариху в вагоне охраняют пятеро. И это при том, что пятерых нападавших она могла уделать без посторонней помощи.

 Антон хотел было незаметно дать Марихе установку, что ей нечего опасаться. Она в ответ промолчала и ничего не сказала, а могла бы. Антону стало понятно, что если она владеет аналогичными методиками ментального общения, то ей должно быть обидно, что к ней хотели их же и применить. Антон из-за угрызений совести больше не пытался так поступить. Он снял свой талисман Мохоринго, о котором знал только Фраучи и который хранился в сейфе Управления; изготовлен он был из материала, идентичного материалу Талисмана Марихи, и протянул девушке. Луна, как люстра, вместо одной–единственной куцей лампочки, когда не горят остальные, засветила вдруг в несколько раз сильнее, как будто мгновенно зажглись остальные. Или ему это просто показалось?

   Девушка недолго рассматривала талисманы и сравнивала их. Можно было подумать, что она обо всем знает заранее. Через несколько секунд она сжала их в кулаке и поднесла к уху, как будто прислушивалась, затем подержала между ладоней, явно стараясь почувствовать их, а заодно притирала один к другому, хотя, по выражению лица Марихи было понятно, что это пустой номер. Ничего от этих побрякушек из сплава металлов добиться было невозможно. Они явно требовали к себе любви и нежности, а вовсе не встряски.

   – А если мы попробуем одновременно активировать их на солнце, вдруг у нас что-то да получиться, – спокойно произнесла Мариха, как будто сегодня ни на что и не надеялась. Скорее всего, так и было. Поэтому, взяв ладонь Антона, положила на нее оба талисмана, накрыла своей ладошкой и прижала... Ладони обожгло, как огнем, так что Антон едва не вскрикнул, поскольку ощущение напомнило ему пульсацию Капель в груди. Девушка внимательно следила за его реакцией, наверное, знала, что именно произойдет. – Теперь ты понимаешь, о чем я говорю?

  – Ты крепкий орешек, – кивнул Антон, и подтвердил, немного соврав для пользы дела: – Очень крепкий. Искренне сожалею, что засомневался в тебе. Но наша работа...

  – Можешь не извиняться. Я на твоем месте поступила бы точно так же. Главное – найти ответ на вопрос: что это за талисманы и насколько велика их сила. Кстати, как действует Капли? И к чему они нас в состоянии привести?

           – Ты имеешь в виду дверь, погреб, подвал, подземелье? Колодец, на худой конец?

           Она могла не повторять и не перечислять вновь. Антон и сам все знал: сейчас он подсознательно чувствовал, что тайна талисманов где-то поблизости и ее можно разгадать.

  – У князя была причина вживить в меня первую Каплю. Мне было семь лет и я находился на грани жизни и смерти. Что касается второй, мне остается только догадываться. А вот на что нам нужны Талисманы, я и совсем не знаю. Возможно, мы действительно добьемся результата или узнаем что-то большее, когда взойдет Солнце? – предположил он, наблюдая за Талисманами. Даже при столь «мощном» свете Луны, то есть, находясь под самым ярким ночным «огнем», оба Талисмана, как будто «спрятав головы в песок» старательно не блестели. Наоборот, складывалось впечатление, что они интенсивно поглощают лунный свет.

           – Они выглядят так, будто лежат в тени, – подытожил Антон первую «встречу» Ключа и...

           – Я знаю предназначение своего талисмана, – сказал Антон. – Это замок, хотя и не раскрытый. Скорее всего, ты права насчет того, что им требуется солнечный свет.

           – Вполне может быть, – согласилась девушка. – Так что давай побыстрее ко мне, – она постаралась сменить тему разговора: – Надо выспаться до восхода. Вот и лошадь у меня прежде резвой была. Сегодня же, как сонная муха, еле ноги переставляет. Наверное, тебя приветствует. Как там в Питере?

Скорчив физиономию светской жеманницы, спросила она.

           – Жаркий август, фильму такую хотят в Москве снять «Жаркий август традцать девятого», то ли о гордыне, то ли о покаянии, не интересуюсь синематографом: у нас младшие сотрудники магическую накачку в раскадровку вливают!  – решил поддержать светский трёп Антон. – В народе же все только о том и говорят, что ягод и грибов – как косой. В августе девятьсот четырнадцатого, якобы, так же было. Но тогда их Лысенко с Мичуриным не «вавилизировали»  - слыхала про мага Вавилова, что в генетику с зкалинаниями полез?

