АУТОДАФЕ

Глава седьмая

Когда убивают близкого человека, это повергает в шоковое состояние, даже если вы не видели трупа. Но когда вы видите труп женщины, с которой три часа назад вы кувыркались в постели, вы проваливаетесь в состояние, которое находиться где-то между шоком и обмороком. Всё происходящее воспринимается в тумане, всё видите как будто смотрит другой человек, кто-то знакомый, но не очень. Вот в таком состоянии я находился, когда первый я заявил свои претензии на управление телом. Я с радостью передал ему бразды правления, а сам быстренько улепетнул в бескрайние просторы бессознательного, чтобы там как следует передохнуть от всего случившегося. Разумеется, я рассказал ему обо всем, что произошло, о последствиях, которые ему придется разгребать, и пожелал удачи.

За пожелание спасибо, но этого мало. Где, черт побери, этот Костька Тырчок? Куда его занесло? Почему его не было рядом с ним, то есть со мной, когда тело самовольно отключилось? Да, неважно все это - теперь здесь я, а, следовательно, всё будет в порядке.

Я дошел до своего дома и неожиданно до меня дошел весь смысл произошедшего. Я понял, - Кристины больше нет! Нет и не будет, что на самом деле я потерял не просто близкого мне человека, я потерял женщину моей мечты - любимую женщину.

- Какой к черту в порядке! – воскликнул я, не обращая внимания на старушек, пошел прочь от подъезда.

Спешка, с которой я уходил от дома, объяснялась желанием еще раз побывать на месте, где убили Кристину. Идти пришлось минут двадцать и к тому времени, когда я достиг злополучного двора, там уже убирали дворники. Они смывали с асфальта кровь убитых, переговариваясь между собой о произошедшем. Я подошел к пожилому дворнику и попробовал поподробнее у него всё узнать. Выглядел он довольно странно, какой-то весь скособоченный, помятый, с явно арабскими чертами лица. Я подумал, что он палестинский беженец, и от этого улыбнулся. Моя улыбка дворнику не понравилась.

- Тут девушку убили, вы не видели, как всё произошло?

- А тебе зачем, парень? – Переспросил он.

- Это была моя женщина, моя любимая женщина.

- А-а-а, бывает, - как-то обыденно проскрежетал дворник и на время разговора прекратил уборку. – Ты вот что, поди водки выпить, - посоветовал он, но я отказался, настаивая на том, чтобы он рассказал детали преступления. – Зачем тебе это? Пошел бы, выпил, тебе полегчает. Молодежь, одним словом. Эх, век ваш короткий, ну ладно, слушай. В половине десятого пришла она во двор…, с собачкой. Противная такая собаченция, вредная. Все тут обосала, всех облаяла. Я как раз подметал тут. Ну вот, потом подъехал убиенный Варлампий Серапионович, он тут офис содержал. А она к нему. Зачем, это я не знаю, но подошла и о чем-то они стали говорить. Он даже обратно в машину сел, а потом два мужчины подошли к ним и в упор расстреляли. А я вон тама был, - дворник указал на подвал. – Когда выбежал, увидел только трупы и спины этих мужчин. Они не торопились, спокойно уходили.

Рассказ дворника не только не прояснил ситуацию, наоборот окончательно меня запутал. Что было Кристине делать в этом дворе, о чем она говорила с этим хмырем?

- А собачка где? – спросил я, пытаясь высмотреть Шуршайлу.

- А песик убёг.

- Куда?

- На кудыкину гору. Откуда я знаю? Ну все парень, надо тут прибираться, а то скоро народ на обед будет вышныривать, им крови не надо видеть. Все, давай отседова, мне убираться надо.

Постояв около дворника еще одиннадцать минут, я пошел обратно к своему дому, вспоминая, где жил Костька, чтобы потом зайти к нему, узнать подробности. Хотя навряд ли он что-нибудь знал. И, кстати, кто такой этот хмырь, которого застрелили? За что, и почему его назвали Варлампием Серапионовичем? Круговерть какая!

