АУТОДАФЕ

…аутодафе  (сожжение  на костре) en  masse,  т.  е.  гуртом.  Что  в  других  государствах  считалось обыкновенной казнью  преступников, то у испанцев и других католических народов  почиталось религиозным огнем и доказательством ревностного верования. Аутодафе эти производились чаще всего при восшествии  на престол или во время других грандиозных народных празднеств. После  того  как  самые опасные еретики и другие подобные им грешники сжигались,  приговоренные  за мелкие преступления к порке усаживались на следующий после  казни товарищей день на осла, провозились по площадям и наиболее оживленным улицам города  и во время шествия жестоко наказывались плетьми, батогами или розгами. «История розги» Бертрам Джеймс Глас   Нет ни одной ситуации, которую нельзя довести до абсурда, и нет ни одного абсурда, который жизнь не сделала бы ещё абсурдней. Петровичи.     ЧАСТЬ ПЕРВАЯНавсикая Пролог.   И как вы думаете, я оказался сам в себе да еще над собой? Как я оказался в самом жутком кошмаре, который возможен в жизни человека? Не знаете? Я расскажу свою историю. Всё началось с того, что мой прадед, бывший при царе Николае раввином в пересыльном местечке Эзопск, умудрился оставить в наследство деду, книгу, написанную на неизвестном языке. Дед в свою очередь отдал книгу отцу, которому не было дела ни до меня, ни до моей матери. Он постоянно пропадал на работе, а потом и вовсе исчез, прислав спустя годы бандероль с открыткой, извещавшей меня в том, что он искренне рад моему шестнадцатилетию. Вместе с открыткой, в бандероли лежала старинная книга и сообщение, что ему некогда заниматься её изучением. Ещё он пожелал успехов в дальнейшей жизни, ни пуха ни пера, и дал пару советов, насчет того где я могу узнать звучание неизвестных букв. Ну, насчет пуха и перьев он оказался прав - моя жизнь была далека от птичьих дел, а вот с успехами в изучении загадочного алфавита - поздравил правильно. К двадцати годам беспутной жизни я кое-как освоился с восьмьюдесятью четырьмя буквами языка, на котором была написана книга, но понять, что в ней написано, так и не смог. За время исследований со мной происходили разные происшествия, типа того, что я поступил в институт, обучаться на филолога. Оттуда меня успешно вытурили по причине хронической неуспеваемости. А чего там успевать? Я искренне этого не понимал, и если бы не книга папаши, то и ноги бы моей там не было. От всей учебы в моей голове засели только фразы выдающихся людей, которые периодически выскакивают против моего желания, а так же уверенность в том, что я напрасно не родился в далёкие времена в народности хопи, живших на Американском континенте. Особенно мне нравилось в хопи то, что их "мыслительный мир" не знал воображаемого пространства. Следовательно, они не могли связывать мысль о реальном пространстве с чем-либо иным, кроме реального пространства, или отделить реальное пространство от воздействия мысли. Человек, говорящий на языке хопи, предполагал, что он сам или его мысль путешествует вместе с розовым кустом или, скорее, с ростком маиса,  о котором он думал. Мысль эта должна оставить какой-то след на растении в поле. Если это хорошая мысль - мысль о здоровье или росте - это хорошо для растения, если плохая - плохо. Эта простота восприятия реальности, неотягощенная символизмом, в который я был погружен, спасала меня от сумасшествия, которое могло произойти от непрерывных поисков значений символов книги. То, что я всё-таки смог расшифровать алфавит книги, это моя личная заслуга. Я думаю в институте, наверное, стыдятся опрометчивого поступка и пеняют на  завышенные требования к оболтусам, у которых имеются собственные дела не связанные с делами института. Конечно, все эти мелкие пакости отнимали время, так как требовали внимания, но поймите - у меня была книга, написанная на никому неизвестном языке, а вдобавок ко всему, она была моей собственностью. Внешне она выглядела как большинство старинных фолиантов - важная, в черном кожаном переплете с золотым тиснением на обложке. На старых желтых страницах болтались разноцветные картинки, изображавшие первые буквы слов. Написана она была от руки, что вызывало особое уважение, так как сам я терпеть не могу писать рукой. Каждый раз, когда я открывал книгу, по спине проносился ветерок, и неважно