тот же день, 1939: тайная миссия ЧКВД
2316 Words
* * *
Далее несколько страниц оказались совершенно пустыми, а кое-где буквы лишь проступали... Но все это не походило на брак печати. Странно...
Антон поднял голову и уставился на Фраучи и Петра, которые неизвестно сколько времени уже наблюдали за ним. Он «проворонил» их появление, поскольку сразу понял, чьи записи читает. А не дочитать, хотя бы один законченный фрагмент текста, он был не в состоянии
– Интересно пишет? – поинтересовался Артур Христианович, - увлекательно? Много ли приключений?
Шеф издевался. Еще бы спросил, раскрыта ли эротическая тема! Или – есть ли тонкие психологические портреты, нет ли неточностей в описании деталей. Но Антон привык, почти не обращал внимания ─ после школы издёвок Унегерна-то!
– Но почему многие фрагменты не дописаны? – немало возмутился Антон.
– «Браво! Браво!», – откровенно насмешливо произнес Фраучи. – Неплохая головоломка, не так ли?
– Я тоже спрашивал, – сообщил Кубаткин, – но объяснений не последовало. Командор просто махнул рукой на книгу, как на пустое место.
– А в ней действительно очень много пустых мест, – еще более насмешливо хохотнул Артур Христианович. – Неужели вы так и не поняли?
– А что тут понимать? – возмутился Антон.
– Будете дерзить, юноша, я вам ни слова больше не скажу. Чему вас только князь учил? Отбросьте рациональное мышление, начинайте мыслить субрациональными категориями магического.
Антон чуть покраснел: Григорий Федрович Унегерн и впрямь много говорил о том, что магия не материальная, не свер-материальна ─ хотя, считал князь, сверх-материальные субстанции существуют и несомненно, как-то можно «магичить» и в них. Но магия Капель и Книг, прорвавшаяся в мир и доступная им сейчас в большей мере, имеет не uber a unter-материальную природу. Как пример «подматерии» он приводил два различных ада у античных греков – Аид для нормальных мертвецов и Тартар для магов-Титанов ─ «кои, юнош ты мой со взглядом до материальной еды голодным, суть аллегория всех богов до-греческих: шумерских, догарских, да мало ли , может и перволюдей каких или вовсе, языком мистера Уэллса, инопланетян каких. А из Тартара, юноша, не то что в жизнь, а и в нормальный ад х**н пробьёшься, да. Но Тунгусский Метеорит дал толчок. Да и без него мода на глубокое бурение скважин кое-где истончает материю земли.»
Сейчас Фраучи выразился изящнее, «субматериальное». Определение Унегерна Антону нравилось меньше: «унтер-рацио» ─ это что, для унтеров?
Но придумать мгновенно, что ответить начальнику, он не смог. Силы озарения не хватало. Потянулся было кончиком мысли за Каплей, чтоб впасть в мгновенный транс, но..
─ Эх, молодежь, а если без шпаргалок? ─ заметил его состояние шеф.
Хохотнул коротко, сжалился:
─ Да ведь князь эту книгу еще пишет! Прямо сейчас ─ не исключаю, что в Антарктиде, а, может и в этом здании!
«Унтер-рацио», «субматерия», «подмысленное мышление» - это Антон переварить мог. В конце-концов, в том тексте Унегерна, что будут обсуждать этим вечером на расширенном, ─ за счет силовиков, и служб Надзора за Контролем по присмотру о наблюдении за опасными магическими знаниями ─ редакционном заседании, подобных терминов было в избытке. И покруче чего было!
Но вот принять мысль друже-коммандера Фраучи, что князь пишет книгу именно сейчас ─ что «именно в этом здании», Антон принял за издевку, ─ обер Чащин был не в состоянии.
─ Но, друже коммандер: смотрите, в этом же тексте строчки выше! ─ Антон допотопной указкой хотел ткнуть во впечатавшуюся ему в помять фразу: «завернуть время «по-Лобачевскому», чтоб параллельные линии времени соприкоснулись ─ над этим еще работать и работать. А пока и я не могу.»..