Разумеется, если бы я был частным детективом или героем детективной книги, я бы сразу очертил круг предполагаемых убийц и пошел бы по их следу, но я не был ни тем, ни тем, я был простым олухом, которого втянула книга в неприятную историю. А вдруг и меня пристрелят, за то, что я суну нос туда, куда не следует? А вдруг, вся эта котовасия из-за меня и моей книги?

Дома я взял книгу и быстро прочел первую фразу, она показалась мне знакомой, но я не обратил на это внимания. Я заварил себе кофе и закурил сигарету. Затем мне стало необходимо записать все свои знания на бумагу, чтобы как следует расписать череду событий. Наверняка там найдется какая-нибудь зацепка.

Я стал расписывать что, кто и когда делал. Это занятие унесло три часа, и, к сожалению, толку от него не было. На всей бумажке было четыре имени, между которыми я поставил стрелки, и над которыми написал возникшие вопросы. Эта работа не устроила меня и я еще раз открыл книгу, в которой была всё та же самая фраза. Я покорно прочитал её, но ничего не изменилось, все осталось по-прежнему. Точнее нет, не то же самое, где-то внутри моей психики что-то щелкнуло, и я почувствовал приступ справедливого гнева. Но в той ситуации я не обратил на возникшее чувство внимания. Ну, возникло и возникло, в конце концов, оно имело полное на то основание, я даже воспринял его как само собой разумеющееся.

Как заметил один мой знакомый, быть хорошим человеком, значит обрекать себя на жизнь вне хороших вещей. Сейчас я чувствовал себя хорошим человеком, почти Савонаролой, и это меня пугало. Если я и дальше буду лишаться всего хорошего в моей жизни, значит, жизнь моя не удалась, и я обязан разобраться в причинах того, почему именно я лишен радостей жизни.

Мысль о вселенской несправедливости по отношению ко мне, будоражила. Почему, спрашивал я, почему господи ты выбрал именно меня для такой жестокости? Почему именно меня ты лишил идеала? Это не справедливо.

Просидев так, еще пять минут я решил, - пора искать справедливость. Для уверенности я еще раз открыл книгу и пролистал её. На всех страницах была одна и та же фраза, я снова прочитал, и снова ничего не произошло.

Я переоделся в белый плащ и вышел на улицу. Было уже полшестого вечера, слегка зябко и накрапывал дождь. Одним словом самая лучшая погода, чтобы не спеша вести расследование. Честно говоря, после последнего прочтения фразы, в меня вселилась такая жажда справедливости, что я на всё был ради неё готов, даже пойти домой к Тырчку.

Объясню с чем связана моя решимость направиться именно к нему. Дело в том, что его папарий терпеть меня не мог, связывая неудачи сына с моим влиянием. Конечно, это была первая и последняя глупость, но тем не менее она была. Обычно этот оболтус, его сын, ввязывал меня в неприятности, из которых я выбирался, в отличие от Костьки. Так в восьмом классе Костька решил прогулять контрольную и естественно втянул и меня в эту авантюру. Мы тихо и мирно паслись на школьном дворике, когда там появился вихрь в юбке, он же наш завуч - Ираида Исхаковна. Женщина нервная, властная и ненавидящая школьников. Так вот, эта мегера схватила нас, когда мы докуривали сигареты и поинтересовалась, а что это мы тут делаем? Естественно, Константин стал что-то вещать в свое оправдание, тогда как я заявил, что у меня из носа идет кровь. Ираида Исхаковна внимательно посмотрела в мои глаза, после чего заявила, что я вру. Я же в свою очередь заявил, что кровь я отмыл, а Костьку попросил побыть рядом с собой, если я вдруг шлепнусь в обморок. Костька чуть не испортил все дело, когда она спросила его, так ли это на самом деле. Этот дурень опять промычал что-то невразумительное, а я решил привести обещанное в исполнение, и равномерно, то есть всем телом сразу, плюхнулся на землю. Началась паника, вдувание в меня воздуха, обмахивание платком, что в результате воскресило меня из обморочного состояния, и я был отпущен домой. Костька плелся рядом со мной, и виновато шепелявил, что если бы не я, то его…, а я с тех пор отношусь к этому дурню, как к дурню, что впрочем, не мешало мне периодически общаться с этим олухом и потом, она нас прозвала белым братством. Наверное в противовес красной системе образования.

