АУТОДАФЕ

Глава вторая

В десять часов утра я обнаружил, что Навсикая исчезла. Исчез и Садюга. На кухне было как и вчера до появления видения. Как я понял - галлюцинации прекратились. Это меня немного расстроило, но с другой стороны, - хорошего помаленьку. Я не стал приводить свою внешность в порядок и не побрился. Пускай растут волосы - мне они не мешают. В трусах я сел на табуретку пить кофе. Постепенно ко мне возвращалась самокритичность, которой ничего не казалось хорошим и нормальным. Я стал ругать себя за вчерашнее поведение, за то, как встретил галлюцинацию Кристину с псом тигровой масти, за то, что позволил расслабиться и не стал разубеждаться в том, что все вокруг является бредом.

Так продолжалось полчаса, и я до того себя застыдил, что стало совсем дурно.

«- Неужели, - спрашивал я себя, - я сошел с ума от одиночества? Неужели теперь самым лучшим местом пребывания для меня будет психиатрическая клиника, где меня будут пичкать пилюлями и уговаривать признаться в том, что ничего не было».

- Какой позор! Это было! – воскликнул я…

- Что было? Какой позор? – неожиданно произнесла сзади Кристина.

Она была в прихожей.

- Вот этого не может быть! – уверенно заявил я и пошел встречать своё сумасшествие.

Ведь, по моему мнению, Кристина и пес Шушрик были галлюцинациями. Каково было моё удивление, когда я обнаружил перед собой плоть Кристины, которая протягивала ко мне руки чтобы обнять. Псина радостно завиляла обрубком хвоста и обнюхала мои ноги.

- Ты нереальна! Ты моё видение! Моя галлюцинация! - сорвалось у меня помимо желания моего эго. Наверно моё суперэго приобрело тотальную власть над моим телом и теперь руководило его действиями. А, как известно, суперэго - не более, как боязнь мнения других людей.

- Ну с чего ты это взял? Успокойся, я вся твоя, - Кристина прижалась ко мне.

Я ощутил её груди, запах волос, и мысленно показал своему суперэго язык, при этом я отправил этой скотине послание, чтобы оно навсегда заткнулось и не мешало мне жить.

Возник внутренний диалог, в который активно вмешивалась Кристина.

«- Это не я, а ты заставляешь меня мучиться», - злобно пыхтело моё суперэго.

«- Нет, это ты всю жизнь меня мучаешь. Именно ты не знаешь, чего хочешь, а я знаю! Я хочу женщину, а именно Кристину! Я хочу пса, бультерьера, и пусть он будет садюгой, мне наплевать, лишь бы меня любил!» – отвечало моё эго, и я был полностью с ним солидарен.

- Ты завтракал? – вмешалась Кристина.

«- Разумеется, если она была галлюцинацией, она не стала бы вмешиваться в наш разговор!» – заявила та моя часть, которая была эго.

«- Да с чего ты это взял? Ты же читал о психе с галлюцинаторными настенными тараканами! Ты забыл, что он приехал с ними из Киева в Москву, и при этом тараканам совершенно было наплевать на него и на всех вместе взятых. Они ползали себе по стенкам…, нет, ну ты явно того», - вело наступление суперэго.

- Ты путаешь. Он не мог своих тараканов трогать, а я могу! Вот смотри, - последнюю фразу я произнес вслух, и набросился на Кристину.

Я крепко обнял мою Навсикаю, я прижался лицом к её груди, мои руки трогали её ноги, попку. От этого ощущения в руках возникло самое неповторимое чувство – чувство кожи моей любимой. При этом всем я умудрялся что-то бормотать, доказывая реальность Кристины своему суперэго.

- Да что с тобой? – спросила Кристина, для которой моё поведение было весьма странным.

Честно говоря, если бы я тогда оказался на её месте, то я бы не задумываясь ушел. Я бы решил, что человек болен, что он опасен, следовательно, он нуждается в помощи и лечении.

Но она не ушла. Она нежно гладила меня по голове, отчего я испытал бесподобные ощущения. Её нежные руки скользили по моим волосам, слегка их вороша.  Они касались моего лба, носа, губ…, да еще Садюга прыгал у моих ног, требуя внимания.

«- Нет, - решил я, - они не могут быть галлюцинациями. Скорее галлюцинация - это я!»

Что ж, наверное, какой-нибудь буддийский монах полностью согласится с этим выводом, я же за счет него прекратил внутренние прения со злобной своей сущностью.  Кристина, взяла меня за руку, и повела на кухню. Там она мне выдала чашку чая и спросила, давно ли я проснулся.