  – Ох-ти горюшко! – и не поймешь ведь, просто не в теме развитися природной технологии, или и впрям огорчилась деяниями Генемага Вавилова, так ловко ушла от ответа и перевела разговор:

─ А ты? – заинтересованно спросила она, ты с чем-то конкретными работаешь или тоже взещиваешьс субинфернальное наполнение Кармы и генетики человеа?

           – А я в подвале душном и вонючем неизвестные никому иероглифы пытаюсь расшифровать, – усмехнулся над собой Антон.

           Про иероглифы он имел право говорить сколь угодно, хоть бесконечно долго, ведь и сам в них понимал только одно – сведут они его в могилу тесную и еще более душную, чем подвал в музее. Хотя, можно ненароком и на воле остаться с «кривыми» мозгами, чтобы коробки для экспонатов складывать, даже если понять, в чем суть догарской магии. Или до такой степени ею проникнуться, чтобы в итоге прийти к единственно правильному выводу – правда заключена исключительно в коробках для экспонатов, а не в магии. Конечно же, правда эта страшная, но для существования имеет место быть. 

           Стоило им двинуться с места, как впереди над дорогой, да и по обе стороны – по траве и кустам – заметались какие-то длинные тонкие тени. Можно было подумать, что два отряда лучников–пигмеев ведут интенсивную перестрелку. Но, как только тени исчезли и растворились в придорожной темноте, а «перестрелка» стихла, трава пригнулась почти до самой земли, как будто ее придавил сильнейший ветер; но нет – Антон не ощущал даже малейшего дуновения... Неожиданно дорогу – справа налево – стремительно пересекла огромная тень; остановившись перед болотом, а камыш на нем даже не шелохнулся, она впиталась в землю, как вода, вылитая из кувшина. То, что это не было животным, – да просто живым существом! – сомневаться не приходилось. Но что же тогда они оба видели? Что-то же пересекло им дорогу!

 Сильна же нечисть… то есть, конечно, мощный же здешний очаг суб-материальной силы если способен атаковать не эманациями-видениями а прямыми сгустками силы, приобретащими форму.

           – Что это было? – поинтересовался Антон; в его планы не входило пасть смертью храбрых от рук пигмеев, да и быть растоптанным бегемотом отнюдь не являлось главной целью жизни.

           Мариха опять посмотрела на него, как на полного идиота и покачала головой. Похоже, он слишком вжился в роль туповатого ЧКвдиста. Так и останется болваном для девушки на всю жизнь, но не об этом следовало беспокоиться!

           Они проехали еще метров пятьдесят и остановились после того, как раздался оглушительный хлопок. Можно было подумать, что великан, прячущийся за далекими очертаниями башен замка, открыл бутылку шампанского и приготовился к празднику, ожидая их в гости, что называется – «на закуску». Да еще зажег бенгальские огни, которые не горели, а, отсырев, пыхали во все стороны какими-то красно-черными дымными блямбами, которые пыжились разгореться бенгальскими огнями, но им не хватало сил; они тухли и растворялись на фоне темноты.

           Подобные выбросы чисто магической, древнейшей суб-материи, Антон наблюдал впервые. Сомневался он, что и самому Унегрену довелось видеть подобное и находится поблизости от этих мертвящих всё материальное ─ всю материю мира! ─ сгустков субматериальной силищи ─ неконтролируемой, не жалеющей упорядочиваться. Да они с Марихой погибнут здесь и сейчас!  Им бы помощь сотни магов, или ..  «А он Книгу пишет – именно сейчас и не исключаю, что именно здесь» - чуть не расхохотался Антон: именно это, привитое князем, типично Унегерновское циничное отношение к "моментам драмы", помогло оберу Чащину справиться с захлестнувшей  было его волной паники. «А она часто тут ездила, бедная девочка» ─ подумалось неуместно.

           Антон повернул голову и посмотрел на Мариху. Испуганной она не выглядела; девушка тяжело вздохнула и отвернула голову, чтобы не встречаться взглядом с Антоном. Подобная реакция совершенно не понравилась друже Чащину, потому что во вздохе Марихи, да и во всем остальном ее поведении, ощущалась полная безысходность.