И…
Позорно шумно крякнул… Деревянная указка упала на потолок, но на это он не обратил внимания. Потому что текст только что прочитанной книги теперь в том самом месте выглядел так:
«Вот каковы наши магические проблемы! А завернуть время «по-Лобачевскому», чтоб параллельные линии времени соприкоснулись ─ над этим работать надо долго. Я уже и способен, ─ но парадокс в том, чтоб сам процесс этот, в свою очередь, занимает время. Вот скоро ─ по состоянию дел здесь в ставке, в 1916 году, годика через полтора, ─ я научусь делать это почти мгновенно. А сейчас и я не могу.»
─ Да как же это? Коммандер? ─ потерял лицо талантливый маг ЧКВД , ─ нежели вы и всерьёз считаете… Стоп! Это фокус или доказательство? Или – доказательство фокусом магической подмены?
─ Да как же это? Коммандер? ─ потерял лицо талантливый маг ЧКВД , ─ нежели вы и всерьёз считаете…
Фраучи посерьезнел:
─ Юноша. Неужели вы считали человека, у которого вам посчастливилось с младых зубов учиться лично, просто «старшим из магов». Может, есть еще пара человек на земле – но мы их пока не установили. И не установим, пока те сами себя не проявят. Так что повторю для недоразвитых… в плане магической интуиции, понятно, а то держал бы я таких у себя.
Друже Коммандер совсем по-простецки начал раскачиваться на стуле, построил почти слово в слово:
─ Возможно, он пишет эту книгу именно сейчас и именно в этом здании.
– Не смотря ни на что ─ неправдоподобно, – покачал головой Антон.
– Для нас троих – неправдоподобно. Для князя – вполне реально. Он достиг высшего уровня магического мастерства, и мы с ним не в состоянии тягаться.
– Значит, третья книга у него?
– Ему не нужны Книги. Все что он хотел узнать и уметь – теперь у него в голове, и мы ему не конкуренты. Главное, что он остается на стороне России. Так что, подумай, Антон.
– Я подумаю,– насупился обер Чащин.
– Полезное дело. И прикинь – может ли человек за один вечер вспомнить все, что с ним в этой жизни было?
– Наверное, вы правы, – поддакнул Кубаткин.
– Но факты, представленные в данной книге, – неторопливо начал Антон, уходя от прямого ответа и взвешивая каждое слово, надеясь выиграть время... Но время играло против него, потому что Фраучи перебил его, правда, тут же извинившись.
– Друзья, возраст и звание позволяют мне вести себя именно так, как я веду. Знаешь, Антон, Петр уже пару раз выслушивал мое мнение, но я с удовольствием повторю и тебе: история – совсем не то, что было на самом деле. Вот, прочти, – текст вновь возобновился, – как Брусилов в январе девятнадцатого на заседании Военного Совета называет Крупского «гнидой», и обещает при первом удобном случае пристрелить, потому что тот обманул всю российскую делегацию, отдал немцам, которые проиграли войну, территории, согласно подложному договору, которые России были положены, как победившей стороне. Сам же сошел на станции за десять минут до того, как подлог обнаружили. И тогда оказалось, что граница России не должна была начинаться от побережья Литвы, проходить севернее Каунаса к Вильно, а затем тянуться через совместный вольный город Боровичи к Луцку и далее к Проскурову и Каменец-Подольску, кои сейчас носят поганые польские имена...
Антон удивленно посмотрел на Фраучи, который уже продолжал:
– Вот и я удивляюсь... Согласно договору о безоговорочной капитуляции, граница России должна была проходить по маршруту Кольберг-Мариенбург-Седльце-Любли -Жешув.
– И эта скотина… – Антону даже нечего было сказать, настолько он был поражен и возмущен.
– Да, именно так, – вздохнул Петр Кубаткин. – Этот скот сбежал в Германию к Гитлеру, способствовал приходу к власти фашистов, принял участие в поджоге Рейхстага, а теперь его самого непонятно в каком подземелье держат.