во что я был одет: в дубленку или майку, в пальто или в костюм, - все равно он овевал спину. Вначале я ничего странного в этом не находил, но как-то в жару пришла идея охладиться, открыв книгу. Естественно толку от этого занятия не было, и все попытки определить был ли ветер настоящий или выдуманный, не увенчались успехом. Ветер был, но вот никто кроме меня, его не замечал. Эта особенность книги меня заинтересовала. В течение четырёх лет я разыскивал звучание букв алфавита книги, и в результате нашел, (я назвал его нулунккудод, хотя не уверен в том, что он так назывался на самом деле), древнейший вид письменности человечества. Многие буквы, на самом деле были символами, которые меняли звучание, если располагались в определенной последовательности. Всего таких символов было сорок два, а самих букв восемьдесят четыре. Кроме звучания букв, больше я ничего не знал: ни того, правильно ли я произношу слова, ни того, что они означают. Сплошная головоломка и только. Только не подумайте, Боже вас упаси, что звуки были созвучны сал, бер, йон, рош и марр. И вот я нахожусь в самом себе и над собой и спрашиваю - стоила игра свеч? И отвечаю - стоила! Конечно, стоила! А что мне здоровому обормоту было делать? - ничему в жизни я не научился, разве что звучанию восьмидесяти четырех букв таинственного алфавита. И этот язык…, он как музыка - так и льётся, так и звучит…, вот только понять, что означают слова, я не мог пока не стал читать книгу. 1.           Глава первая. Счастлив тот, кто ничего не имеет.Как я сказал, моя жизнь не отличалась упорядоченностью и размеренностью. Меня то и дело сносило в сторону от основных занятий, притом каждый раз сносило не в ту сторону, которая была для всех правильной. После того как в институте почти вежливо отдали документы, делать стало совершенно нечего, а кушать хотелось. Я попробовал устроиться на работу грузчиком, но кому нужен недоучившийся филолог, да к тому же с явно выраженным рахитичным скелетом и головой Буцефала? К прочему я не в силах поднять ящика с яблоками - они рассыпались у ног, вместо того чтобы падать на голову. Когда я пришел устраиваться на работу в местную газету внештатным журналистом без оклада, там также указали на дверь. Они сделали это галантно, без пинков и тумаков, но это-то и было слишком обидно. Даже в магазине, где меня осматривал какой-то лысый дядька в дырявом синем халате, мне было не так обидно, когда он сказал что я не подхожу. А тут стало невероятно обидно… Я пришел домой, разделся, посмотрел на туловище - почти лишенное мышц и заплакал. Я посмотрел в зеркало, и это заставило меня разрыдаться еще сильнее…, вроде красивая голова - но на узких плечах… - одним словом - рахитичная конская голова, посаженная на тело дистрофика. Короче говоря, неудачи с трудоустройством заставили меня взять в руки книгу, и впервые в жизни сложить выученные буквы в слова, а, как известно, два сложенных вместе слова, это предложение, и за ним обязательно стоит мысль, и мысль может быть материальной. Вот тогда что-то материальное блеснуло в комнате и шарахнуло меня по голове. Очнулся я лежащим на полу. Голова болела, но самое главное - книга была закрыта. Ничего не понимая я вновь открыл книгу. Что меня поразило, так это моё спокойствие, - на первых страницах обнаружилась стодолларовая купюра. Она мирно покоилась как раз на месте заклинания, и как мне показалось, лицо президента Франклина нахально улыбалось. В какой-то момент он показал мне язык. Я взял купюру и стал проверять её подлинность. Купюра оказалась самой что ни на есть настоящей - не фуфлом и не подделкой. - Ну, спасибо папаша, хоть сто долларов прислал! - В тот момент я не удивился тому, что я сотни раз открывал книгу на этой самой странице и никаких сотен там не было. Следующими моими действиями было найти  применение замечательной находке. В принципе на том этапе жизни, мои потребности были минимальны, и как следовало из бюджетных расчетов, этой сумы мне хватит на пару месяцев вполне достойного голодания. Я представил: сегодня пойду в продуктовую лавку, отоварюсь различной снедью: консервами и сардельками, маслом и сырками. От представленных образов продуктов питания скрутило желудок, который вот уже пару дней отдыхал от пищевых упражнений. Накинув плащ, я вышел из квартиры. Спустившись, обратил