Весна раньше календаря

Глава XVII

XVII

Людмила Григорьевна сдержала слово: уже утром вторника на дверях школы висело объявление об отмене занятий с завтрашнего дня, в школьном дворе уже стояла длинномерная «Газель», гружённая профлистом и новыми стропилами, а по крыше уже расхаживали страшноватые таджики, перекрикиваясь на непонятном языке.

Директор школы в своём кабинете разговаривала по телефону, верней, не разговаривала, а молча слушала возмущённый мужской голос. Перекинув трубку в левую руку, она правую нетерпеливо протянула по направлению к Саше и пошевелила пальцами:

— Давай, давай!

— Что давать? — не поняла Саша.

— Характеристику давай. Нет, я не Вам. Нет, я Вас слушаю. Слушаю, хотя не обязана.

— Но я хотя бы сегодня могу провести ещё один урок? — беспомощно спросила Саша. Ещё вчера она была полноценной учительницей и ловила на себе не одни равнодушные, но и дружелюбные, и восхищённые взгляды, а уже сегодня её откровенно и грубо выталкивали за орбиту школьной жизни.

Людмила Григорьевна прикрыла ладонью динамик телефона. Смерила Сашу взглядом с головы до пят.

— Иди в класс, — разрешила она. — Напиши на доске тему сочинения. Пусть пишут целый урок. И назад живо!

— Так дисциплины же не будет, Людмила Григорьевна! — жалобно воскликнула Саша и, не получив ответа, упавшим голосом спросила:

— Какую тему?

— Любую, мне плевать, — директор, отмахиваясь от неё, уже вновь слушала невидимого собеседника.

* * *

В классе ученики повскакивали с мест, едва увидев Сашу:

— Александра Васильевна!

— Александра Васильевна, а Вы больше не будете у нас вести?

— А почему?

— А я плакать буду! — сообщила низким певучим голосом Амина.

— Тихо, тихо, ребята, а то я сама заплáчу, — пробормотала Саша. Давно ли она так же стояла перед этой доской и тому же классу кричала о том, что они — болото? Или что там она кричала? Уж и не вспомнить… — Урок сегодня я провести не смогу, точней… мне его не разрешают провести. Поэтому вы весь урок пишете сочинение. Работы оставьте на моём… то есть на учительском столе.

— Фу, сочинение, опять!

— Дебил! Ура, даёшь!

— Сам дебил!

— А кто Вам запрещает?

После этого вопроса класс вдруг затих. Саша обвела своих учеников глазами и отчего-то остановилась взглядом на Амине Ероян.

— Это из-за Максима? — вслух спросила Амина, глядя на неё красивыми и печальными восточными глазами.

Кстати, Максима в классе не было.

Саша отвернулась к доске, закусив губу, и крошащимся мелом проворно написала на доске тему, самое первое, что придумала:

Книги, которые оказали на меня влияние

Поставила в конце точку.

— Обратите внимание на то, что в русском языке существуют две нормы оформления заголовков, рукописная и печатная, — глухо сказала она. — В печатных заголовках точка в конце не ставится. В заголовках, написанных от руки, ставится.

И, сдерживая слёзы, выбежала из класса.

В директорском кабинете меж тем атмосфера накалилась. Людмила Григорьевна уже не слушала, а кричала в трубку:

— А я Вам говорю, у меня акт, понимаете? Вчера мы вместе с завучем и физруком произвели визуальный осмотр чердака. Что на крышу залезла в семьдесят два года, скажите спасибо! Свалюсь оттуда и в лепёшку разобьюсь — В-ы мне пособие по инвалидности платить будете? Вы, да? Спасибо! Вот спасибо на добром слове! Вот низкий поклон вам, родной человек! Пустобрех… Что слышали! Составили акт! Нет, Вы подождите, Вы уши-то разлепите свои! И в акте зафиксировано, что состояние крыши представляет… Что значит «какой акт»! Половой! Что-о?! Это ты мне говоришь? Мне? Ну и садись сам в моё кресло, если такой умный!

Сбросив сигнал, она с досадой шваркнула трубкой об стол. Телефон почти сразу зазвонил снова.

— Родители, — пояснила Людмила Григорьевна. — Мозга нет, а гонору, гонору! Веришь ли, минуты не было свободной! Знаешь что? Напиши сама себе характеристику! Что угодно, общими фразами. Ну там, «Продемонстрировала…», «Показала…», «Оправдала…», «Проявила…», «Пользуется уважением…», «С учётом вышесказанного…» И оценки поставь любые. Да что ж ты пиликаешь всё! — в сердцах обратилась она к телефону. — Я в коридор пойду…

Схватив телефонную трубку (телефон был беспроводным), директор вышла из кабинета. Ей, наверное, хотелось сказать собеседнику пару ласковых, а при Саше она стеснялась это делать.

«Я плохой человек, — печально подумала Саша. — Из-за меня целая школа закрылась на три дня, дети не получили знаний. Учителям придётся навёрстывать, уплотнять материал, менять планы, проверить лишнюю стопку тетрадей. Впрочем, ребятишки рады, пожалуй…»

Взяв со стола бланк характеристики и поместив его на колени поверх телефонного справочника двадцатилетней давности, девушка в графе «Заключение учителя-предметника» ясным, отчётливым почерком вывела следующее:

Студентка А. В. Синицына в процессе подготовки уроков русского языка и литературы и проведения их проявила достаточно поверхностное знание методики преподавания. Их там вообще учат методике, в педагогическом университете? Или ничему не учат? (Методике в педвузе действительно учили плохо, точней, почти никак, видимо, не считали особенно важным предметом и даже не очень мыслили выпускников как будущих учителей.) В общении со старшеклассниками продемонстрировала эмоциональную невыдержанность и беспечность. Со старшими учителями на контакт не идёт и, как следствие, их уважением не пользуется. С учётом вышесказанного рекомендуем выставить Синицыной А. В. за работу во время педагогической практики в Чернопрудненской СОШ оценку «3» («удовлетворительно»).

В графу «Заключение классного руководителя» она вписала лаконичную строчку:

Воспитательную работу не проводила. «Удовлетворительно».

Людмила Григорьевна вернулась спустя минуту, ещё окутанная облаком праведного гнева. Не глядя, она поставила внизу листа свою размашистую подпись вместе с должностью, пришлёпнула её печатью учреждения и лишь потом всмотрелась в текст, шевеля губами:

— «…Проявила достаточно поверхностное…» «…Эмоциональную невыдержанность…» Голубушка! Деточка моя! Что же ты пишешь такое! Смотри ты, сама себе тройку влепила! Александра Васильевна! Саша! Ты заболела, что ли? Водички тебе дать?

— Так это ведь всё правда, — ответила Саша негромко.

— Возьми другой бланк и перепиши, быстро! — скомандовала директор. — Что это за нелепая демонстрация? Кому она нужна?

Девушка, продолжая мотать головой, осторожно потянула характеристику на себя и, сложив её пополам, убрала в сумочку.

— Нет, Людмила Григорьевна, — ответила она, на секунду зажмурившись, чтобы не дать пролиться слезам. — Жизнь не переписывают. У меня нет другого бланка.