           – Это называется – не повезло, – кисло усмехнулась девушка, и шепотом, больше напоминавшим шипение, добавила: – Я, пока здесь живу, нечто отдаленно похожее всего один раз видела. И то издалека. Поганое, надо сказать, зрелище. Да и свидетель, который оказался ближе меня и единственный остался в живых, ничего толкового и утешительного не рассказал. Он вообще перестал говорить.

           – Полный брют, – подытожил Антон, продолжая собственную аналогию с шампанским.

           – Чо? – переспросила Мариха, потому что совершенно не поняла, о чем говорит Антон, но на этом ее интерес к терминологии «шампанских–вин» полностью иссяк; гораздо больше интересовали то ли лучи, то ли полупрозрачные малиновые нити, которые вились на шпиле самой высокой башни замка потянулись к повозке. Обмотав колеса телеги и ноги лошади они попытались потащить ее к замку.

           – Все время помни про Капли! – крикнул Антон.

           Бреза, так Мариха кликала лошадь, замерла в немом ужасе, и жалобно заржала.

«Фейерверк» над замком завершился, но тут же над самой высокой башей появилось облачко, которое, на фоне звездно-лунного неба, начало стремительно увеличиваться в объеме. Вскоре облако это стало напоминать темно-фиолетовый гриб, разросшийся и раздавшийся так, что он готов был в любую минуту взорваться. Казалось, он светился изнутри. Но глаза могли обманывать: в игре инфернальных и суб-инфернальных сил «подматерии» не стоило полагаться на зрение. О вот вибрации от него воспринимались не только нервами обера Чащина, но и самой землей под ногами.

           Как-то еще мальчишкой Антон увидел однажды в лесу похожую на «гриб» фиолетовую поганку, так его после похода за грибами целые сутки трясло. Тогда еще, как он вдруг вспомнил, к ним приходила соседка, местная врачевательница. Она как-то называла этот гриб, но сейчас, по прошествии стольких лет, Антон не помнил названия.

           Но тот гриб так грибом и остался: он подействовал лишь над подсознание мальчишки, а этот лопнул, причем хлопок был гораздо более оглушительным, чем первый. Гриб взорвался, разбрасывая вокруг себя «споры», а точнее – из него понеслись в ночное пространство какие-то омерзительные, без оперения и лап, длиннющие и худющие птицы; они выглядели ощипанными, если этих тварей в принципе можно было назвать птицами. Головы их больше всего напоминали головы летучих мышей, к тому же покрытые чешуйками, а не перьями; клювы же скорее походили на утиные «черпаки», – большие и жадные – старающиеся, как можно больше заглотить. Удивительно, что с такого расстояния их можно было тщательно рассмотреть; у Антона сложилось впечатление, что они с Марихой изучают летучих тварей через огромное увеличительное стекло, поэтому птицы так четко вырисованы на фоне лунного желто-оранжевого облака, которое повисло за башней, заслонив собой почти все ночное небо на западе.

           Птиц, хотя и было непонятно – откуда они брались, с каждой секундой становилось все больше; они делали над башней круги, явно становясь с каждым последующим все агрессивнее и агрессивнее. Об этом можно было судить по тому, как злобно они стали набрасываться друг на друга. Они неслись все стремительнее, и вскоре стали напоминать раскачивающуюся воронку смерча. Из башни взметнулась в небо подсветка, размалевав и без того жуткую «истерию» птиц в самые разные цвета, но преобладающим был омерзительный – коричнево-фиолетовый. Некоторые птицы были заметно темнее и крупнее других. Антон попытался все же разглядеть, каков их натуральный цвет, но... тут круг разорвался, и птицы, несомненно, метнулись прямо по направлению Антона и Марихи. Антон обратил внимание, что более мелкие и светлые летят гораздо быстрее. Он хотел что-то спросить у Марихи...

─  Птицы Крови – охнула она, явно узнав явление.

  ...но в следующий миг лошадь заржала и понесла куда-то в траву и кусты. Повозка перевернулась, и они полетели на землю. Лошадь растворилась в болотном тумане, резко наползавшем, как из дымовых шашек, расставленных полукругом.