внимание на то, что входная дверь ни с того ни ссего стала открываться не как обычно на улицу, а в подъезд. «- Вчера этого не было», - пронеслось у меня в голове, но долго на этой мысли я не смог задержаться, потому как урчание желудка, было громче зова любопытства. По дороге к магазинке я поменял купюру в обменном пункте. За одну бумажку зеленого цвета выдали пять красненьких и две желтые. О, это целое состояние, от которого хочется просто прыгать на месте. Целых пять пятисотенных бумажек! Да еще две желтые сторублевки! Ну не восторг ли? А когда я достал из кармана состояние и стал рассчитываться с продавщицей, которая привыкла к тому, что я расплачиваюсь грудой металлических монет, которые ей приходится пересчитывать, лицо её вытянулось и стало похожим на морду бультерьера от которого убежал полусдохший кролик. Я достал целую красненькую и уверенно протянул. Она взяла с недоверием и, так же как я проверял сто долларов, проверила красную бумажку. Лишь убедившись в подлинности купюры, она отдала сдачу и  пакет с вложенными в него продуктами. Как очутился в квартире - не помню. Как ел - помню. Как после этого спал - не помню. Как проснулся - помню, и как снова взял книгу, тоже помню. У меня мелькнула мысль, - папаша засунул в неё еще деньжат, надо только как следует поискать. Я снова открыл книгу и к моему удивлению того, первого предложения не было. - Это что за чертовщина? – прокричал я, не веря своим глазам. Я стал рыться в книге, ища ту фразу, которая исчезла, и нашел её через десять страниц. «- Нет, так не бывает», - не то произнес, не то подумал я, и на всякий случай закрыл книгу. Когда я открыл её снова, то фраза переместилась на третью страницу и нахально уставилась на меня первой нарисованной буквой в виде змеи пожирающей свой хвост. Да я руку дам себе на отсечение, - змея ехидно смотрела в глаза! И снова я закрыл книгу, не веря себе, думая, что сошел с ума. (Уж лучше бы действительно я тогда тронулся, хотя кто знает…) Естественно я ущипнул себя за ногу и, почувствовав боль, немного успокоился. «- Соберись», - приказал я себе, и вновь открыл книгу – первая фраза была на месте! Медленно, по слогам произнес вслух фразу, оглядываться по сторонам. К моему счастью я вовремя успел заметить взявшийся ниоткуда кулак, и увернулся от столкновения. Когда кулак исчез, я открыл книгу и снова нашел там сто долларов! - Вот пруха! – произнес я единственное, что тогда мог произнести, забрав купюру из книги. И в этот момент меня опять что-то стукнуло, естественно сзади. Когда очнулся, Франклин на купюре злобно ухмылялся во весь рот, при этом он показал язык и скорчил физиономию. - Да что же это такое? – спросил я у купюры, но ответа не получил. Скомкав доллары, я вновь открыл книгу. Как и ожидал, знакомая фраза оказалась в середине книги. Я не стал экспериментировать и произносить её снова, так как наконец-то до меня дошло - книга сама выдаёт тумаки вместе с купюрой. Дальнейшее изучение книги я проводил, обмотав голову всеми имеющимися в квартире полотенцами. Их было не так много, но от сотрясения мозга могли предохранить. Недолго думая я прочитал первую фразу на первой странице, но не ту, которая была первой, а ту, которая появилась вместо первой. Разумеется, сделал я это осторожно и полушепотом. К удивлению ничего не произошло - тумаков не было, равно как и книга ничего не выдала. Я немного расстроился, так как стал считать книгу волшебной и способной осуществлять любые желания. Но так как ничего не происходило, я расслабился и снял полотенца. Я стал дальше листать книгу, чтобы прочесть новое заклинание, но книга преподнесла еще один сюрприз - все страницы книги были заполнены новой фразой, первая буква которой изображалось деревом. Внимательно рассмотрев древо, я увидел висящие на нём плоды, выглядевшие несъедобными. Как я узнал, что это Сефирот? Когда-то давно я побывал на лекции странствующего ортодокса, и он, в качестве лекционного материала показывал изображение этого дерева. Сефирот или «Древо Жизни». Это один из самых мощных символов алхимии. Каббалистическая метафизика рассматривала мир как совокупность десяти божественных эманаций, каждая из которых содержит в себе одно из качеств этого мира. Эти десять чисел состоят из четырех основных элементов: Божьего Духа, воздуха, воды и огня, и шести пространственных направлений: вверх, вниз, влево, вправо, вперед, назад. Размышляя над ними алхимик открывал смысл Божественных тайн. В последствии эти вполне материальные критерии переосмыслялись и приобрели психологическую абстрактность, до понятий: Венец, Мудрость, Распознание, Милость, Сила или Строгость, Великолепие, Победа или Вечность, Величие или Признание, Основание или Фундамент,  Царство. В эту систему символьных обозначений древа жизни включают еще понятие Постижения.  