Дойдя до дома сотоварища, я поднялся на его этаж. Квартиру открыла его мать и сразу же стала высказывать соболезнования, по поводу гибели моей возлюбленной.

- Надо же, - тараторила Светлана Васильевна, - такая беда. Такие молодые…, а уже у******о увидели. Да ты проходи, Жора. Разувайся. Ах ты, беда то какая.

- А сам то  Костя дома? – Поинтересовался я, так как по прихожей я не увидел его обуви. Я не понял, дома он или же его нет.

- Дома, дома. Он как пришел, всё мне рассказал и лег спать. Такой кошмар! Проходи, я его разбужу.

Она провела меня на кухню, а сама отправилась будить сынулю увольняя. Минут через пять отпрыск семейства Тырчков появился перед моим суровым взглядом. Мне хотелось взять раскаленный нож и вырезать на его любу вопрос, почему он, скотина, бросил меня во дворе, где было совершено у******о.

Тырчок появился через пару минут, заспанный, жалкий. На меня он не смотрел и сразу сел на стул рядом с мойкой. У меня создалось впечатление, что Тырчок подследственный, который осознает всю тяжесть совершенного преступления, и я решил воспользоваться своим преимуществом.

- Ну что, Костя, будешь говорить, или как? – И почему-то возникло желание, чтобы он обязательно обращался ко мне гражданин начальник.

- А что говорить? Ты куда-то делся, оставил меня одного. Я тебя искал. А потом увидел, как около тебя менты вились. Ну, сам пойми, мне то зачем светиться? На работу сообщат, будут неприятности. Это тебе хорошо, ты же нигде не работаешь.

- Да прекрати ты ныть. Я и то не ною. Слушай, ты вот что мне скажи, ты часто туда почту тащил?

- Ну бывало.

- Не ну, а с подробностями.

- Да какие могут быть подробности? Я приносил бумаги из своей конторы в ихнюю, дальше коридора меня все равно не пускали. Отдам под роспись и ухожу. Вот и все. А тебе то зачем это всё знать?

Я задумался, стоило ли этому паршивцу сообщать о гибели моей мечты или же нет. Пожалуй, - решил я, - ничего ему говорить не буду. Мал еще.

- Надо мне это, надо Костя. А ты мне не можешь сказать, что за человек был тот мужик, которого завалили, - очень мне понравилось слово завалили, и я искал возможность его вставить.

- А я почем знаю? Надо было у той девицы спрашивать, она, наверное, знала или обратиться к Юстину Покалеченному, - этот Юстин, был нашим старым знакомым, который всё, про всех знал. – Если бы ты хотел узнать подробности этого преступления, ты бы пошел к нему, а не к ко мне.  Он то точно в курсе всех преступлений, которые происходят в нашем городе.

- Наверное, ты прав, но твой Юстин вот уже полгода живет в Америке, вместе со своими предками. К нему теперь не добраться. – Я помолчал. Для солидности. – Слушай, а ты лицо её видел?

- Ну да.

- А ты её раньше во дворе видел?

- Ну да. Да и потом, её же вместе с ним убили, а значит, она его знала.

- А ты не допускаешь возможности, что она просто с собачкой гуляла? – Я начинал на него злиться, точнее на то, что он говорил.

- Нет, в том дворе с собачками не гуляют просто так. Я это точно знаю. Уж очень крутые там живут.

- Вот видишь, ты знаешь, что там живут крутые.

- Ну и что?

- Да я никогда не поверю, чтобы курьер ничего не знал о своих хозяевах. Ты же наверняка заглядывал в письма, которые разносил. А ну колись, гнида! – Как же мне понравилось называть его гнидой, да он и был гнидой. Только школьной гнидой.

В это время Тырчок как-то сжался, как будто я раскрыл его самый важный секрет. После этого он окончательно сдался и выдал мне кучу бесполезной информации, по поводу содержимого корреспонденции. Я внимательно его выслушал, сделав для себя кое-какие пометки. Пару раз я задавал ему наводящие вопросы о том, какие письма он носил в офис к убитому, и он самым честным образом все мне рассказал.