           Мариха и Антон вскочили и, глядя на приближающихся птиц, достали оружие: Антон – два пистолета с деревянными и серебряными пулями, потому что в происхождении птиц не сомневался, а Мариха, выхватила мачете, отливающий чистейшим серебром. И где только, подумал Антон, она до сих пор умудрялась его прятать? На себе явно негде, а если в сене ─ неужто мы на нем сексом занимались? ─ чуть не хохотнул он неуместно. Истерик не надо, одёрнул себя. Мариха умело сжала  в правой руке, а в левой крепко держала простой кинжал из тех самых поясных ножен, которые так небрежно отбросила. Раздеваясь, а потом аккуратно поправляла всю дорогу.

           – Спиной к спине? – спросил Антон, хотя можно было и не спрашивать – бежать было некуда, поскольку повсюду торчала из земли лишь чахлая, едва по щиколотку, «синюшная» зелень. Конечно, стоило попытаться занять оборону, хотя такая огромная стая разорвет их с легкостью на тысячу частей. Антон как можно плотнее прижался спиной к Марихе: – А это еще что такое? – спросил он, почувствовав металл через рубашку.

           – Стилет серебряный, – ответила она. – Закончатся патроны – выхватывай. У меня еще один запасной в сапоге есть.

     Еще один клинок? Да уж. Не голая баба ─ а именно Мариха сейчас, в одежде но со стилетом и удалым ножом, заслуживала определения «полностью обНОЖенная девушка».

           – Понял, – согласился с предложением Антон, внимательно наблюдая за тем, как вокруг них меняются краски места предстоящей схватки: птицы приближались, а трава становилась все более фиолетовой, причем с гадюшным опалесцирующе-болотным оттенком плесени. Затем свет на секунду померк, и из земли устремились в небо десятки кроваво-красных лучей, которые окрасили тучи, неизвестно откуда взявшиеся в безоблачном всего несколько минут назад небе, в ярко малиновый цвет; который вскоре сменился насыщенным цветом марганцовки, а затем пришел черед ядовито-фиолетовому: мерзкому и слепящему глаза, но четко обрисовывающему каждую травинку, пусть и не в реальном, а зловеще-карикатурном извращении.

           Птицы устремились водопадом к земле, но метров за сто от людей начали резко взмывать вверх. Как она их назвала в запале? «Птицы крови»? Интересно, почему.

           – Пригнись! – приказала Мариха. – И только не начинай в них палить. Кажется, они пролетят над нами.

           – Пролетят или тебе только кажется? – попытался спорить с ней Антон, но Мариха с такой силой дернула его за руку, что он волей-неволей присел на корточки.

           – Пиджак на голову! – выкрикнула она последнее, что еще смог разобрать Антон. Разодрав пуговицы, поскольку расстегивать было некогда, он сдернул с себя пиджак и они каким-то чудом успели спрятаться под ним. А затем их накрыло диким гвалтом, за которым последовали зловонные шлепки рассвирепевшей стаи... психическая атака продолжалась не более тридцати секунд, но за это время уродливые мыше-птицы успели оглушить людей и покрыть пометом все вокруг. Странно, но попыток укусить, «цапнуть», Антон так и не почувствовал. Хотя его предплечье, на котором был натянут укрывающий их тентом пиджак, ощущало какие-то легкие касания. Лапок? Крыльев? Морд? Просто ─ суб-энергетических сгустков?

           Вот тут-то их и «укусили» до самых печенок.

           Звук навалился резко и безудержно, но так же резко, как волна, накатывающаяся на каменистый берег, отхлынул. Этого хватило, чтоб они. Распластавшись на земле. Едва не начали рвать себя сами: Антону на момент захотелось выдрать себе глаза. Но тут-то атака и прервалась.  В тишине было слышно только гадкое шипение – это помет проедал землю, траву, листья – все, на что попал. Антон отбросил пиджак как можно дальше и поднялся. Брюки в дюжине мест были изрядно повреждены, а ноги начинало щипать. Это если выражаься мягко при даме.

           – Снимай брюки как можно скорей, – посоветовала Мариха. – Нам уже нечего друг от друга скрывать.

           – А твоя рубаха? – указал Антон.