Десять «Сефирот» обычно изображаются в виде сложного рисунка, который называют «Древом Сефирот» или «Древом Жизни». Создание алхимиком данного рисунка имело целью приобрести визуальное изображение целостности представлений о «Древе Жизни» с помощью последующей медитации.  Не став медитировать, (отчасти назло книге) я прочитал эту же фразу на последней странице, и опять ничего не произошло. Тогда я пошел на кухню и закурил сигарету. Вообще-то я редко курю, но сейчас почувствовал - только сигаретный дым может меня успокоить. Докурив сигарету, я подкурил новую, ожидая как никотин будет воздействовать на нервную систему. Точнее на то, что совсем недавно таковой являлось. Когда я докурил до середины сигареты, в дверь позвонили. Оставив сигарету в пепельнице, пошел открывать дверь, перебирая в голове кого могло принести. Так как я был причислен к лиге неудачников, то обычно меня никто не посещал, да и сам я редко ходил в гости. Открывая дверь, я был уверен - кто-то ошибся дверью или пришел почтальон. На пороге стоял незнакомый мужчина в светлом плаще. Он стоял так, что я не видел его лица, только волосы на затылке. «-Зачем ему плащ - сейчас лето!?» - пронеслось в голове. - Здравствуйте, вы не подскажите, а Мария Григорьевна здесь живет? – нерешительно спросил он. - Нет здесь никаких Марий. Я здесь живу, вы ошиблись, – прошипел, закрыл дверь и пошел на кухню. Когда почти докурил сигарету, звонок повторился. Я решил, - такому наглецу как этот мужик в моей квартире делать нечего и не пошел открывать дверь. Но звонок назойливо зудел, требуя подойти к двери. Каково было моё удивление, когда на пороге оказалась стройная блондинка, одного со мной возраста, да еще ни с того ни с сего чмокнувшая меня в щеку. - Жора, ты ждал меня? Ну конечно ждал! Вот я и пришла к тебе. Ой, а что это у тебя там? Ты собак любишь? – щебетала девушка, выглядевшая как моя мечта. Нет, не просто как - она и была моей мечтой. Только обычно красивые девушки, о которых можно мечтать, проезжали мимо в роскошных автомобилях с персональным водителем и если и замечали меня, то, скорее всего, точно также как фонарный столб, под который не будет мочиться даже последняя шавка. То есть я и он были, но были абсолютно несущественны, настолько ничтожны, что обращать на нас внимание, это проявлять явное неуважение к себе. Продолжая ничего не понимать, я оглянулся. Что я увидел? - Я увидел толстого бультерьера, вторую мою мечту после девушки. Хотя когда-то я мечтал о бультерьере больше чем о девушке, и это была первая мечта, но сейчас…, все же мне двадцать лет, и мечтать о псине в этом возрасте неприлично. - Он мой? – осторожно спросил я у девушки, которая к этому времени прошла в коридор и сняла белоснежные босоножки. - Ну не мой же! А как его звать? - Да…, да…, да…, я и не знаю. Я как-то…. Да я его, как и вас вижу впервые. Вообще бультерьер мне нравился. У него была отвратительно прекрасная морда, чуть косоватые красные глазки и роскошный тигровый шерстяной окрас. - Назови его Шушриком, - предложила девушка, пройдя мимо меня на кухню. – Ах, ты еще куришь на кухне!? – то ли спросила, то ли утвердила она моё право курить в собственной квартире. Стиснув зубы, я промолчал. Я медленно закрыл дверь. Но не подумайте, что я остался в своей квартире. От всего происходящего я начинал сходить с ума, и мне совершенно не хотелось ускорять этот процесс. Так как с детства я был не совсем и не всегда уверен в своей нормальности, то я постоянно рылся в различной справочной литературе по психиатрии, с целью доказать самому себе свою нормальность. К своему удивлению никаких таких уж явных отклонений за мной раньше не наблюдалось, но тут видно меня прорвало. И надо же, прорвало основательно и бесповоротно! Видимо все эти образы были столь мной желанны, что в