Дальнейшие вопросы были совершенно излишни, и всё больше бы уводили меня от поиска правды, и я ушел от Костьки, оставив его с его никому не нужными знаниями. Действительно, не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, пускай остаются голодными.

По дороге домой, я почувствовал головокружение. Оно было настолько сильным, что мне пришлось сесть на скамейку, недалеко от станции метро. Недалеко от меня паслась лошадёнка, а рядом с ней стоял фотограф и предлагал всем прохожим сняться верхом на лошади. Как только я сел, мне показалось, что и на меня сели. Это странное ощущение чьей-то навалки заставило меня закрыть глаза, и сразу же я очутился в состоянии, которое и сном то нельзя назвать. Оно, это состояние было похоже на то, когда я исчезал под давлением второго я, появляющегося в урочный час. Часов у меня не было, но я находился в этом состоянии не меньше часа. Наверное, я слишком сильно устал, и моё сознание отказывалось воспринимать реальность, поэтому и отреагировало таким образом. А вообще, очень странное состояние. Очень странное, такое, как будто на тебя навалились…

Очнулся я сразу, резко вскочив с лавки, и сразу пошел домой.

Очутившись в своей квартире, я начал снова записывать всю имеющуюся у меня информацию. От этого занятия я даже поумнел. Нет, правда, я и не подозревал, что у меня есть детективные способности, я даже детективов никогда не читал, не то чтобы смотреть эту муру по телевизору. А тут как поперло, что я даже не обратил внимания на голод. Кстати, я целый день не ел, и это меня не тревожило. Я встал, сделал себе кофе и тут услышал, как в дверь кто-то скребется. Я пошел открывать дверь, посмотрел в глазок и никого там не увидел. А в дверь скреблись. Наконец я решился открыть дверь и обнаружил там бультерьера.

- А Шуршайло, вваливай! – Обрадовался я возвращению блудной псины. – Жрать хочешь?

Жрать он хотел, так как в ближайшие пару минут я только и успевал бросать куски замороженного мяса из морозильника. Ополовинив содержимое заморозки, Садюга, словно насосавшийся клещ, отвалился от миски. Я свернул всю свою деятельность, так как мне было интересно понаблюдать за псиной, все-таки он - это всё что у меня осталось после Кристины.

Мысли о ней заставили меня пойти в спальню, где совсем недавно она была рядом со мной, и ничто не предвещало скорой разлуки. Я загрустил и не заметил, как к ногам прислонился Садюга. Это немного меня успокоило, но только немного, так как моя страсть узнать правду, была сильнее, чем все остальные желания.

Некоторые считают, что мужчинам живется намного лучше, чем женщинам: во-первых, они позже женятся, во-вторых, раньше умирают, в моём случае все получилось иначе. Я даже не успел назвать Кристину женой, не успел сделать ей предложение руки и сердца, столь быстротечной была моя связь, и вот её нет…

Ну, хватит рассусоливать, - сказал я сам себе, - ты мужчина, и должен оставаться им несмотря ни на что. Хотя пол ложечкой жутко сосало и её не хватало, но мысли вещь управляемая, и при желании можно думать, о чем нужно думать, если конечно ты умеешь думать. Как мне казалось, я только и думать умею. Значит, моя задача систематизировать имеющуюся информацию, обработать её и самое главное договориться со вторым я, одновременно пользоваться телом. На время расследования разумеется.

Шушрик грел ноги, я смотрел в стенку, то, что происходило в моей голове, иначе, чем кавардаком не назовешь. Мысли прыгали с одного на другое, а толку не было никакого. Сколько я не пытался вызвать второго я на общение, он упорно не желал появляться. Гад. Одним словом идей не было. И тогда я взял книгу, вдруг фраза поменялась?

Фраза осталась прежней, но я все же её еще раз прочитал. И снова всё осталось по-прежнему. Я подумал, что может быть, я звуки произношу не правильно, и поэтому фраза не действует и еще раз, отчетливо её произнес. Бесполезно. Ничего не поменялось. Только я еще сильнее захотел узнать правду и добиться справедливости.

Но как? Что мне надо сделать, чтобы её узнать? Я был в тупике.