           – Вот ведь гадские твари! – вся рубаха Марихи на спине была уделана. Она не задумываясь сдернула одежду. Почти не холодно, – сказала она, даже не пытаясь прикрыться. – До дома дотопаем.

           Какое-то время они стояли практически обнаженные, глядели друг на друга и нервно смеялись.

           И тут раздалось жалобное лошадиное ржанье.

            ─ Бреза! – воскликнула Мариха. В ответ они услышали еще более несчастное и призывное ржанье. И почти тут же увидели лошадь: ослепшая, вся в язвах; она выбралась из тумана и пала на передние ноги.

           – Не обнимай ее! – взмолился Антон. – Ничем уже ей не поможешь. Лучше отвернись.

 – Ты... Ты сможешь ее у***ь?!

  – Попробую. Животных никогда не убивал, да и в людей... – он запнулся, потому что врать не очень-то хотелось, ведь когда было необходимо, стрелял в вооруженных экстремалов не задумываясь. – Только в злобных тварей, – уточнил он.

           – Каких тварей? – Спросила Мариха тоном, будто и не поняла вовсе.

           – Одним словом – в подавлении военного мятежа и в массовых расстрелах не участвовал, – сухо ответил Антон, а потом сам не понимая – почему? – поинтересовался вслух: – Кто знает, что произойдет с лошадью дальше, в какую тварь она в итоге превратится? Хорошо, что это не обыкновенные пули, а отлиты они по рецепту Майрановского, а он основывался на новейших записях князя Унегерна... Ох, саквояж-то мой с книгой! Гляди-ка. Ни капльки гоавнища этого, то есть ничуть не пострадал, хотел сказать. Так о пулях ─ бьют любую нечисть. Да ё-моё. Опять это просторечие! ─ наповал. Словом, простейшая энергия с кое-какими добавками аннигилирует суб-энергию. Правда, вместе с носителем, пусть и невольным.  Я ими начал пользовать жить и нежить магическую в далеком двадцать первом году...

           – Ну так не заговаривай мне больше зубы ─ бей! – буквально приказала Мариха.

           Антон, чтобы не мучить ни себя, ни Мариху, ни Брезу, подошел к лошади и тремя серебряными пулями покончил со страдания слепого, окровавленного животного. И только после этого уже рассмотрел, что не лошадь это уже вовсе...

           А затем они пошли в деревню. Так и топали, обнявшись, под Луной: он в трусах и с сундучком, который они нашли под телегой и который совсем не пострадал от налета птиц, а Мариха в одной юбке, оборванной до колен. Обсуждать происшедшее в данный момент не хотелось, да и сил на подобные разговоры не было. Конечно же, конфликт не перерос в вооруженную схватку с мерзкими птицами, да и физические силы вроде бы растрачены не были, но шли они, держась друг за друга и покачиваясь. Антон был уверен, что все силы высосала из мышц, костей и суставов жуткая психическая атака птиц. «Господин Залесский» оказался прав, рекомендовав использовать обе Капли.

           Небо вновь стало чистым и спокойным, но Луна светила в четверть накала. Мимо едва различимых заборов, за которыми возвышались какие-то строения они прошли тихо и незаметно. Возможно, кто-то за ними все же наблюдал, но Антону показалось, что селяне спокойно проспали ночь, как под действием наркоза, и ни о чем даже не догадывались, а удар был нанесен целенаправленно по ним двоим, то есть – по заранее выбранным целям. Можно было точно сказать, что нападение произошло не случайно.

Он лениво задумался, неужели и когда "Залесский-Унегерн" впервые понял, что обрел магическую силу и начал применять её на практике (что, по словам князя, "от великого моего незнания и гигантской самоуверенности ежечасно сопровождалось почти апокалиптическими, как будут говорить в будущем, «косяками»"), окружающие вот так же ничего не замечали? А ведь тогда никто еще не знал. что магия пришла (вернулась) в этот мир....

─ А что за книгу ты упомянул? В саквояже? ─ видать, не зря он «заговаривал ей зубы» перед убийством лошади. Хотя о Книге проболтался напрасно. Ну да, сказавши «А», о «Бэ» и газовой трубе уже не плачут.

─ Не сама Книга, конечно, ─ правдиво ответил он, ─ так, магокопия одного любопытного текста. Еще не хватало Книгу почти за границу тащить. Кто б мне дал!