какой-то момент времени я совсем свихнулся, и спасения от этого сумасшествия нет. Пока я спускался по лестнице, в голове шел интенсивный умственный процесс, связанный с тем, что я пытался определить в какую психиатрическую больницу мне лучше пристроиться. В моей фантазии всплывали видения самого себя спеленатого тугой смирительной рубашкой, с огромной соской во рту, кричащего «агу» и писающего в огромный пузырчатый подгузник. Еще я представил, как буду рассказывать историю своего сумасшествия старенькому психиатру, (а он непременно должен быть стареньким!), и то, как он внимательно меня выслушав,  пристроит в палату к слабоумным или к олегофренам. Там мы вместе, всем коллективом, будем пускать слюни и самодовольно ковыряться в носах, вытаскивая из них остатки пшенной каши, скормленной прошлым вечером. И главное, мы все там будем одинаково довольны и счастливы - от благополучного продолжения жизни в форме растений, у которых, как известно нет никаких желаний, поэтому молчаливо счастливых. Дойдя до двери подъезда, я обнаружил, что дверь снова открывается в нужную сторону, то есть в ту, в которую она открывалась раньше. «- Ну точно сбрендил», - подумал я, и тут заметил, что стою босиком. - Ну точно тебя примут в лучшем виде, - теперь вслух произнес я. «- Ну а что может случиться с тобой, если ты поднимешься в квартиру, где переобуешься? Что с тобой могут сделать твои видения?» – опять подумал я. - А ничего, - вслух ответил я сам себе. «- Вот и хорошо», - подумал я. Естественно я вернулся в квартиру, где меня встретили мои галлюцинации. - Как мило, ты вынес мусор, - поздравила с тем, чего я не делал, блондинка, а я, в свою очередь, решил - устойчивость галлюцинаций прямо пропорциональна тому, насколько ты готов воспринимать её как галлюцинацию. - Мусор? Да…, я пытался его вынести…, - честно признался я в том, что хотел бы избавить себя от прекрасного видения. - Ты как-то странно на меня смотришь. Ты что, сомневаешься во мне, не доверяешь? Какой ты глупенький, - щебетала блондинка. – Ах да, я не представилась - я - Кристина. - Жора, - я протянул руку, но это был не знак приветствия, а скорее желание ощутить её прикосновение. - Ну, тебя то я знаю. И знаю что ты Жора. Вот только не пойму, какой мне быть с тобой -  умной или дурой? - Гм, - все, что успел я выдавить из  себя, так как Кристина снова затараторила. - С одной стороны бытует мнение, что блондинки умными не бывают. Лично мне этот подход не нравится. Если честно. Но с другой стороны - желание Жоры - это закон. Так что если ты пожелаешь чтобы я была дурой - ты не стесняйся, так и говори. - Она так выразительно посмотрела мне в глаза, что я сказал, чтобы она оставалась умной. Неожиданно она поцеловала меня в щеку и даже отпустила мою руку. Вот интересно, если я выбрал второй вариант, она бы поцеловала меня? Кто её знает, эту блондинку? - Я Шушрика покормила. Ты знаешь, у тебя отличный пес. Я с ним подружилась. Он ногу мне облизал. А ты с ним часто гуляешь? Наверно четыре раза в день? Ну конечно четыре. Я же выбрала первый вариант! – Кристина так быстро говорила, что я не успевал отреагировать на её вопросы, и ей приходилось отвечать за меня. Разумеется, так и должны вести себя очаровательные натуральные блондинки. А она, несомненно была натуральной стопроцентной блондинкой, с шикарной фигурой, лицом ангела и … Пока я разглядывал роскошь её тела, подошел пес Шушрик и вальяжно растянулся вдоль моих босых ног. С непривычки я испугался. Вдруг он примет шевеление палцами за акт агрессии или ему не понравится запах? Тогда он оттяпает мои пальцы?! У бультерьеров оттяпывание конечностей - первейшая жизненная потребность! «– Нет уж, шевелиться не буду», - решил я, и замер. Так я и стоял посреди кухни, а вокруг порхала самая настоящая богиня блондинок. - Скажи Жорик, ты чего стоишь? Тебе не привычно, что за тобой ухаживают? – Кристина обратила внимание на мою несуразную позу. - Нет, то есть да, - пролепетал я, а внизу раздалось похрюкивание Шушрика. «-Эта скотина уже заснула», - решил я, и осторожно присел на табуретку. Двигался я медленно, боясь разбудить псину, которую про себя окрестил садюгой. « - Кстати, с чего это Кристина взяла, что он пёс, а не сука? Наверное, в моем бреду все как-то взаимосвязано, - подумал я, продолжая пытаться отделить