- Нет. Наверно час, может меньше. Но что-то около того. Я проснулся, а тебя нет…, я подумал, что ты галлюцинация, - признался я. Возможно, это признание было лишним, но, - ты самое прекрасное в моей жизни. Я до сих пор не верю в то, что ты здесь, рядом, со мной.

- Успокойся, я рядом. Хотя ты мог меня спросить, как я к тебе попала? и вообще, что я тут делаю? Хочешь узнать? – Она пристально посмотрела, как будто сомневаясь в моей реальности. Точнее в моей готовности принять её ответ.

- Наверно да. Но…

- Нет, еще не готов, - прервала мои размышления Кристина.

Она подошла и села рядом. Вчера, когда мы ужинали, она сидела передо мной, и я не видел её осанки. Сейчас она сидела чуть с боку, слегка выпятив назад попку. Стройная, как натянутая струна мандолины, она не могла не возбуждать. Даже такой олух как я, почувствовал возбуждение. Как жаль, что оно сковывалось стеснением. Даже стыдом за себя -  свою внешность урода. Мне так и хотелось крикнуть ей: - посмотри на меня! Мы не пара. Мы вообще не должны быть вместе на этой планете. Ты такая прекрасная, ты богиня, Навсикая, а я худосочный дегенерат, стесняющийся своего тела.

О, моё самопрезрение…, в тот момент оно достигло крайней степени накала и не в силах сдерживать эмоции, я убежал в комнату - туда, где вчера она ласкала меня, терпела мои хлюпанья, стоны. Она трогала мои рахитичные, тонкие руки, неспособные поднять одновременно даже два кирпича. Её тело, оно было прекрасно…

Об остальном я целомудренно не стал думать, так как что думать о том чего на самом деле нет, о галлюцинации.

Моё внимание отвлекла книга, лежащая на моей подушке.

«– Что за чертовщина? - подумал я. - Я точно знаю – книга лежала на кухне, я сам её там видел!» Я стал судорожно перебирать в памяти все действия за последние полчаса…, но я должен поверить сам себе - я  не заходил в комнату с книгой. Я не приносил её сюда!

Сумасшествие на то и сумасшествие чтобы ничего не помнить о своих действиях. И если ты все-таки свихнулся, то относись теперь ко всему происходящему философски, -  снисходительно. При белой горячке, люди из окон сигают, чертиков видят, а у меня всего-то видение прекрасной барышни, да пса урода, к тому же из детских фантазий.

«- Ну подумаешь книга. На постели… - ерунда, - такое бывает!» – заключил я и открыл первую страницу.

По традиции на первой странице была новая неизвестная надпись, которую я легкомысленно прочитал. (В моем положении нельзя отягощать себя долгими раздумьями, это может плохо кончиться!)

Насколько я знал из курса клинической психиатрии - думать удел шизофреников, нормальный человек не думает - он знает: знает, что ему делать; знает о последствиях своих действий; и знает, как ему избежать этих последствий. В моем случае, я столкнулся с ситуацией, когда думать было нельзя, равно как нельзя было действовать, но если я все-таки сумасшедший, то имею право на ошибки - последствий все равно никаких не будет, кроме, разве что…

Короче, я прочитал длинное предложение из восьми слов, чуточку удивившись длине фразы, но какая может быть разница в моём состоянии? Еще я подумал о том, что письменность состоит не только из букв, но и из знаков препинания, всяких тире, двоеточий, запятых и точек. И почему в изученном мной языке я не обратил внимания на эти мелочи?.. Глупость какая. Может быть, я неправильно читаю? Может надо с чувством, с толком, с расстановкой? Но как узнать, есть ли там запятые, если возможна совершенно другая система произнесения звуков.

Я так углубился в свои размышления, что потерял контакт с реальностью: глаза бездумно шныряли по комнате, из носа вытекла сопелька, да и из открытого рта выплескивались слюни. Ну точно - полноценный олегофрен!

Сколько я так провел времени, не имеет значения, одно ясно, из этого состояния благостного отупения вывела меня Кристина. Оказывается, она долго трясла меня за плечи, прежде чем я сообразил, что к чему.

- Что с тобой? Очнись! – произносила она, а я воспринимал её слова как растянутый грохот проезжающего паровоза.

- Да вернись ты! Ты что прочитал? Ты - что – про – чи - тал? Скажи мне! Скажи, хоть что-нибудь! - то, что она сильно волновалась, это я понял, только не понял из-за чего.