В тупике, кроме меня, было еще отчаяние и злость из-за моей беспомощности. В голове возникли картины современных крутых парней, которые в курсе всего происходящего и имеют массу возможностей и связей для ведения небольшой войны в пределах города. А у меня ничего такого не было и в помине. Была только книга, пускай и первого божьего слова, и та застряла на глупой, ничего не значащей фразе. Как же мне не хватало мышц, связей, ума, денег, крутизны, боевиков и еще тысячи разных мелочей, для достижения того, чего я хочу: правды и справедливости, ибо, как отметил Гёте, судья, который не способен карать, становится, в конце концов, сообщником преступления. Я не хотел быть сообщником, я хотел быть судьёй!

С каждым мгновением это желание росло. Оно стало настолько сильным, что я приступил к допросу свидетеля преступления, пса Шуршайло, в просторечье – Садюги.

- Клянешься ли ты пес приблудный, говорить правду, правду и только правду? – Задал я вопрос псу, сложив его лапу на книгу.

Шушрик наивно посмотрел на меня сквозь прищур садистских глаз. Как мне показалось, он ответил согласием.

- Итак, заседание начинается! Допрашивается пес Шушрик, присутствовавший на месте преступлении в качестве выгуливаемой собаки. Свидетель был на поводке, возможно мочился. Так ли это, свидетель? – В моей голове нарисовалась картинка, как Шушрик писает на стены двора, а Кристина, скромно потупив глазки, старается не смотреть на это безобразие.

- Вы видели убийц? – Неожиданно резко спросил я, сам того не ожидая. И сам себе ответил: - он видел убийц! Осталось только описать мерзавцев. Как ты будешь это делать, Садюга? – Я впервые вслух произнес имя зверюги, которым до сих пор называл его про себя.

Пес молчал. Он только виновато осматривал мои ноги, как будто понимая, о чем я его спрашиваю. Конечно, данное действие можно было продолжить, но это было бессмысленно. Конечно, пес узнает ублюдков, если окажется рядом с ними, но как это сделать?

- Ладно, ступай. Все равно это бесполезно, ничего ты мне не сообщишь. Вали отсюда.

Пса я прогнал. Когда я остался в одиночестве, на меня накатила странная потребность в справедливости, и я стал судить себя. Оставлю за скобками все претензии, которые я себе выговорил и перейду к тому, как я собрался убежать от самого себя, и мне это почти  удалось.

Почти, потому что мой сменщик так и не появился, а это само по себе было странно. Раньше он появлялся без пяти минут двенадцать, заявляя свои права на тело, и мы, перекинувшись парой слов, совершали подобный обмен. Но сейчас этот демон эгоизма исчез в бескрайних просторах бессознательного, не оставив даже намека, где его искать. Ну да и пусть ему, хочет шебаршиться в неизвестности, пускай шебаршиться, а я не собираюсь сидеть сложа руки, я собираюсь выйти на тропу охоты за справедливостью.

Как сказал Монтень, правда настолько великая вещь, что мы не должны пренебрегать ничем, что ведет к ней. Меня совершенно не смущала необходимость покопаться в помойке того двора, где совершили у******о Кристины. На всякий случай я взял с собой Садюгу, надев на него поводок. Собака, даже плохая, все равно всегда что-то вынюхивает, и я решил поэксплуатировать этот собачий дар, в целях поиска улик преступления.

Я всю ночь ковырялся в мусорных контейнерах под бесподобным надзором Садюги, который отказывался влезать за мной в помойку. По всей очевидности, заявляя о своём явном превосходстве надо мной. Периодически я доставал из мусорки какую-нибудь гадость и давал обнюхать её псу, но он отворачивал морду и по-дурацки прищуривался. Да, хреновый из меня поисковик-практик, все-таки я детектив-теоретик.

Тех результатов, что я ожидал, мои поиски не дали, и я вернулся домой с первыми лучами солнца. А еще я страшно вонял, но  этот отвратительный запах не явился преградой моей жажде справедливости и правосудия, ради достижения которых я решил устроиться на работу в чертовой подворотне. Так будет больше шансов собрать всю нужную информацию.