явь от галлюцинаций. – Вот моя кухня, вот моя табуретка, я на ней сижу. Вот моя богиня, а под ногами, пес - Садюга! И все прекрасно», - я попытался успокоиться, но нервы есть нервы, и подите их успокойте, если они разгулялись и шарахают вас галлюцинациями. Тем временем Кристина закончила приготовления ужина и накрыла стол. Среди всего, что ей удалось извлечь из холодильника, (я, кстати, был совершенно не в курсе, что в холодильнике всё это спрятано), отличились нарезка семги и черная икра. Все остальное было не столь непривычно, но я отродясь не покупал этих яств. Я даже не знал, что они выглядят именно так. Но с другой стороны, не стоило этого показывать блондинке с длинными ногами. О, её изысканная, изящная тонкая фигурка, даже, пожалуй, хрупкая…, она так сильно возбуждала, сводила с ума. Восковая бледность её лица, обладающая чистотою слоновой кости, была почти неземной, однако губки в своем античном совершенстве заставляли вспомнить розовый бутон и лук Купидона. Её руки с тонкими пальцами были словно из мрамора, пронизанного голубыми жилками, и такой белизны, какую только мог доставить лимонный сок и Крем Королевы, и совсем не было выдумкой то, что она надевала на ночь лайковые перчатки и омывала ноги молоком. Навсикая Савская! А колдовская сила её глаз!.. как она возбуждала самую сильную страсть – страсть девственника лишиться невинности, предавшись всем тяготам похотливой половой жизни. Её брови были обольстительно шелковисты, и создавали арку невинности, но там не было невинности, там была похоть воплощенная царственным телом…. И волосы настоящей блондинки, спускающиеся по плечам кудрями морских волн, обнимающих вечернюю лагуну. Да…, еще вопрос, кого я предпочитаю - дур или умниц? Конечно, я предпочитаю её. И она кажется не против!.. - Как тебе нравится то, что я приготовила? Конечно, этот скромный ужин не может полностью тебя удовлетворить, но все же попробовать стоит. Я не понял, как случилось такое чудо, но я действительно преодолел барьер скованности и стал есть. Бесспорно, все, что я съел в тот вечер было божественно вкусно, я даже почувствовал себя посланником бога в благодать людскую, тем более что после еды у меня наступило состояние благостного отупения, в коем я и находился еще с полчаса. Кристина мыла посуду, постоянно оглядываясь. Садюга лежал на моих ногах и мирно похрюкивал, выказывая свою признательность, если таковая вообще есть у бультерьеров, и вечер казался идеальней идеального. Потом Кристина вышла с кухни, и я немного взволновался - а вдруг она решит уйти, оставив меня наедине с моей фантазией о её появлении? Преодолев страх перед собакой, я поднялся и осторожно пошел искать Кристину. Почему-то я не стал звать её. Меня, наверное, одолела та же робость, что и в первые минуты её появления. Я осторожно открыл двери спальни и обнаружил Кристину лежащей в постели. Её юбочка стала короче кротости, то есть она была, но её и не было. А чего я еще хотел в мире своих галлюцинаций? Чтобы она была одета в броню и пояс верности феодальным традициям католической инквизиции? Не в силах преодолеть накатившую волну стыда я так и не смог опуститься рядом с ней на кровать. А она смотрела прямо в глаза, гипнотизируя своей красотой. Она что-то говорила, но что, я не помню, так как я вообще в том момент не соображал. Я видел её длинные ноги, слегка выпирающие колени, трусики розового цвета, полурасстегнутую блузку, где прятались два выпуклых шарика её грудей, и ничего не понимал. Наверное, в этот момент впрыск тестостерона и адреналина в кровь достиг максимума, за которым стоит беспамятство или какая-то маниакальная забывчивость, или же что-то другое, называемое любовью. Вот удивительно, если бы я имел до этого сексуальный опыт, то, как бы я отнесся к её появлению? К её телу? Да и вообще ко всему тому, что было предо мною? Я бы меньше растерялся? Не думаю, скорее всего, наоборот…, я лёг рядом, потрогал её грудь, прикоснулся к губам…. Она ответила со всей страстностью, которая в ней скрывалась. Она что-то говорила, пела, щебетала и, наконец… Потом было то, что опытные люди называют сексом, хотя я с ними не согласен - в моём случае была самая настоящая любовь. Потом еще, и еще, и еще… Часам к четырем утра я заснул, обняв Навсикаю. Да, теперь я могу с уверенность заявить свою!