─ А это не «почти», это всё еще «заграница» ─ показала ему Мариха язык, ─ забыл? И если первыми заскочат германцы-парашютисты, или на магоходах своих, да под командованием  учеников сам-знаешь-кого, так заграницей может и остаться. Несмотря на предварительную демаркацию.

Да-да, все селянки так и выражаются, ─ и поголовно знают о фон Штильмане и его Школе.

─  "Магоходов" не будет: невыгодно, Подумай: броня пушка, двигатель. куда еще и маг? Вместо двигателя? Не смеши! Усиление на броню ставят, да,   -- не удражался, менторски поправил, потом крякнул от души утиной:

--   Да уж. Двойная «заграница»  ─ еще и с суб-материальным миром, ─  кинув в сторону замка, он попытался отвлечь невнятную его мыслительному аппарату девицу от политического прогнозирования, заодно и отшутиться в ответ.

─ Почти пришли, вот и мой домик сказочный… - проинформировала Мариха.

У Антона было хорошее зрение, но в темноте виднелась какая-то недефиницируемая херня, более всего напоминавшая в темноте типичную белорусскую хату-пятистенку, да с покривившейся крышей в довесок. Покосившимся навесом, точней. Как бы не соломой крытую – хотя темнота. И обычно все же дранкой по слегам в этих краях кроют.

─ Устроимся на ночь и почитаем для прочистки мозгов, ─  устало зевнула Мариха, направляясь именно к этому убожеству с края заброшенного села, безынтересно и лениво поинтересовалась сквозь новый легкий зевок:

─ Про что читают-то ныне питерские?

Всё же Антона измотала эта поездка и атака таинственных «птиц крови». Он легко попался на удочку:

─ Так. Легкая беллетристика. Всякие нелепицы о  странных приключениях некоего князя в некоем государстве на ночь почитываю, ─ решил он сделать вид, что читает историко-приключенческую ерундистику для успокоения ─ нет, даже для – упокоения ─ мозга на ночь.

─ Во времена незапамятные уже, то ль в городе то ль в сарае его..

Но проговорился более, чем следовало. Павлин бесхвостый!

─ Унегерна в Сараево!? ─  почти взвизгнула Мариха, насколько это было возможно с тембром её голоса, куда только сон и усталость делись,  ─ ой, мне всегда было интересно, как он и выжить-то умудрился в той синагоге! И как сбежал! Он ведь сбежал, верно, потому его и ухлопали, Фердинанда-то нашего?

Антон привык бороться с шоком различной магической тяжести. Только поэтому он пристально и молча посмотрел девушке в глаза, а не хлопнулся в обморок. Для совпадения совпадало чрезмерно много невообразимых, несовместимых вещей. Можно допустить, что Унегерн бывал тут ─ а как иначе. Установленный факт. Неизвестно только сколько раз и как подолгу. Сложнее было поверить, что он травил байки местным детишкам о Сараево. Но и это с натяжкой допустить было можно, рассказывал же Григорий Филипповича в красках несмышлёному Антошке, как генерал Завойко добыл первую в мире Каплю. НО чтоб она, эта ведьма сельская владела даром древа T’TYR’RWE настолько, чтоб прочесть Антона и узнать тот интересовавший и его момент, на котором он остановился!? Подобного фокуса не мог бы проделать и коммандер Фраучи

Какая-то слишком удивительная, закрытая для чтения и сексуально открытая селянка-магиня, получалось. Её бы давно уже втащили в столицы… Хотя, здесь же была польская территория,  опомнился Чащин. А паны никак не могли разобраться с veto на сословную магию. Ну, допустим совпадение несовпадающих. ─ «А то, что я сейчас так спокойно допускаю подобное ─тоже совпадение? ─ подумал Антон,  ─ бедные совы, из всех птиц, лишь у них тут постоянные падения!». После паузы, Антон без малейшего усилия над собой засмеялся:

─ Сейчас ты меня сперва накорми, напои, спать уложи, а потом и почитаем, княжья ученица…. - только когда он засыпал, следовательно, менее всего себя контролировал, обида кольнула: "Князь лично обучал только меня! Найденного им! считай: "приемного сына! - а её вдруг с какой кстати?"