Да и могут ли волноваться глюки, тем более, собственные? А если они не собственные, а заемные, кредитные так сказать, то об этом лучше не беспокоиться – хозяева на то есть. Вот пошел в банк, взял там пару в кредит глюков, а служащие пускай волнуются, переживают, верну я им долг или нет.

- Что случилось? – кое-как произнес я, замечая, что на моём лице что-то сопливится и противно стекает с подбородка.

- Ни-че-го не случилось, - постепенно я начал нормально воспринимать слова Кристины, даже осмысливать их, вот только в мысли они складывались плохо. – Ты мне скажи, что ты прочитал в книге?

- Предложение.

- Какое?

- Длинное.

- Произнеси первый звук, - потребовала Кристина и внимательно посмотрела мне в глаза.

- Не помню, - честно признался я, не понимая, причем здесь чтение и её вопрос.

- Так - чудеса начинаются. Это плохо…, - она опустилась на пол, обняв мои ноги.

- Цу-де-са-а, - медленно, по слогам, как-то мечтательно произнес я и почему-то опустился на пол. Там я сложил голову на колени Кристины.

Она стала перебирать мои волосы, а я почувствовал себя совершенным ребенком. Таким несмышленым детинушкой, неспособным ни на что, кроме как получать ласку от любящей женщины.

- Ясно - ты впадаешь в детство, - Кристина замолчала на пару минут, продолжая гладить меня по голове. – Послушай, так нельзя. Я понимаю, в твоей жизни были счастливые моменты, и твоя мать гладила тебя по голове, но ты пойми, я не она. И сейчас ты должен найти в себе силы преодолеть регресс. Ну же, ты можешь!

Она встала с пола, осторожно сложив мою голову на пол.

В тот же момент я скорчился в позе зародыша, ощущая себя девятимесячным предрожденцем. Я понимаю, никто не помнит ощущения до момента рождения, но я их чувствовал! Я чувствовал, как меня окружает приятное материнское тепло, как меня питают материнское соки. Я даже ощутил пуповину. Я боялся открыть глаза, чтобы не разрушить идиллии. А какое благостное отупение меня окружало!

Снаружи, через плоть живота меня поглаживала рука матери. Мягкая, нежная, заботливая рука матери!

- Встань, встань! – Кричала Кристина, пытаясь поднять моё тело, но я был мягким комочком желе, которое проваливалось вглубь дорождественского состояния.

Мне было так прикольно, так клёво, так интересно…

Что это? Так нельзя! Я же маленький!

Кристина дубасила что было сил по моей спине, ногам, заднице.

- Не понимаешь по-хорошему - будем иначе! Ишь дебил переросток, регрессировать он задумал. Не выйдет, не влезешь!

Её стараниями ко мне стало возвращаться ощущение реальности. Только всё было как-то странно, как-то непривычно: воздух в комнате, одежда, сухость тела, крики Кристины. Она радуется моему рождению? Мама!?

Я протянул к ней руки и засучил ножками.

- Ма-ма, агу, - заагукал я, испытывая к Кристине самые восторженные детские чувства.

- Я те дам мама! Ты выродок, а ну давай восстанавливайся! – Потребовала Кристина, и, наверное, она была в чем-то права. Моя внешность выдавала меня как двадцатилетнего молодого человека, но никак не ребенка.

В ближайшие двадцать минут меня всего крутило и выворачивало. Каждая минута, была равноценна прожитому году. Так через три минуты, я уверенно встал и пошел по комнате в поисках горшка, но такового там не оказалось, зато была ваза из чешского хрусталя. Кстати, подарок бабушки. Так вот, прекратив поиски ночного атрибута каждого ребенка, я вцепился в эту вазу и стал напяливать её на голову завопев, «я королевич, я королевич!». Еще через минуту я вытащил из носа огромную сопельку и мгновенно засунул её в рот. Вкус мне понравился.

Достигнув семилетнего психологического возраста, я хищно покосился на письменный стол, на котором находился макет самолета, и, расставив руки подобно крыльям, я зажужжал, изображая аэроплан. Тоска последующих девяти минут была оправдана скукой школьного периода моей жизни. Но так было только до девятого класса. В нём я переродился в этакого маленького хама, что выразилось в обращении к Кристине в словах, «телка, перипихон, наивняк». Были, конечно, слова похлеще, но вы же понимаете, все-таки в комнате была дама…

Институтское времяпровождение выразилось в метании по комнате в поисках одежды, еды и собственного себя самого. Ничего интересного.… И вот, наконец, я все-таки пришел в себя.