– Вот почему я говорю, – продолжал Фраучи, – что историю создаем мы сами каждым произнесенным нами словом или написанной фразой. Ты обратил внимание, что часть нашего разговора уже записана в книге? А ты на все сто уверен, что именно так и говорил? Вот, друзья мои, где начинается правда. История – не застывшая и не мертвая единица, которая застопорена на утверждении: «Так было и отныне так будет». Ее, еще раз повторю, создаем мы, именно мы сами, каждым сказанным нами словом. Ты же материалист, Антон, поэтому должен понимать, что материализм и магия едины. Да, именно поэтому все наши мысли есть воплощение либо прошлого, либо будущего, – Фраучи рассмеялся, – «либо» тому, на что «зюзи» никак, никогда и ни на что никогда повлиять не смогут. «История», извергнутая устами таких людей, сразу же превращается в присказки, поговорки или остается анекдотом, над которым и смеяться-то неприлично. Конечно же, не всем дано умение творить историю, но если кто-то все же смог ухватить за хвост эту жар-птицу, никогда ее не выпустит из рук.
– Я... – хотел что-то сказать Антон, но Фраучи махнул на него рукой и обер.... Тут же на время забыл собственную гипотезу.
– Это все побасенки. Ведь словам моим в данной ситуации требуются доказательства, а вот их тебе я сейчас предъявить не в состоянии. Хотя, уверен, очень скоро ты сам убедишься в правомерности всего вышесказанного. Ты умный парень, да еще с прекрасным магическим даром. Это Зюзя наш вскочил бы сейчас и, вытаращив глаза, начал бы соглашаться: «Слушаюсь!», «Так точно!» «Сию минуту!» Повторяю, ты очень скоро убедишься на практике сам... –
Артур Христианович вновь махнул рукой, отошел к окну и некоторое время смотрел, как сказал бы сторонний наблюдатель, в неопределенность завтрашнего бытия. – Извините, ребята, что-то я растекся словом по древу, хотя у нас ни секунды нет даже на то, чтобы чихнуть. Ну все, пошли, – пригласил он Антона к своему столу. И поставил книгу так, чтобы Антон увидел на корешке фамилию автора: вместо бывшего десять минут назад «Залесского» на фронтисписе красовалось «А. Г. Чащин».
– Но я не имею к книге ни малейшего отношения!
– Скорее всего, ты как-то подтолкнул князя к написанию этого многотомного труда. Как бы то ни было, ты не в силах изменить ситуацию. Тем паче… есть у меня стойкое предвидение, что твоё же имя появится и на том фрагменте, который мы будем обсуждать с «охранителями» и Надзорщиками за Контролем в конце дня. Пусть раньше его там и не было ─ причём все те дни , что вы с юным Зайцевым готовили рукопсь к печати…
─ Давай поговорим об этом потом? – предложил Фраучи. – Сейчас нам действительно надо работать.
Петр тут же протянул Антону с десяток фотографий:
– Присядь-ка и полюбуйся...
Антон не заметил, как вновь оказался на стуле за столом...
– Так не бывает, – произнес он, аккуратно раскладывая и внимательно изучая снимки. В подтверждение своих слов он протянул Фраучи листки с перерисованными иероглифами. Чтобы не забыть, не зарапортоваться, он еще ранним утром поставил на листках в правом нижнем углу, число и время, когда закончил работу в музее.
Естественно, расписался.
– Бывает. Случиться может все, что угодно, таков закон непрерывности для магии: «непрерывным процессом у нас считается тот, который состоит из непрерывно невозможных опций» В вульгарном мире непрерывность предсказуема, хотя встречается не так часто, как думают мещане, – для нас она непостижима, зато в наличии, – заверил его Фраучи. – Мы как раз и занимаемся теми фактами, которые появляются, как мыльные пузыри, и не желают лопаться. Причем, – уточнил Артур Христианович, – вопреки всякой логике. И, чаще всего, они не поддаются объяснению.
─ Но поддаются «подлогике», суб-логике? – Петя Курчакин сказал это так серьёзно, что Чащин не понял: подколол его ровесник только что шефа, или реально понимает много больше, чем он, Антон.
– Нет, подобных совпадений не может быть, это перебор, – покачал головой Антон и попросил у Фраучи один свой лист. Он положил его рядом с тремя фотографиями, на которых были запечатлены аналогичные его собственным – нарисованным – иероглифы, высеченные на какой-то стене.
– Перебор, говоришь? А ты знаешь, что основная цель твоей поездки – третья книга. И мне не важно, насколько сильно высосал ее друже Унегерн.
─ Какой еще поездки?
─ Той, на необходимости которой настаивает премьер министр Чичерин, Ведь, позволяя себе пререкаться мо мной, его-то приказу ты не будешь возражать?
– Да, – сказал Антон одну-единственную двубуквенную фразу. Он хотел сказать что-то еще, но информация так сильно придавила его, что он сделал наиболее правильный вывод – промолчать. К тому же, это «да» устраивало его своей двоякостью: «да, буду!» - «да, не буду!».
– Теперь вот... и с переборами бывает, – констатировал Фраучи и посмотрел на часы: – Могу тебя обрадовать, у нас в запасе, до отправления твоего поезда, минус сутки, потому как немцы, это теперь совершенно точно известно нашей разведке, перенесли нападение на Польшу. Давайте же вместе попробуем немного разобраться с материалами и что-то придумать... до этой бытийной редколлегии! Было бы здорово посоветоваться с одним очень конкретным человеком, но в городе, я справки навел, его сейчас нет. Я говорю это вслух, – намеренно громко произнес коммандер Фраучи. – Да его вообще – ау! ау! – никто ближе тысячи километров не чувствует. Конечно, он еще тот жук, вот только время не терпит, оно против нас, так что тебе просто необходимо вечером уехать.
Фраучи протянул Антону донесение разведки. Антон ничего не сказал, только растер виски, потому что ситуация из напряженной грозила перерасти в катастрофическую.
– И мне в этом городке надо оказаться прежде, чем туда придут немцы? – спросил он.
Когда первое из грозивших быть «нудным» мероприятие – «совещание» у старшего друже Фручи, обернувшееся «междусобойчиком избранных» и поставившим перед молодыми сотрудниками только больше тайн, наконец, завершилось, Антон обнаружил, что наступило время обеденного перерыва.
Было в этот сакральном (кажется ─ весь мир исчезнет, но перерыв на обед останется!), жутком промежутке времени что-то «суб-юбер-унтер-материальное».
Антон лишь гадал, почему никто из департамента семантической магии, типа тех же въедливых учёных вроде Лотмана, узнавшего секрет вечной важности или узнавшей секрет вечной юности Любы Хачатурян не исследует символику онтологии этого краткого промежутка времени в своих многостраничных трудах в сотне томов.
Обер Чащин, как и другие сотрудники ЧКВД, взял в буфете бутерброд из кусочка булки, и селедки , посыпанной сверху «свежей шубой» ─ салатом из сырой тертой свеклы, морковки, яблок и чеснока.
Искренне недоумевая, почему это чудо кулинарии в русском меню называется «салат с анчоусом, импортный», наскоро пробормотал заклинание «SMEKTAថ្លើមការការពារ», должное избавить от любых желудочный расстройств – благо, сверху бутерброд украшал еще и ломтик свежего огурца. Антон даже на миг отвлекся: только Пинкертон в зарубежных романах ел бутерброды с «анчоусом», ─ хотя это вроде килька? ─ и огурцом. И только Арчи Гудвин в романах новомодного в СыШыА писателя-библиотекаря с яхты тамошнего Президента рисковал запивать подобное молоком, в каждой из популярных книгах о маге Ниро Вульфе, слишком толстом, чтоб вставать из-за со стола. Других, способных на подобный риск желудком магов, Антон не знал: ни реальных, ни литературных.
Но записи Унегерна влекли к себе неотвратимо, Чащин пристроился прямо на подоконнике коридора возле столовки.
- Writer
